Мы очень хорошо знаем: людей с инвалидностью много. Ну, просто все мы хотя бы раз бывали за границей и видели, как много там на улицах городов людей на колясках, или с белой тростью или с видимыми проявлениями аутизма, паралича и так далее. И мы понимаем, что в России их не может быть меньше. Ну что у нас, климат лучше, трава зеленее? Нет. Просто большинство людей с инвалидностью сидят дома. Они не могут выйти из квартиры. Или не хотят. Стесняются. Боятся. Вообще не верят, что этот мир принадлежит им точно так же, как остальным людям, и что они имеют полнейшее право быть обычными членами общества. — Вы с ума сошли? Куда она одна?! Она же на коляске! — мама девушки с инвалидностью возмущалась так, будто я предложил ей отдать дочь в рабство. Девушка была вполне совершеннолетней, даже уже отметила собственное тридцатилетие. С абсолютно здоровым интеллектом и ничуть не затрудненной речью. То есть единственное, что ее отличало от остальных — это коляска. И мама, которая не отпускала от себя дочь ни на минуту. — Послушайте, ну я как-то передвигаюсь один, — я демонстративно щелкнул по колесу собственной коляски. — В Москву вот недавно ездил. — Сам? — уточнила мама. — Ну, не совсем сам. На поезде. По Москве — на такси. Но мог бы и на своей машине рвануть — на юг, как правило, именно на машине катаюсь. Мама девушки замолчала. Она смотрела на меня с явным неодобрением. Я рушил ее картину мира. Уже казалось, я победил, но… — Вы мужчина! — мама схватилась за аргумент как за спасительный круг и быстренько восстановила картину, в которой ее дочери место — только рядом с мамой и желательно — дома. Вообще-то мы могли бы изменить ситуацию. И с этой девушкой, и с сотнями других родителей, у которых появились дети с инвалидностью. С детьми, которые родились «не как все». Со взрослыми, которые в одночасье вдруг перешли из разряда «здоровый, как бык» в разряд «инвалидность I группы». Мы могли бы работать с ними, показывать их горизонты, помогать в психологическом преодолении трудностей… Мы могли бы многое. Недавно меня позвали поговорить с молодым парнем. Еще полгода назад он занимался волейболом, тусил в ночных клубах, кружил головы девчонкам... Потом — авария, реанимация, инвалидная коляска… — Помогите! — умоляюще попросила его мама. — Он не хочет жить, я боюсь за него. Приехал. Парень встретил меня не очень дружелюбно. — Кто вас сюда звал? — неодобрительно спросил он. — Мне никто не нужен. Мы говорили с ним несколько часов — о той самой жизни, что на самом-то деле продолжается. Я рассказал о себе. Что сам пять лет лежал. Потом учился. Потом работал. — Да и хватит себя жалеть! — подвел итог я. — Ты молодой, все у тебя впереди. Может, чуть просто больше усилий потребуется. Он попытался ответить. Поканючить даже. Пожаловаться на обстоятельства. Но внутри я понял — семена посеяны. Это важно. Не оставлять таких ребят наедине с бедой. Помогать семьям. Оказывать психологическую помощь сразу после травмы. Но государство не предоставляет некоммерческим организациям информации о людях с инвалидностью. А соцзащита не может оказать людям той поддержки, какую можем оказать мы. Знаете, как мы собираем людей с инвалидностью на наши мероприятия? По объявлениям, анонсам в соцсетях, через знакомых знакомых. И в результате — одни и те же лица. А где взять другие, если мы не можем получить информацию о них, а они — о нас? Или знают о нас, но стесняются сами написать (кстати, не стесняйтесь! Пишите). А ведь вопрос решить просто. Достаточно поделиться с НКО (хорошо, пусть не любым, но доказавшим свою компетентность) информацией о людях с инвалидностью. А еще лучше ввести в систему: когда родителям говорят: «Ваш ребенок — инвалид», приглашать к ним не только врача, но и специалиста из НКО. И лучше — специалиста с инвалидностью, который поможет маме с папой пережить такой удар и научиться жить дальше. И к людям, внезапно получившим инвалидность, тоже приглашать такого консультанта. И к их родителям, супругам, детям — тоже. Это здорово поможет обществу стать взрослее. И терпимее. И удобнее для каждого.
