«Цензура! Правильно». Чего не должно быть в детских книгах
«На встречах я детям говорю, что читать вообще не обязательно». Почему? Об этом рассказывает детский писатель Ольга Колпакова. Зачем это мне? Рада Боженко, «АиФ-Урал»: Ольга, всегда было интересно, как детские писатели выбирают темы? Изучают интерес своего читателя? Или, напротив, формируют его? Ольга Колпакова: Очень по-разному. Есть авторы, которым интересно писать на злободневную тему. Скажем, у нас параллельно, на волне появились две книги про детские самоубийства. Причём одна из них – «Я хочу жить» Аделии Амраевой из Казахстана – получила литературную премию имени Владислава Крапивина. Очень хорошая книжка. Сразу понятно, что для автора это не просто «модная тема» - а для нее очень больная и пережитая. Моя особенность – не могу писать художественные тексты по заказу. При этом легко и просто пишу познавательные, на любую тему, какую вы мне дадите. Мне самой это страшно интересно! Люблю в теме глубоко копаться, обязательно дохожу в ней до самого дна – хоть диссертацию защищай. Самое интересное в «познавалку» возьму, напишу так, чтобы детям тоже было интересно читать и они тоже бы подивились. Но художественные тексты я писать так не могу. Более того, не могу писать, пока не сформулирую, о чём это, зачем это мне. Скажем, одна из моих новых книг, «Полынная ёлка» (первое детское произведение о депортации), могла бы быть написана и десять лет назад, поскольку материал – воспоминания моего дедушки и учительницы немецкого языка - был у меня давно. Но я не знала, что с этим материалом делать. До определённого времени, пока в мозг не стал стучаться вопрос: «Почему Бог позволяет такому в жизни осуществляться? На чьей он стороне? Через что или кого он может на нас влиять?». Глобальный, вообще не детский вопрос, но мне лично было важно найти на него ответ. И тогда материал выстроился, я поняла, как об этом рассказать детям. И со следующей повестью, которую пишу, я долго бьюсь и мучаюсь. Знаю всё, кроме того, как реализовать в тексте то, о чём я думаю. У меня вот такой путь. - Детей сегодня многие упрекают в неспособности воспринимать «правильную» информацию, художественную литературу... Потерянное поколение, словом. - Ни о каком потерянном поколении не может идти речь. Дети сегодня удивительные! Мудрые, ранимые, романтичные. Мне с ними очень интересно разговаривать. Причём не только с теми, кто приходит на встречи подготовленным, с кем можно углубиться в тему, но и с теми, кто вообще ничего не знает, ничего не читал. Если их зацепить на крючок, они за книжкой выстроятся в очередь в библиотеку. Тащить в гору - Может быть, мало кто пытается их зацепить? - Наверное, да. Какими бы святыми людьми ни были педагоги, им сегодня приходится заниматься совсем не тем. Мои родители отработали по 40 с лишним лет в сельской школе. Папа начинал с того, что бегал за пять километров из своего села в посёлочек, где у него было семь учеников первых-третьих классов, которые занимались одновременно. Помню, он рассказывал, как они всей школой (все семь человек) шли на урок физкультуры. Дети усаживаются на санки, а преподаватель и какой-то второгодник (или просто большой парень) тащат их в гору, чтобы с неё кататься. Мне кажется, предназначение педагога – тащить детей в гору, а писатель – это как тот второгодник, который может немного подмогнуть в этом деле. Но сейчас педагогам очень тяжело. Папа, как только вышел на пенсию, сразу ушёл из школы, сказав: «Не хочу заниматься бумагами, хочу заниматься детьми, а мне такой возможности не дают». Родителям тоже сегодня не до этого. Им приходится работать по 12-14 часов, чтобы семье как-то выжить. И поэтому книги остаются одним из немногих источников, которые могут тихо, не торопясь с ребёнком на интересные ему темы поговорить. Телевизор тоже это делает, но агрессивно, он не дает ребёнку возможности обдумать, проанализировать, какой-то ответ послать. О чём учёные говорят? При просмотре телевизора нет пауз для создания новых нейронных связей, как при чтении. В тебя просто загружается нечто «прожёванное». А читая книгу, ты рисуешь сам себе картинку, ты сам себе и режиссёр, и оператор, и артист. Кто угодно. И при этом в голове происходит неимоверная работа. Хотя на встречах я детям говорю, что читать вообще не обязательно. - Неожиданно! - Но ведь многие наши прадедушки и прабабушки не умели читать. Но они РАЗГОВАРИВАЛИ. И если у вас есть рядом такой, умеющий разговаривать, учитель, есть возможность слушать музыку, танцевать, рисовать – да не читайте, ради Бога! Вы возьмете всё, что нужно, из другого источника. А когда появится потребность, начнёте читать. Чтение – это труд великий, и не все к нему способны. Сегодня любят говорить, что Советский Союз был самой читающей страной. Ничего подобного, мне кажется, это миф. Смотрю по своим одноклассникам – кто-то - да, как я, читал взахлёб книги. А кто-то реализовался в чём-то другом и счастлив не меньше, чем я. Решето внутри нас - Вспомним недавнюю историю про пресловутые 16 книг, которые детский омбудсмен Анна Кузнецова «не рекомендовала бы к прочтению даже взрослым». В этот список попала «Петушиная лошадь» нашей дивной Светланы Лавровой и бедный «Телок-дристунок» из сборника Афанасьева. Как вы считаете, подобные «чёрные списки», цензура в детской литературе должны существовать? - Нельзя обсуждать то, что ты не читал, - это настолько непрофессионально! Я уже в нескольких интервью говорила: я за цензуру. Но после этих слов обычно ставится точка, и они не расшифровываются. На самом деле, если кто-то думает о каком-то государственном цензурном комитете как источнике просеивания, то это невозможно в современном мире. Я говорю о другом. Во-первых, о внутренней писательской цензуре. Хороший, талантливый писатель ответственно подходит к своему тексту. Он может писать о чём угодно, но при этом ставит метку «18+». Во-вторых, я за редакторскую цензуру в издательствах. У нас на всех уровнях профессионалов стало мало, и хвала тем издательствам, где сидит хороший редактор, способный оценить и отсеять некачественный (дело не только в острых темах, в которые детям погружаться рано) текст, некачественный язык через мелкое решето. Кроме того, я за родительскую цензуру. Не надо перекладывать ответственность на издательства и на самих детей. Если ты не хочешь, чтобы твой ребёнок под воздействием книги спрыгнул с крыши, начал наркотики принимать или еще какую-нибудь гадость делать, возьми и сам прочитай эту книгу, а потом прими решение – покупать её или нет. Но то, что в книгах должны подниматься эти вопросы, – не обсуждается. Возможно, кого-то они, наоборот, спасут, кому-то покажут выход. Возможность выбора должна оставаться. Но родители вправе просеивать книги через собственную цензуру. Нельзя исключать тот неоспоримый факт, что книги могут очень сильно повлиять на человека. Я часто рассказываю детям, например, про Виталия Сундакова, который стал известным путешественником, начитавшись Жюля Верна и приключенческих книг. Множество примеров, когда человека книга «перекопала». Мы же внутри себя тоже имеем «решето», которое состоит из того, чему нас научили, как воспитали, из нашего индивидуального восприятия. Литература, язык – это настолько сложный инструмент, что учёные до сих пор доподлинно не знают, как он работает. При этом очевидно, литературой мы «воспитываем» свой мозг так, чтобы им было сложно манипулировать, чтобы он сам думал, анализировал и принимал решения. - Предлагаю пофантазировать. Если бы от вас зависело формирование школьной программы по литературе, какие изменения вы бы внесли? - В школьной программе есть замечательный блок – дополнительное чтение, в рамках которого учитель имеет право индивидуально ребёнку какие-то книги рекомендовать. Я бы усилила этот блок современной отечественной литературой. И, возможно, пересмотрела бы возрастные рамки. Не уверена, что все поголовно должны, например, читать «Войну и мир», сложные вещи Достоевского или поэзию, которую ребёнок до определенного возраста может не понимать. Или вообще не понимать. Пусть всё это будет в старших классах, причём гуманитарных. - «Современной отечественной литературой» - это принципиально? - Конечно, здорово, что сегодня мы можем читать разные книги, в том числе зарубежные. Но у нас сохраняется отношение – если книга написана за границей, то она... - Априори лучше? - Да, именно. И это особенно прослеживается на непростых темах: детский суицид, проблемы папы и мамы, сексуальные отношения. Мы с радостью пиарим переводную литературу, но без должного внимания относимся, а то и игнорируем то, что написано нашими авторами. Хотя это далеко не всегда хуже, а чаще – лучше. И очень жаль, конечно, что к детской литературе просыпается интерес (средств массовой информации в том числе) либо после каких-то скандалов, либо перед Неделей детской книги. Хотя тут мне, как журналисту, всё понятно, и к прессе у меня претензий нет. Спонсировались бы тематические программы, передачи, спецвыпуски – была бы иная картина. Точно так же, как многие мечтают заиметь государственное детское издательство. Не потому, что оно будет отбором и цензурой заниматься, а потому, что хотя бы премиальные книги нужно издавать такими тиражами, чтобы они во все библиотеки попадали. Или чтобы у них была приемлемая цена. Тут и работать-то особо не надо, потому что жюри тех премий в области детской литературы, которые у нас есть, уже поработало. Уже отсеяло неимоверное количество детских текстов и свой «знак качества поставило». Жаль, что у государства не находится денег на такие проекты.
