Не бойтесь мигрантов: в школе на Шинном придумали, как учить детей, не говорящих на русском

Школа № 59 на Шинном особенная: почти треть ребят, которые здесь учатся, из семей мигрантов. Кто-то из них родился уже в России, другие переехали недавно, но для них всех русский язык не родной. Некоторые приходят в школу, не понимая по-русски ни слова. В школе накопили такой опыт обучения этих детей, что открыли центр языковой адаптации, который с 1 сентября будет работать на весь город. — У нас очень много детей-билингвов, — рассказывает Надежда Лазутина, завуч по научно-методической работе. — И национальный состав разный: татары, таджики, узбеки, киргизы, армяне, удмурты и другие. Их семьи приехали жить и работать здесь, русский язык для них иностранный. Все дети учатся в одном классе, методика обучения одна, в классе 30 человек. Без языка не обойтись: на выпуске в 9-м классе результаты ОГЭ напрямую зависят от того, на каком уровне школьник владеет языком. То есть любой выпускник, откуда бы он ни был, должен для допуска к экзамену владеть русской речью в объёме носителя — это примерно 250 слов в минуту. — Дети в первый и второй классы могут прийти совершенно не говорящие, — делится своим опытом завуч в начальной школе Наталья Останина. — Вот недавний пример: ребёнок пришёл во второй класс и не говорил по-русски вообще, семья приехала из Киргизии. Что нам надо было сделать? Во-первых, создать ситуацию успеха в классе. Объяснить его одноклассникам, что нельзя над этим ребёнком смеяться, что он делает первые шаги. — Неужели правда дети не смеются, не издеваются? — Дети понимают, когда им объясняешь и проговариваешь. Бывает, конечно, всякое, но детям всё можно объяснить. Они и смеются-то уже по-доброму. Мы говорим: вы — русские, а у него это второй язык, ему тяжело. Второе, что мы сделали, — дали этому ребёнку тьютора, назначили девочку из класса, которая хорошо учится, чтобы помогала ему. — Это как шефство было в наше время над отстающими? — Да, она взяла над ним шефство. Они сели за одну парту, но две недели девочка с ним поработала и устала. Сказала: «Наталья Александровна, я не могу». Хорошо, кто желает? Одна девочка проявила желание. Так же села с ним, стала ему всё объяснять. Очень многое проговаривается в классе — какие-то правила, все вместе, и он вместе с нами. Ролевые игры часто используем, постоянно его привлекаем. Конечно, ему это очень тяжело, очень сложно. Подключили родителей. И здесь очень важно, что родители хотят, слышат и помогают ребёнку. Они берут какие-то дополнительные задания, дома выполняют. Причём в семье по-русски говорит только папа. И пошёл ребёнок, пошёл, заговорил через год, начал читать на русском языке и даже обогнал кого-то из детей. И в этой ситуации успеха возросла мотивация, самооценка. С другими детьми почти на равных теперь. — А родители русских детей не возмущаются, что с теми так возятся? — Тут же нет такого, чтобы на каком-то уроке внимание уделялось именно ему. Он делает успехи потому, что рядом наставник. И это отличница, которая и сама успевает усвоить, и другому помочь. Общаясь с тьютором, ребёнок постоянно слышит её речь, они взаимодействуют, и это ему помогает. Дима Тураев — старшеклассник, его родители переехали из Таджикистана, но парень родился уже на Урале. Дома разговаривают на разных языках, поэтому сначала в школе тоже были проблемы с русским. Сейчас речь подростка звучит исключительно грамотно, хоть на филфак иди, впрочем, парень выбрал другую дорогу. — И мне было сложно — на каком именно языке разговаривать, — признался Дима. — Но со мной занимались в школе, и уже во втором классе стало намного проще. Русский язык сдал после 9-го класса на пятёрку, пойду в 10-й класс, хотел бы поступить в высшее училище МВД. В некоторых случаях для того, чтобы ребёнок смог нормально учиться, педагоги занимаются с ним индивидуально. — Один мальчик к нам пришёл в 9-й класс, в других школах его не брали, — рассказывает директор 59-й школы Ирина Тихонова. — У нас общеобразовательная школа, мы взяли ребёнка. И это большой риск, надо сдавать экзамены, а языка нет. Говорил очень плохо. Здесь мы применили индивидуальное обучение. То есть он в классе не сидел, занимался с педагогами. И в итоге окончил 9-й класс успешно, сейчас учится в колледже. — Как именно будут заниматься в центре языковой адаптации? — Будем набирать небольшие группы, человек по пять, по уровню владения языком, — объясняет методист Надежда Лазутина. — Кто-то с нуля, кто-то немного уже говорит по-русски. Дети, которые родились в России, как правило, владеют двумя языками, дома говорят на родном, а в школе надо говорить на русском. И у нас есть приёмы и методики — читательский дневник мы издали, у нас будет лингафонный кабинет, игровые методики применяем, например, лингвистический тетрис, когда надо собирать слова из составляющих. — На практике как это будет выглядеть? Вы уже знаете, сколько детей с плохим русским придёт в школу 1 сентября? — Нет, набор ещё идёт. Они сядут в классе, учитель будет смотреть. С сентября планируем нанять тьюторов — специалистов, которые возьмут эти группы неговорящих детей и будут заниматься с ними. Для наших детей, из нашей школы, это будет бесплатно. Но мы будем брать всех желающих — и детей, и взрослых, для них это будет уже платная услуга. Причём могут быть и разновозрастные группы — например, дети и взрослые из одной семьи. Взрослые смогут освоить лингвистический минимум, который даст им право пройти экзаменовку в миграционном центре, необходимую для получения патента на работу. — Для детей не из вашей школы и взрослых сколько это будет стоить? — Около 5 тысяч рублей за трёхмесячный курс, если наберутся группы по 10 человек. — Нет опасений, что у детей, которые учат русский как иностранный, возникнет в голове полная языковая каша, когда начнётся ещё английский или немецкий? — Здесь нет противостояния, — уверена директор школы. — Напротив, изучение языков развивает память, задействует оба полушария головного мозга, развивает скорость умственных реакций. Третий и четвёртый иностранные языки усваиваются легче. — Когда начинается набор в первые класс, родители всегда обсуждают тему детей-мигрантов, многие готовы покупать прописки, только чтобы не попасть в такие школы, где их много. В вашей школе вы не чувствуете такого неприятия со стороны родителей? — Мы работаем над этим, на всех собраниях разговариваем с родителями. У нас для такой работы хорошая почва. Здесь был шинный завод, и люди других национальностей приезжали работать на производстве. А сегодня родители понимают, что, если мы живём в мультикультурном обществе, мы должны быть заинтересованы, чтобы те люди, которые приехали, воспитывались в нашей культуре, в том же культурном коде. — Педагогам с такими детьми сложно находить общий язык? — Многое зависит от установок в их семьях. У них такое уважение к старшим! Бывает, вызовешь родителей за какой-то проступок. А придёт старший брат и так отчитает, что потом ребёнок шёлковый. Говорит: «Меня должны звать, чтобы благодарить за тебя, а не для того, чтобы я краснел». Такие традиции. — Многие семьи гастарбайтеров наверняка живут в стеснённых условиях, это как-то сказывается на успеваемости детей? — Да, есть такие. Родители, например, на рынке работают, снимают дешёвое жильё. Это называется тяжёлый социальный контекст. Сложнее детям домашние задания делать. И в плане внешнего вида сложнее. Но у нас, знаете, это проблема не только семей мигрантов. Тут территория бывшего завода, частный сектор, общежитий много, поэтому много малообеспеченных семей. И здесь наша школа как культурный очаг. В Екатеринбурге есть и другие педагоги, которые накопили опыт в обучении детей мигрантов: почитайте интервью с учителем, который создал клуб для таких ребят. А вот здесь — репортаж из самой многонациональной школы города.