Лера Огонек: Никто бы не поверил, что девочка в 12 лет отсидела на зоне

Однажды в студию Вячеслава Клименкова пришла 18-летняя девушка, которую тут же поставили перед микрофоном и попросили спеть каторжанскую песню «Белая тайга». И она спела, хотя никогда не была на зоне и никак не могла знать про вышки, колючки и одиночество! Так в России появилась еще одна звезда — Катя Огонек. Кати нет уже более десяти лет, но в той же самой студии снова поет девочка. Это ее дочь Лера. А мечта у Леры одна: чтобы песни ее мамы продолжали звучать, а воспитавшим ее бабушке с дедушкой стало хоть немного легче. «Шторм» поговорил с певицей, чтобы узнать, как она жила все эти годы и почему тоже выбрала шансон. — Лера, недавно Вы записали композицию «Песни мамы моей». Можно ли считать ее заявлением, что дело Кати Огонек будет продолжено? — Именно так. Эта песня очень символична: записывая ее, я хотела сказать, что мою маму до сих пор помнят и поют, и я ее тоже помню и очень люблю! Мне кажется, мы с ней даже похожи. Не знаю, насколько внешне, но по характеру — один в один. — Какая она была? — Честная и справедливая! Она очень не любила вранье и, если понимала, что человек ее обманывает, могла сразу поставить его на место. Никому не лгала, за глаза ничего не говорила. Порой была строгой, но это всегда было чем-то оправдано. Например, если она не хотела брать меня на гастроли, то только из-за того, чтобы ничего не случилось, пока она на сцене. Я ж была совсем маленькой, бегала за ней хвостиком, а какие дети во время концертов? Но иногда мама оттаивала и говорила: «Ну, ладно, поедем!» — Какой концерт запомнился больше всего? — Не помню, где это было, но на том выступлении кто-то из поклонников подарил маме мягкую игрушку, и она прямо со сцены сказала мне: «Лерка, иди сюда!» — а потом отдала ее мне. Это был плюшевый медвежонок. Столько лет прошло, а я помню этот момент, как будто это было только вчера. — Скучали по ней, когда приходилось оставаться дома? — И скучала, и ревела, и истерики закатывала. Где мама? Хочу к маме! Верните мне ее обратно! Я настолько привыкла, что она постоянно в разъездах, что, видя ее, первым делом спрашивала, какие подарки она мне привезла, а потом — когда ей лететь обратно. Иногда самолет был уже через два часа. И вот еще про подарки... Она привозила мне их целыми мешками! Красивая яркая одежда, игрушки — ей хотелось, чтобы у меня было все. Такие же мешки мама отвозила в детские дома. Она говорила, что, когда смотрит на брошенных детей, ей хочется плакать из-за того, что они совсем одни. Они думают, что родители вот-вот придут и заберут их домой, но никто не приходит. — Когда Кати не стало, Вас забрали бабушка и дедушка. Как они отреагировали, узнав, что Вы тоже хотите стать певицей? Не отговаривали? — Наоборот. Услышав, как я пою (мне тогда, наверное, было лет двенадцать), дедушка сам отвез меня в студию Вячеслава Клименкова, с которым у него сохранились хорошие отношения. До этого Вячеслав продюсировал мою маму. Помню, что мне было очень страшно: она была профессионалом, а кто я? Маленькая девочка, которая почти ничего не умеет! Но, когда мы записали песню «Ветерок», поняли, что это мое и надо продолжать. — Успешных певиц, которые поют шансон, можно пересчитать по пальцам: Успенская, Ваенга, Тишинская. Не хотелось взяться за что-нибудь более молодежное? — Пока для меня существует только шансон. Тем более что в этом году меня ждет большое событие: участие в фестивале «Ээхх, Разгуляй!». Может быть, когда-нибудь мне и захочется поэкспериментировать, но пока я решила пойти дорогой своей мамы и никуда не сворачивать. Мне 17, я хочу петь про романтику, а не гоняться за тем, что модно. — Некоторые артисты шансона, например группа «Бутырка», в погоне за популярностью придумывали легенду, что они сидели на зоне. Вам такого не предлагали? — Мне кажется, что того шансона уже и не осталось. Это раньше артисты оценивались с позиции — сидел или не сидел, и считалось круто, если ты поешь про зону или криминал. Сейчас все песни в этом жанре в основном про любовь или одиночество. Поэтому мне придумали другой миф: что я пошла в шансон против воли родителей. Якобы они очень этого не хотели, а я все равно бежала в студию и записывала песни. По крайней мере, это было правдоподобнее — в то, что 12-летняя девочка уже отсидела на зоне, никто бы не поверил. — Катя Огонек пела про сибирские метели, деток-малолеток, конвой. О чем будет петь ее дочка Лера? — Пока все мои песни либо о разбитой любви, либо о разлуках, а что будет дальше... — А никогда не хотелось исполнить ту же «Белую тайгу»? Песню, которую мама исполняла примерно в Вашем возрасте, придя к Клименкову? — «Тайгу» — пока нет, но у нас уже были мысли записать песни композитора Александра Морозова «Вишневый туман», «Мичман» и «Колечко обручальное», которые мама исполняла в свои 16-17 лет. Мне кажется, ее поклонникам будет интересно услышать их в новом звучании, а заодно увидеть, какой стала ее дочка — та маленькая Лерка в платьишке и с косичками, смотрящая на сцену из-за кулис. — А у Вас самой есть кумиры? Я имею в виду, в шансоне. Может быть, Александр Розенбаум или Михаил Шуфутинский? — Скорее, есть те, с кем я очень хорошо общаюсь. Например, Екатерина Голицына, Жека, жена Михаила Круга — Ирина. Актриса и певица Людмила Шаронова очень меня поддерживает, она близкий человек для нашей семьи. Все они были знакомыми моей мамы, и я рада с ними лишний раз увидеться и поговорить. Обычно это происходит на каких-то общих концертах. — Возможно, очень личный вопрос, но кто Вам помогал? Мамы не было, остались только бабушка и дедушка... Как Вы жили все эти годы? — Из шансона — почти никто. Моей семье помогала лишь Елена Бейдер, которая знала маму близко, а теперь стала моим директором. Она меня очень любит и почти ничего не запрещает. А так... мы были одни. И нам было очень тяжело. — А что особенно? — Когда мамы не стало, мне было всего шесть, и родителям нужно было меня как-то поднимать... — Родители — это Вы про бабушку с дедушкой? — Про них. А я же девочка, мне хотелось и красивую одежду, чтобы не отставать от других ребят в классе, и какие-то сладости, однако денег на это не было. Раньше дедушка работал в ресторанах, но потом у него начали болеть ноги, и он уже не мог этого делать. Все легло на бабушку. Если бы не мои гонорары, ей бы и сейчас приходилось одной содержать всю нашу семью. — Наверное, именно поэтому Вам так хочется поскорее начать взрослую жизнь? — Да, потому что мне очень хочется им помочь! Я очень переживаю, что пока мало что могу им дать, но — все в моих руках. Я говорю им: «Потерпите хотя бы годик. Я все сделаю, у нас еще все будет! Я завалю вас подарками, как это делала мама, когда была жива. Всем, чем только можно!» — В таком случае обычно придумывают какую-нибудь мечту и делают все, чтобы ее воплотить. — А она уже есть: увезти их в Испанию. Когда-то мама мечтала купить там домик, но у нее не получилось: она умерла. Так вот я первым делом сделала бы именно это: забрала бабушку и дедушку туда, где солнце и море, и мы бы с ними уже никогда не тужили. Бабушка в это верит. «Ну, ты же нам сказала, что у нас все будет, — говорит она. — Значит, и правда будет». А я отвечаю: «Я сделаю все, чтобы вы больше не горевали!» Кстати, параллельно с занятиями музыкой я учусь в колледже. Буду следователем. Творчество творчеством, а еще одна профессия не помешает. К тому же это очень интересно — распутывать, узнавать, пытаться объяснить цепочку событий. — Лера, а вот когда Вам бывает грустно, к кому Вы идете первым делом? — Конечно, к родителям, потому что они всегда выслушают и поймут. А еще у меня дома стоит фотография мамы. Я смотрю на нее, включаю ее песни — и понимаю, что на самом деле она всегда со мной!

Лера Огонек: Никто бы не поверил, что девочка в 12 лет отсидела на зоне
© Daily Storm