«Майя от страха прятала голову, прикрывая ее руками»

Чаще всего детей притесняют из-за принципиальности их родителей. Сибирячка Марина* и её сын столкнулись с этим в лицее № 12, где мальчик проучился в итоге всего год. — С самого начала нам объявил классный комитет, что мы должны сдавать по 1600 рублей в месяц. Я сразу задала вопрос: «Куда они идут, есть план-конспект будущей работы?». Тётенька из классного комитета на меня вытаращилась и сказала: «Вы хотите этим заниматься? Да пожалуйста». Я этим заниматься не хочу, но я хочу знать, куда будут потрачены мои деньги, — возмущается Марина. — Два месяца были оплачены, а потом на меня посыпались эсэмэски: «Марина, а вы собираетесь платить?». Я отвечала, что нет, не собираюсь, потому что, насколько я помню, это добровольный взнос. «А вашему сыну не стыдно пить воду и есть печеньки, за которые заплатили другие?» Потихоньку началась травля на уровне родителей, которые говорили [что-то] своим детям. Мало того, что сын был новенький [в школе], он просто стал изгоем. Был реальный прессинг на уровне класса, когда с ним никто не разговаривал. Он мне однажды просто сказал: «Мам, я там больше учиться не буду». Зачастую в таких конфликтах участвуют и классные руководители, и руководство школы. Почему так откровенно непедагогично поступают педагоги, сказать сложно, комментирует педагог-психолог центра «Вита» Ольга Демьяненко. Но одно можно сказать точно: для ребёнка такое давление очень болезненно — по сути, это психологическое насилие над личностью. — Ребёнок ни в чём не виноват, но отвечает за поступки родителей — это неправильно, потому что такие вопросы должны решаться на уровне «взрослый — взрослый», и вмешивать сюда ребёнка — это травмировать его. Это, конечно, влияет на его самооценку, психологическое самочувствие, статус, отношения с одноклассниками, — говорит Демьяненко. В таких случаях, добавляет эксперт, родители должны прояснить свои отношения с учителями и между собой, чтобы, во-первых, не допустить включения детей во взрослый по сути конфликт, а во-вторых, на собственном примере показать, как такие конфликты в принципе должны решаться. Иногда неприязнь к ребёнку в школе возникает без определённой, казалось бы, причины. Мира Мацех с семьёй сейчас живёт в Австралии, но в начальную школу её дочь Майя ходила в Новосибирске, в гимназию № 13. Их первая учительница сразу разделила класс на любимых и нелюбимых учеников, и Майе попасть в любимчики не удалось, вспоминает Мира. — На Майю она взяла привычку кричать на уроке и потом перед всем классом дразнить и насмехаться над её реакцией — Майя от страха прятала голову, прикрывая её руками, — вспоминает мама девочки. — Елена Юрьевна могла, например, порвать и выбросить Майин рисунок перед классом из-за того, что он был сделан на листе бумаге, а не на ватмане такого же размера. Когда ей не нравился фасон Майиной рубашки, она перед всеми её стыдила, что мама купила ей рубашку как пижама. Самая жесть началась, когда Майя начала ездить на каникулы к папе в Австралию. Мы проводили там лето и часть сентября из-за того, что не всегда удавалось подобрать подходящие по срокам и цене билеты. Один раз задержались почти на весь сентябрь. Учительнице очень не нравилось, что Майя так долго «отдыхает», и, как выяснилось в конце начальной школы, она постоянно на собраниях в начале учебного года (на которых меня не было, так как я была с Майей в отъезде) обсуждала наши поездки с тётками из родительского комитета в том духе, что «они ненормальные», «у них ненормальная семья, папа там, мама здесь», «в Австралии, видите ли, отдыхают, пока мы тут учимся». В начале 4-го класса я заметила, что мамы либо перестали со мной здороваться, либо здоровались так, вынужденно, сквозь зубы. При этом Мира Мацех подчёркивает, что, когда им с дочерью не удавалось вернуться в Новосибирск к началу учебного года, они занимались самостоятельно и девочка с удовольствием училась, но стоило вернуться в класс, как она начинала нервничать: «обдирала себе кожу на пальцах, до мяса обкусывала заусенцы, так переживала». Такие конфликты решить гораздо сложнее, признаёт Ольга Демьяненко. Часто, если учитель ведёт себя некомпетентно, психологи советуют поискать другого. Учитель — второй самый важный взрослый для ребёнка после родителя, он наделён определённой властью, с которой ребёнку тягаться довольно сложно, и потому ему проще подстроиться и согласиться: да, я — плохой. Но перевод в другой класс или школу — не всегда единственный и не всегда единственный правильный выход, подчёркивает эксперт центра «Вита». — В первую очередь мы, конечно, рассматриваем конструктивные выходы, как можно изменить и наладить отношения. Если не получается, то, действительно, лучше не ломать мотивацию ребёнка к учёбе и его психику и действительно подыскать другой класс или школу, но с учётом причин, по которым это происходит, — рекомендует педагог-психолог. — Если не складываются отношения с классом, нужно найти класс дружный, принимающий. Если не складываются отношения с учителем — понять, почему они не складываются, в чём проблема, и искать такого учителя, который по-другому к ней относится. Например, гиперактивные дети часто вызывают неприязнь, и учитель должен уметь работать с такими детьми либо снисходительно относиться к каким-то плохим элементам поведения на уроке и не делать ребёнка за это изгоем. Сложнее всего приходится тем детям, с которыми взрослые буквально не знают, как обращаться, — это касается детей с аутизмом. В Новосибирске при НГУ работает единственный за Уралом Центр прикладного анализа поведения, где вырабатывают методики обучения особых детей, но эти занятия — индивидуальные, а детям нужна социализация, говорит мама девочки с аутизмом Елена. — Я обратилась в администрацию, нам дали место в детском саду — обычный детский сад, но там есть группа для детей с задержкой психо-речевого развития. Заявлялось, что воспитатель имеет специальное образование, что есть клинический психолог и дефектолог, — вспоминает о своём опыте Елена. — У нас альтернативная система коммуникации: обмен изображениями, карточками — это как жестовый язык, ребёнок использует специальный альбом. Когда я пыталась объяснить, что мой ребёнок общается так, потому что, к сожалению, на вербальный уровень ещё не перешёл, всё это было воспринято в штыки: что это такое, это вы будете использовать дома. [Воспитатель] боялась мне признаться, что не знает подход к моему ребёнку. Когда проводились какие-то занятия, когда водили всех в спортивный зал, моего ребёнка никогда не брали — она просто слонялась. Сидит воспитатель, вокруг него дети, воспитатель читает книгу, даёт какие-то задания, а она или с подоконника прыгает одна — в зоне видимости, но внимания никакого ей не уделяется. Мне в открытой форме воспитатель заявляла неоднократно, что я пытаюсь «спихнуть» своего ребёнка, хотя прекрасно знала, что за эти час-полтора, на которые ребёнок остаётся в саду, мне нужно элементарно сходить за продуктами. Мы проходили только три месяца с этими большими трудностями, с постоянным давлением и упрёками. Эту ситуацию изменить пока действительно сложно, признаёт Ольга Демьяненко, но она меняется сама со временем: учреждения, где применяются современные методики воспитания особых детей, только недавно начали появляться в Новосибирске, и практики у воспитателей недостаточно, но она нарабатывается. — И здесь опять же родителям нужно понимать, что во многом всё зависит от них: их задача — выстроить отношения с воспитателем так, чтобы ребёнку было комфортно. Где-то объяснить потребности своего ребёнка, где-то, наоборот, прислушаться к воспитателю, то есть наладить диалог, — говорит эксперт. — Ребёнок реагирует на родителей, и если он видит, что родитель пытается приложить усилия к тому, чтобы создать комфортную для него обстановку, то и он будет пытаться изменять своё отношение. * Имя изменено по просьбе спикера Читайте также: «Человек становится таким жестоким, если учителя предвзято к нему относятся» Что думают школьники о трагедии в Керчи — и том, нужно ли бояться своих одноклассников.