«Требуют образцы ДНК». Почему застопорилось возвращение россиян из ИГИЛ

По данным чеченской правозащитницы Хеды Саратовой, последними детьми, которых удалось вернуть в этом году, стали 6-месячная Халима из ЧР и 3-летний Зейд из Дагестана. Благодаря усилиям представителя Чечни в Совете Федерации РФ Зияда Сабсаби в этом и предыдущем годах в Россию вернули 73 ребёнка. Но ни одна женщина из Сирии в 2018 году не вылетела. Почему затягивают? «Все полномочия по возвращению детей на родину с недавнего времени – у уполномоченного по правам ребёнка в России Анны Кузнецовой, – говорит Саратова. – Но процесс усложнился. В каждом случае теперь требуют генетическую экспертизу. Родственники детей несколько месяцев назад отправили образцы ДНК в Минздрав России. Однако малыши пока в Сирии. По моим сведениям, там до сих пор 115 российских детей». Вернуться в Россию не могут и несколько тысяч женщин, выехавших в зону военных действий вместе с мужьями. «Федеральные власти опасаются, что боевики могут завербовать их и использовать в качестве исполнителей терактов, – продолжает Хеда. – Но моя практика показывает, что всё наоборот: те, кто когда-то отправился туда, искренне раскаиваются и даже помогают нам, правозащитникам, вести разъяснительную работу среди молодёжи, предостерегать юношей и девушек от опрометчивых шагов». Как вырвались из ада? Добровольными помощницами Саратовой в последние годы стали многодетные матери из Дагестана Залина Габибуллаева и Загидат Абакарова. После возвращения из Сирии их приговорили к 6 и 8 годам лишения свободы по статье, предусматривающей участие в незаконном вооруженном формировании. Как только младшим детям исполнится 14 лет, обе отправятся в колонии. За плечами каждой из них – драма. Залина, как и некоторые другие жители Дагестана, несколько лет назад отправилась с детьми в Турцию, а оттуда в ИГИЛ. «Нам рассказывали, какая там замечательная жизнь. Люди уезжали семьями, – говорит она. – Женщинам и детям ежемесячно платили пособие. На эти деньги мы и жили. Мужчины обучались военному делу, женщины посещали медицинские курсы. Когда наш населённый пункт начали сильно бомбить, я с детьми решила бежать. Мне повезло: у знакомой был родственник – генерал курдской армии. Он и помог нам оттуда выбраться. А в Россию я вернулась благодаря содействию Зияда Сасбсаби и Хеды Саратовой». Ещё страшнее история – у Загидат, педагога по образованию. «В 2014 году мы с мужем и двумя детьми жили в Турции, – вспоминает Абакарова. – Муж заставил меня отправиться с ним в ИГИЛ, пригрозив в противном случае отобрать малышей. Пришлось ехать, хотя я была беременна третьим ребёнком и плохо себя чувствовала. Когда проводник доставил нас на место, вооружённые люди сразу же отобрали у нас паспорта, а мужа увезли в военный лагерь». В 2017 году супруг попал под бомбёжку и погиб. На руках у Загидат к тому моменту было уже четверо детей: троё своих и приёмный 10-летний мальчик. «Это сын моей погибшей знакомой. Боевики хотели его забрать, но я сказала им, что являюсь его молочной мамой, и они оставили мальчика в покое, – продолжает женщина. – Когда опасность стала смертельной, я сделала всё, чтобы покинуть это ужасное место. Местный житель за 2000 евро согласился нелегально доставить нас до границы». После того как женщина и дети пересекли её и сдались курдским властям, их отправили в тюрьму. «Нас держали в кошмарных условиях. Мне не хватало молока, чтобы прокормить грудную дочь. Наверное, если бы не правозащитники из Чечни, которые нас наконец-то освободили, мы бы умерли там от истощения». Что же собираются дальше предпринимать правозащитники, чтобы помочь соотечественникам, застрявшим на чужбине? Хеда Саратова признаётся, что растеряна, но рук не опускает, сейчас пытается привлечь к этой проблеме внимание общественности и федеральных властей.