«Женщины должны рожать»: правила жизни врачей-акушеров

Эти люди помогли десяткам тысяч новосибирцев родиться на свет и спустя годы работы любят своё дело. Акушеров-гинекологов часто узнают на улице, почти как звёзд, — показывают им уже повзрослевших малышей или присылают фото в WhatsApp. Считается, что работа этих врачей не так сложна, как, к примеру, у нейрохирургов, на самом же деле акушер-гинеколог должен совмещать множество специальностей и обладать знаниями терапевта, уметь оперировать и даже быть психологом. Четыре новосибирских врача, знающих всё о рождении человека, рассказали корреспонденту НГС о чуде новой жизни, зависимости от своей работы и странных жалобах пациентов. Алина Григорьева, врач — акушер-гинеколог родового отделения Новосибирской областной больницы, стаж 23 года: Рождение жизни — это чудо, и несмотря на опыт, на стаж, каждый раз, когда рождается ребёнок, мы все очень радуемся. Не бывают роды простыми, всегда какое-то определённое напряжение, определённый стресс. Но когда рождается ребёнок — это свет и взрыв радости. Мы всегда спрашиваем, кто будет, мальчик или девочка, как зовут. И мы говорим: «Максим, добро пожаловать на Землю», если нет имени, то говорим: «Малыш, добро пожаловать». И для ребёнка это очень важно — с позиции перинатальной психологии, что это эмоционально положительный момент — и мамы обычно очень радуются. После тысячи родов я уже не считала. В год бывает 400–500 родов, в которых именно я [участвовала]. Для нас это не важно, какие это роды — тысячные или вторые, главное, чтобы они прошли успешно. Важно, когда наши пациенты к нам возвращаются за вторым, третьим, пятым ребёнком. Недавно в зоопарке встретила своих пациентов — обе девочки, которые рождались у меня. Они уже большие, и, конечно, я бы их никогда не узнала. Но родители всегда узнают, и к этому, конечно, не готов, мы же не звёзды, а обычные люди. Сейчас средние роды — в возрасте 30, 33–35 лет. Большинство стараются сделать карьеру, упрочить своё материальное положение, с жильём решить вопросы, потом только заводят ребёнка. Есть люди, которые идут к этому годами, у которых за плечами большие старания, попытки лечения бесплодия, — такие тоже есть. Оптимальный возраст с позиции акушера-гинеколога — до 25, но их единицы. С позиции врача, с позиции здоровья это не очень хорошо, а с позиции матери… Я считаю, что к материнству человек должен быть готов. Если человек в 20 лет не готов — ему не надо иметь детей. Некоторым людям и в 40 не надо, они не готовы. Они собираются реализовать себя как родители, потому что так принято в обществе, но на самом деле мы видим, что они эмоционально незрелы. Они не воспринимают ребёнка как ребёнка, а как обязанность — и со стороны это печально смотрится. Обстоятельства бывают разными, почему человек идёт на прерывание беременности. Но всегда это должно быть осознанное, внутреннее решение каждой женщины. С позиции врача-акушера я это не приветствую — аборт. Человек должен понимать, что он делает, аборт — это не просто прерывание беременности, это очень большой грех. Многие приходят к нам: «У меня были тяжёлые длительные попытки наступления беременности, сложные вынашивания…». А мы смотрим — до этого два-три аборта. За всё в жизни надо платить. По медицинским показаниям — это совсем другое дело. Сейчас основные медицинские показания — это пороки развития. Если человек исходно знает, что у него со здоровьем не очень хорошо, — есть контрацепция. Сейчас по телефону нельзя сообщить никакой информации. Если позвонить к нам в отделение и сказать: «А вот Маша Петрова лежит? Родила? Кого и как?», у всех стандартный ответ: «Никакой информации по телефону не сообщаем, закон о врачебной тайне». А раньше же так не делали, и гневные родственники начинают орать в трубку: «Как, на каком основании, да я имею право, да вы её там убили!». Но Маша не давала согласия, чтобы мы всем по телефону сообщали об её здоровье. И не входит в наши обязанности с кем-то препираться. А негативные отзывы всегда есть и будут, есть люди очень недовольные, они считают, что мы обслуживающий персонал, мы должны улыбаться, на золотом блюде приносить им пищу. Но это их восприятие — и уровень воспитания. Мы ко всем относимся одинаково — и к деревенским женщинам (это же областной родильный дом), городским, по платным услугам и по бесплатным, иностранцы у нас бывают. У врача нет предпочтений и границ территориальных. И молодых докторов мы этому учим — не должно быть приоритетов по внешнему виду, не должно быть приоритетов по материальному обеспечению, по дороговизне телефона, все прежде всего люди. Акушерство — это такая профессия, которую ты либо любишь, либо здесь работать невозможно, и те, кто любит акушерство, — для них это своего рода наркотик. Эта работа не приедается. Безусловно, мы устаём, иногда бывает настолько интенсивно, сложно, вся бригада выматывается, но всё равно положительные эмоции от рождения детей — они всё перекрывают. Знаете, раньше я женщинам этого не говорила, а сейчас стала… Когда они говорят: «Мне будет так тяжело, больно, сложно», я отвечаю: «Мы ведь поэтому их так и любим, наших детей, потому что они нам так тяжело достаются». Ирина Матвеева, заместитель главного врача по акушерско-гинекологической помощи, врач — акушер-гинеколог, стаж 23 года: Как сказал Конфуций: «Если вы выбираете любимое дело, то вам ни одного дня не придётся работать», и мне нравится очень эта фраза. У меня, кстати, не было в детстве проблемы, куда пойти работать, — у меня родители преподаватели, мама в своё время мечтала быть врачом, и когда я играла в какие-нибудь куклы, мне нравилось ставить им уколы, лечить, смотреть, и уже в школе я поняла, что я буду врачом. Первые роды я увидела, будучи ещё студенткой института. Это не было страшно, ведь это действительно сотворение жизни. Нет ощущения, что это что-то не очень красивое, кровь, муки женщины. На первый план выходит то, что ребёнок родился, это новый человек, новая жизнь, новая судьба. Прежде всего этот момент какого-то озарения. Сейчас так же. И даже если роды закончатся в три часа ночи и я все выходные проведу здесь — я получу максимум удовольствия. Моему крестнику в этом году исполнился 21 год — а ведь это были первые роды, которые я принимала у своих знакомых, подруг. И сейчас, когда я смотрю на этого молодого человека, я не верю! Смотрю вроде на себя — я вполне сохранилась, а ребёнку уже 21 год! А я помню это как вчера — как я приехала на эти роды, как я её поддерживала, как всё было. Очень много сейчас женщин повторно родящих. Сейчас много женщин, которые рожают третий раз, четвёртый, пятый, седьмой. В этом году у нас была пациентка, у которой десятые роды были. Молодёжи не так много, средний возраст рожающей сейчас женщины — примерно 27–33 года. Ещё двадцать лет назад это было примерно 21–25. Почему позже стали рожать? Наверное, у кого-то на первом плане стоит карьера, материальная составляющая. Сначала люди встают на ноги и когда уже понимают, что они могут ребёнку дать и полноценную жизнь, образование, развитие, — тогда уже вступают в брак и задумываются о рождении детей. Некоторым женщинам, например из восточных стран, муж не разрешает кесарево сечение, а у неё все показания для кесарева. Сейчас сами знаете, все эти судебные дела, и шаг в сторону — сразу могут прийти и наказать. У нас есть поэтому строгие клинические протоколы и рекомендации, которых мы не то что придерживаемся, а должны строго выполнять. И когда «хочу — не хочу» — такого просто нет. Мы должны пациентку уговорить, для этого и существуют консилиумы с привлечением специалистов — и анестезиологов, и неонатологов, — объясняем пациентке, что к чему. К сожалению, есть моменты, которые далеко не всегда зависят от врача. Анатомия, физиология… Есть определённые проблемы у пациентки, заболевания, которые осложняют течение беременности, течение послеродового, послеоперационного периода. Когда что-то случается не так, как бы хотелось, — понятно, что во всём винят врача. Что касается различных моментов — судебных дел и всего прочего, — конечно, не хотелось об этом говорить, но в работе они тоже бывают, как у стоматологов, так и у акушеров-гинекологов эти жалобы есть. И мы среди всех категорий врачей на первом месте. Ведь мы отвечаем как минимум за две жизни — а то и за три. Бывают ситуации, когда пациентка поступает в родильный дом с доношенной беременностью, но плод уже погиб. Мы так же ведём роды, но вместо этого чувства радости, слёз материнской радости, ощущаешь такое чувство боли, сожаления. Потому что порой даже не можешь назвать причину, почему так случилось. Каждый такой случай трагичен. И мне как руководителю приходится о таких ситуациях сообщать и вести разговор не только с мамой, но и с отцом [ребёнка] и с родителями этой женщины. Это очень сложно. Раньше, не буду врать, я приходила — и когда разговаривала, у меня глаза были наполнены слезами, я их даже не стеснялась, потому что не могла с собой справиться. В последнее время стараюсь держать себя в руках. От абортов? Отговариваем. Есть определённые правила, по которым мы работаем. Обязательно должна состояться консультация психолога, и уже после определённого времени, если решение остаётся для неё обоснованным, только тогда уже пациентка приходит на медицинский аборт. Не так, как было раньше, аборт по желанию. Сейчас мы действительно пытаемся разговаривать с пациентками. Кстати, в последнее время отказных детей значительно меньше — 2–3 в год. А раньше было порядка 10. Время в какой-то мере ломает наши амбиции, и мы становимся «для пациента». И мы действительно делаем всё для пациента. Конечно, и для себя тоже, потому что удовлетворение от сделанного стоит всех энергозатрат, эмоциональных [затрат] и нервов, слёз. Потому что ты встречаешь семьи, и бабушка порой говорит: «Петя, посмотри, вот эта тётя принимала тебя!». Саргис Хачатрян, врач — акушер-гинеколог родового отделения Новосибирской областной больницы, стаж 10 лет: Первые роды, которые я видел, — были одни эмоции, ведь это действительно чудо рождения ребёнка, человека. А первые роды, которые я провёл сам, — это было моё второе перерождение, потому что это стресс! Всё прошло благополучно, и я увидел, какая это ответственная и сложная работа. Конечно, те, кто постоянно говорит, что это чудо, — я не удивлюсь, что они лукавят: сейчас мы в таких условиях, что к этому приходится относиться как к работе. Человек очень быстро к хорошему привыкает. Но когда ты уходишь в отпуск или закрывается роддом на какое-то время, ты понимаешь, что действительно тебе её (работы. — Прим. ред.) не хватает. Зависимость от этого есть, да. Мужчин акушеров-гинекологов значительно меньше, чем женщин. Если бы я сидел в женской консультации, очередь к моему кабинету была бы значительно меньше, чем у остальных женщин. Но мы находимся в стационаре, и первое время, когда я себе зарабатывал стаж и имя, у них не было выбора, так как я был единственный дежурный врач. И так как это хирургическая профессия, думаю, что женщины больше любят мужчин, потому что мужчины дольше из поколения в поколения были хирургами. Я никак не преуменьшаю заслуги женщин-хирургов и женщин акушеров-гинекологов, но у меня не было ни одного случая, когда пациентки бы сказали: «Я хочу, чтобы у меня была женщина-врач». Домашние роды — это действительно модно сейчас. Но я не знаю, кто эту моду ввёл и для чего. Во всех цивилизованных странах если происходят домашние роды, то рядом с домом стоит дежурный трейлер, не знаю, грузовик с набором препаратов и инструментов, если вдруг надо будет экстренно оказать помощь — то эта помощь будет оказываться. А просто родить дома, никому не сообщая, — я считаю, что это неправильно и здравомыслящий человек никогда не будет такому риску подвергаться. Сейчас болезни не знают возраста, и [у нас рожают] действительно молодые девушки, у которых серьёзные заболевания — и астмы, и пороки сердца, можно перечислять много… Наш роддом настолько специфичен, что у нас всегда рожали разные пациентки, независимо от возраста. Главное — та патология, причина, по которой она попадает в стационар третьего уровня. Но если смотреть по всем женщинам, то действительно средний возраст первородящей женщины — он вырос и составляет около 29–30 лет. Я думаю, что это, если брать в глобальном смысле, это не какие-то отдельные вещи, про которые говорят — вот женщины хотят самодостаточности, хотят работать и хотят независимости от мужчин. Я думаю, что в стране должна быть такая политика, чтобы женщины рожали, — женщины должны рожать детей. Когда будут хорошие условия, когда мужчине будет хватать денег на то, чтобы содержать семью, я думаю, что женщины спокойно будут сидеть дома и заниматься [детьми]. Это меня тревожит, я могу говорить про это часами. С маленькими сроками беременности я редко работал. Но в самом начале, первое время, я работал в искитимской больнице. Там было два случая, когда я отговорил пациенток от аборта. Они (причины аборта. — Прим. ред.) были связаны с материальным обеспечением семьи и просто отсутствием поддержки со стороны других членов семьи. (Ред.: Какое вообще у вас отношение к абортам?) Отрицательное. Только по строгим показаниям. Это связано как с собственным мировоззрением, так и с ситуацией в стране, демографической в том числе. Я считаю, что мы все — части социума, и мы должны делать как лучше для страны и для выживания народа. Когда происходит какое-то осложнение, учитывая, какая у нас профессия и какой за ней присмотр, какое слежение за ней со стороны следственных органов, с вашей стороны — СМИ, тут мы ходим по лезвию ножа. И шаг влево, шаг вправо от каких-то общепринятых правил, от того, как привыкли обыватели воспринимать нашу работу, когда они видят, что что-то не так — то врачи становятся автоматически врагами. Это первое. А вторая сторона — это личное ощущение провала, когда какое-то осложнение. Надо эту демотивацию перевести в понятие, что нужно просто над собой работать. У того, кто не работает, не бывает осложнений. А тот, кто работает, — у него всегда будут какие-то проблемы и недочёты, надо через это уметь переступить. И утром побриться, попить кофе и пойти на работу. Делать так, как положено. Думаю, что 3,5 тысячи где-то родов у меня было. Вот сейчас я представил количество детей — мне плохо стало! На самом деле это приятное очень ощущение, когда пациентки где-нибудь на улице, в парке, в торговом центре встречают тебя, улыбаются, здороваются, показывают ребёночка. Это действительно очень приятно. Ирина Кохан, заведующая родовым отделением городского перинатального центра, врач — акушер-гинеколог, стаж почти 30 лет: Стать акушером? Это была мечта с детства, потому что у меня папа военный врач, и с детства я с ним ходила на дежурства, в операционную. И моя мечта осуществилась. Все роды в какой-то степени страшны для нас, потому что всегда волнуемся, переживаем за их исход — и для мамы, и для ребёнка. Помню, конечно, несмотря на то что много лет прошло, первые роды. Было удивление и волнение, и восторг от того, что ты помог — и вот человек родился. Был даже случай, когда в поезде роды пришлось принимать, [это произошло в 1992–1993 году] с незнакомой женщиной. Вот это было очень страшно, когда ты остаёшься один на один в такой ситуации. Потому что здесь, в стенах учреждения, все дружной командой, здесь все рядом, кто может помочь, оборудование всё, аппаратура. Всё спокойно, чувствуешь поддержку. Но всё хорошо прошло, девочка родилась. Бабушка этой девочки писала письмо на имя [главного врача Позднякова] Ивана Михайловича со словами благодарности. Мне кажется, что каждая женщина должна испытать чувство материнства, потому что эти чувства ни с чем не сравнимы. Конечно, в силу каких-то обстоятельств не у каждой получается [забеременеть], это воспринимаем с грустью и печалью. За последние годы увеличивается число возрастных первородящих — в силу разных причин. Жизненные обстоятельства заставляют сначала карьерой заниматься, потом думать о семье, о детях. У кого-то проблемы со здоровьем. Высокие технологии позволяют женщинам и в 40–43 года приходить в первый раз. Возраст не имеет значения для того, чтобы стать матерью, — у всех разные, наверное, цели в жизни, и каждый подходит индивидуально… Возрастным женщинам эти дети достались как золотые дети, они прошли через страдания и потому более осознанно подходят, нежели те, кто в 17–18 лет, ещё не осознавая, что с ними происходят, становятся матерями. В последнее время как-то меньше стало, а раньше отказных детей было очень много. Социальные службы работают с этими женщинами, психологи, ведь как можно отказаться от маленького чуда? Чаще всего это материальное положение, социальное положение, не позволяющие [оставить ребёнка]. (Ред.: К абортам тоже отрицательно относитесь?) Мы люди той профессии, которые стоят у истоков жизни, поэтому аборты [не приветствуем]. Всё равно, как бы нам ни хотелось, но ситуации неприятные бывают, к счастью нашему — редко. Внешне, конечно, мы стараемся этого не показывать, но после всех этих случаев пациенты остаются в наших сердцах, и мы переживаем, по-человечески всегда жалко и женщин, мы понимаем, насколько ей тяжело, когда случаются неблагоприятные какие-то исходы. Но это работа, и, к сожалению, в нашей работе случаются такие ситуации, зачастую не связанные с нами, с нашими действиями, но тем не менее они есть. Например, когда женщина вынашивает беременность, и на доношенном сроке у неё внутриутробно погибает ребёнок… Конечно, для всех это трагедия, и нам по-человечески жалко. Мы сочувствуем, сопереживаем, поддерживаем. Наша работа рутиной не может стать, потому что это каждый раз и новые лица, и новые ситуации, с которыми приходится справляться. Каждое новое рождение, каждый громкий плач — он всегда радует, мы всегда с волнением это воспринимаем. Ведь человек родился. Ранее НГС записал монологи женщин, которые каждый день помогают неизлечимо больным, — они рассказали об одиночестве, брезгливости и счастье работать не за деньги.