Aeon (Великобритания): нужны ли нам дети?
Многие люди хотят детей. Но у них может возникнуть вопрос: этично ли приводить ребенка в этот мир в упадке, где ему, возможно, придется терпеть несправедливость и разные тяготы — и причинять их другим? Кто-то предпочитает детей не иметь. Такой выбор тоже порождает сомнения нравственно-этического характера: не «эгоистично» ли отказываться от деторождения? Неужели люди, не желающие иметь детей, отказываются внести свой вклад в будущее человечества (в создание следующего поколения), как это должны делать мы все, если можем? Возникает соблазн отмахнуться от всех этих вопросов, оправдывая себя тем, что иметь или не иметь детей — личное дело каждого. Да, конечно, это, черт возьми, никого не касается. И никто не должен мне диктовать — ни государство, ни общество. Этот вопрос прекрасно вписывается в «сферу личной жизни», которую в по-настоящему либеральном обществе следует уважать и в которую вообще никто не должен вмешиваться. Да, это так. Но то, что это дело личное, вопрос, который никто не имеет права решать за нас, не означает, что моральная сторона совершенно не имеет значения. Каждый может сам себе задать вопрос: что мне делать? И следует ли в этом случае учитывать нравственный аспект — то, что может помочь в решении этих крайне важных и очень личных проблем? Если мы все-таки затронем морально-этическую сторону, то ответы, к которым мы придем, могут нас удивить. Честно ли по отношению к будущему ребенку дать ему жизнь, в которой неизбежно будет много боли, неприятностей, неудобств, страданий и душевных мук? В своем эссе «О страданиях мира» Артур Шопенгауэр задавался вопросами: если бы дети приходили в этот мир лишь по воле чистого разума, существовала бы человеческая раса? Не лучше ли тогда было проникнуться сильным сочувствием к молодому поколению и разделить с ним бремя существования? Или же любой ценой хладнокровно взвалить эти тяготы на других? Да, можно надеяться, что в жизни вашего ребенка будут и счастье, и удовлетворение, радость и любовь. Но многие все равно увидят в этом «отсутствие симметрии». Возможно, вы сочтете, что не причинять людям зла гораздо важнее, чем решительно помогать им. Некоторые пойдут еще дальше и начнут утверждать, что у нас нет внутренних веских моральных оснований создавать новые счастливые жизни (говорят, такой выбор морально нейтрален, то есть не имеет нравственной окраски). Но у нас точно есть веские моральные основания не создавать явно несчастную жизнь. Если это так, то новая счастливая жизнь нравственно нейтральна, а новая несчастная жизнь безнравственна. А поскольку в реальной жизни сочетаются счастье и несчастье (и, следовательно, с этой точки зрения она будет и нейтральной, и безнравственной), то следует ли из этого, что — как утверждает южноафриканский философ Дэвид Бенатар (David Benatar) — любая реальная жизнь в целом безнравственна? Но не будем спешить с выводами. Просто нет никаких оснований утверждать, что в основном счастливая жизнь со случайными, возникающими то здесь, то там проблемами — полностью «плохая». Аргументация дала сбой. Возможно, нам следует отказаться от категоричных заявлений об отсутствии симметрии между счастьем и несчастьем и признать наличие внутренних нравственных оснований рождать на свет счастливых людей (об этом я буду говорить ниже). Но даже если отказаться от этого, на самом деле, вероятно, «безнравственно» не просто какое-то обычное несчастье, а то одностороннее несчастье, которое не имеет компенсации. И раз уж жизни, в которой нет ничего, кроме несчастий, следует избегать, то как насчет жизни, в которой несчастий гораздо меньше, чем радостей? Даже если кто-то отрицает, что счастье — веское основание для создания новой жизни, все же в моральном отношении счастье жизни может играть свою роль, нейтрализуя или ослабляя доводы против порождения новой жизни, которые появились бы у нас в результате некомпенсированного несчастья. Поэтому, когда речь идет о принятии решения о потомстве, мы вполне обоснованно можем усомниться, что изречение «не навреди» должно служить нравственной рекомендацией. Бесспорно, в любой жизни будут периоды несчастья. Но если вы можете обоснованно надеяться, что обеспечите вашему ребенку в целом счастливую жизнь — которую ребенок в целом будет считать достойной — тогда вряд ли можно считать неправильным дать ребенку эту жизнь ради него самого. А может ли быть неправильным решение не иметь ребенка? Папа Франциск, судя по всему, считает, что да. Он упрекнул семейные пары, решившие не иметь детей, в «эгоизме» и заявил: «Общество, в котором живет скупое поколение, не желающее окружать себя детьми, считающее детей прежде всего источником тревог и неприятностей, видящее в них обузу и опасность, — общество депрессивное». Это заявление противоречиво. На каком этапе перестает действовать заявленный основополагающий принцип? «Эгоистично» ли иметь одного ребенка, если можно родить двух, иметь двух, если можно родить трех, и так далее? Разве взрослым людям не разрешаются иные цели или интересы, кроме как «окружать себя детьми»? Такое заявление звучит неразумно. С другой стороны, счастливая жизнь, вне всякого сомнения, ценна, и наша способность сделать мир более ценным, конечно же, имеет определенное нравственное значение. Но прежде чем мы сможем в достаточной степени изучить этот злободневный и неоднозначный вопрос и выяснить, что в приведенных заявлениях папы Франциска правильно, а что нет, сделаем небольшое теоретическое отступление, чтобы разделить разные понятия, которые, вероятно, содержатся в заявлении, будто люди должны иметь детей, если могут. Мы видим, что важно отличать нравственные принципы первого лица от нравственных принципов третьего лица — то, что я сам считаю нужным, от того, чего от меня ожидают или требуют другие. Личное решение может быть частным в том смысле, что его следует отделять от тщательной этической оценки и критического разбора третьими лицами, но при этом должна быть предусмотрена возможность возникновения вопросов этического характера с позиции самого человека, стремящегося руководствоваться морально-нравственными принципами. Второе отличие возникает в пределах восприятия первого лица и касается строгости морально-этических критериев. Предположим, я определил лучшее решение с точки зрения этики. Но при этом я могу себя спросить: «Должен ли я это делать? Или же это просто было бы правильно?» Допустим, с точки зрения нравственности я обязан спасти младенца и не допустить, чтобы он утонул. Или я должен воздерживаться от убийства людей. И для сравнения: было бы правильным помочь пожилому человеку перейти через дорогу, но это не кажется обязательным. Когда этические критерии, касающиеся личных решений о рождении детей, — лишь этические рекомендации, а не строгие требования, тогда они могут показаться более приемлемыми и привлекательными. И уже не будет такого явного ощущения, что этическое порицание в этих вопросах неизбежно, навязчиво и чересчур критично. Как водится, некоторые философы — от Элизабет Энском (Elizabeth Anscombe) до Алистера Норкросса (Alastair Norcross) — даже подняли вопрос о том, имеет ли смысл сама идея моральных требований. Ведь вы можете спросить: «Я должен, но кому?» Наверное, в сущности, все, что мы можем сделать, это разработать шкалу вариантов, располагающихся между крайними понятиями «лучше» и «хуже». И, видимо, субъективно провести черту на каком-то уровне шкалы и сказать: «Ты должен сделать хотя бы это!» С другой стороны, похоже, все люди имеют общие представления о нравственности и понимают, что некоторые действия в строгом смысле этого слова неправильны или что они нарушают минимальные нормы приличия. И абсолютно правильно, если вы будете терзаться чувством вины, когда бросили ребенка в опасности, хотя могли бы ему помочь. И наоборот: то, что вы не помогли старику перейти дорогу, возможно, далеко не идеальный поступок, но с нравственной точки зрения это вполне нормально (разве нет?) В большинстве случаев мнение, что люди должны испытывать чувство вины или стыда из-за того, что приняли «неправильное» решение относительно производства потомства, кажется неоправданно суровым. Поэтому есть основания считать, что большинство морально-этических критериев в решении этих вопросов перестают быть такими жесткими. Например, по этическим соображениям при наличии финансовых трудностей иметь детей, наверное, и не стоит, но тем не менее решение завести ребенка в такой ситуации вполне нормально — и нет причины испытывать при этом чувство вины. Очень важно понимать эту разницу. В противном случае наше нежелание учитывать строгие моральные принципы в решении вопросов деторождения может подтолкнуть нас к ошибочному выводу, что подобные решения вообще не подлежат моральной оценке. Но если некоторые варианты решения в морально-этическом плане лучше других, то их оценка по-прежнему имеет большое значение. В конце концов мы как люди морально ответственные в целом заинтересованы в том, чтобы поступать правильно, а не просто стараться не совершать явно непристойных поступков. Добродетель сама по себе может (или не может) быть наградой, но мы все-таки, как правило, стремимся не просто к минимуму, а к чему-то большему. Чтобы внести ясность, давайте использовать слово «должен» для обозначения варианта решения, правильного в нравственном отношении (или желательного с нравственной точки зрения), и значение слова «обязанность» пусть будет ограничено понятием нравственной нормы. Теперь мы можем спросить: можно ли обязать нас производить потомство? Да, здесь можно притянуть за уши какие-то обстоятельства, в которых получится представить себе обязанность такого рода — например, если от этого будет зависеть, скажем, будущее всего человечества. Но как насчет более обычных ситуаций? Предположим, что у вас есть идеальные возможности вырастить благополучного ребенка. Вы хорошо образованы, финансово обеспечены, у вас надежная социальная поддержка и так далее. Я вовсе не имею в виду, что отсутствие какого-нибудь из перечисленных достоинств обязательно станет помехой для успешного развития ребенка — просто эти преимущества повышают вероятность того, что у ребенка будет благополучная жизнь. И еще предположим, что вы — любящая натура и, несомненно, будете нежно заботиться о каждом ребенке, который у вас родится. И тем не менее, как это бывает, вы все равно испытываете двойственное чувство, что касается перспективы иметь детей, поскольку у вас еще много других интересов и жизненных планов, которые для вас важны и которые пострадают и будут ограничены (в какой-то степени), если у вас появятся дети. В этих условиях если у вас будет ребенок, он, скорее всего, будет жить отлично. И это кажется прекрасным: действительно, если что-то и делает мир лучше, то это прекрасные и благополучные человеческие жизни. Если вы попытаетесь представить себе две вселенные и сравнить, какая из них лучше с морально-этической точки зрения, то наверняка на вашу оценку повлияет то, в какой из этих вселенных больше счастливых и процветающих жизней по сравнению с несчастными или даже просто нормальными. Некоторые философы, которыми движет обеспокоенность в связи со свободой принятия решения о деторождении, выступают против таких оценок. Их, видимо, волнует то, что если рождение счастливого человека (то есть создание новой счастливой жизни) — дело правильное, то в соответствии с этой логикой придется сделать вывод (причем нелепый): женщины в соответствующих обстоятельствах должны смириться с ролью детородной машины, непрерывно производящей на свет счастливых детей во имя всеобщего блага. Мы можем несколько продвинуться в этом вопросе, если просто примем в расчет те различия, которые отметили прежде. 1) Даже если рождение потомства в этическом плане необходимо, это не делает его объектом законного или общественного принуждения. 2) Даже если деторождение необходимо человеку в соответствии с морально-нравственными принципами первого лица, этот человек не должен становиться объектом критики со стороны третьих лиц за отказ от рождения детей. 3) Даже если с моральной точки зрения решение идеально, это не означает, что человек морально обязан это решение принять. Разберемся поподробнее с последним пунктом. Есть множество разных вещей, делать которые было бы правильно с морально-этической точки зрения. Но для этого потребовались бы настолько серьезные личные жертвы, что никто (ни посторонние, ни сам человек) на разумных основаниях и не стал бы рассчитывать, что это будет сделано. Выдающимся с моральной точки зрения поступком было бы отдать половину своих доходов экономически эффективным благотворительным фондам и организациям. И мало кому придет в голову заявить, что помогать людям в развивающихся странах нет необходимости или что спасенные жизни ничего не стоят. И пока благотворительность на самом деле является эффективным способом помочь людям (без компенсации в случае непредвиденных последствий), мы должны согласиться, что финансовая поддержка этих благотворительных организаций — дело очень правильное. Трудно придумать лучший в морально-этическом плане способ тратить деньги. И все же, учитывая, что для этого потребуется пойти на большие жертвы личного характера, большинство людей приходят к выводу, что такой альтруистический поступок — «наивысшее проявление чувства долга». Поэтому настаивать, чтобы мы всегда делали добро с максимальным бескорыстием, отказываясь от собственных жизненных планов, — это, видимо, требовать слишком многого. Такого рода «ограничения на требования» в отношении оправданных морально-этических обязательств кажутся еще более строгими в вопросах этики деторождения. Одно дело просить нас отказаться от значительной части своего заработка. Но другое дело — требовать, чтобы женщина (вообще-то хорошо устроенная в жизни), по сути, отказалась от всей своей жизни и от независимости, чтобы стать ходячей фабрикой по производству детей. Это жесткое требование и вторжение в личную жизнь. Даже если тем самым совершается самое бескорыстное добро (что в любом случае вряд ли возможно — ведь она могла бы совершить в жизни и нечто лучшее), такая огромная личная жертва — это попросту то, что называется «требовать слишком многого». Так что, исходя из этого, мы можем вполне резонно отказаться от предлагаемого обязательств в вопросах деторождения. Словом, мы можем согласиться с тем, что рождение детей и создание счастливых жизней — дело правильное, но мы не должны при этом связывать себя необоснованными обязательствами по деторождению. Даже если человек чувствует, что должен «заплатить другому» и внести свой вклад в будущее человечества, есть бесконечное множество способов это сделать. И рождение потомства — лишь один из них. Каждый раз, когда вы что-то делаете, чтобы помочь обществу, или действуете, проявляя доброту и участие, вы вносите свой маленький вклад в сохранение и развитие человеческой цивилизации. Можно даже добиться еще более значительного и долгосрочного результата, если вы готовы делать целевые пожертвования на благотворительность — например, на спасение детских жизней или снижение риска глобальных катастроф. Множество различных факторов могут объективно влиять на ваше личное решение иметь или не иметь детей. Главное — что вы сами об этом думаете, как к этому относитесь, насколько перспектива иметь детей соответствует вашим надеждам в более широком смысле и вписывается в ваши жизненные планы. Например, если дети сделают вас несчастным, это серьезный повод отказаться от рождения детей — и ради вас самих, и ради вашего потенциального нежеланного ребенка! Я хочу сказать, что, помимо этих очевидных доводов личного характера, на деле следует учитывать еще и соображения чисто морального плана, поскольку, принимая решение о рождении детей и многие другие решения, мы можем в значительной степени повысить ценность этого мира.