Рисование как медитация. Как выстраивать отношения с творческими детьми

«Рисование для человека, когда он видит, чувствует красоту и воплощает её на бумаге, – это медитация», – говорит заведующая отделением изобразительного искусства гимназии №8 «Лицей им. С. П. Дягилева» Ирина Слободчикова. Талант – это 70% труда Рада Боженко, «АиФ-Урал»: Ирина Михайловна, как вы считаете, есть неспособные дети? Ирина Слободчикова: Думаю, у каждого ребёнка есть какие-то способности, главное – обратить на них внимание, не пропустить. Скажем, для того чтобы учиться в нашей гимназии на отделении хореографии, ребёнок должен обладать определёнными физическими данными. Но это не значит, что, не имея этих данных, ребёнок не может танцевать. Может, но не на пуантах, например. Для нашего отделения мы тоже отбираем детей, они приходят, рисуют натюрморт, мы оцениваем работы по определённым критериям. Но в рисовании помимо всего прочего важны ещё и усидчивость, внимательность, аккуратность, спокойный характер. Гиперактивным детям, согласитесь, будет тяжело часами сидеть за мольбертом и рисовать. Наверное, им будет комфортнее, например, в спорте, и там они достигнут более высоких результатов. К слову, вы знаете, что есть дети, которые не видят объём предметов? Это, конечно, редкость, в моей практике я с такой особенностью сталкивалась два-три раза, заинтересовалась, нашла в интернете информацию – оказалось, действительно, есть очень небольшой процент людей, у которых не развит тот крошечный завиточек мозга, который отвечает за 3D-восприятие. Понятно, что рисование – это не их история, но они могут ярко проявить себя в чём-то другом. – В раннем возрасте уже возможно увидеть потенциал ребёнка? – Возможно, конечно. Но при этом надо понимать, что талант – это 70% труда. Без труда хороших результатов не достичь. Я всегда привожу в пример Вольфганга Амадея Моцарта, который никогда бы не стал великим композитором, если бы отец не заставлял его часами сидеть за инструментом, просто закрывая в комнате. С шести лет Моцарт писал музыку – ему, простите, просто деваться некуда было. Но в результате он стал тем Моцартом, которого мы знаем. Ежедневный труд – это залог успеха во всём: и в рисовании, и в хореографии, и в спорте – в любой сфере. – Творческие ученики, согласитесь, непростые. Как вы выстраиваете с ними отношения? – Непростые, согласна. Но поскольку мы работаем, тесно общаемся с ними по несколько часов в день, они становятся для нас как собственные дети. Иногда даже смеёмся с ними, когда они говорят: «Ирина Михайловна, мы видим вас чаще, чем своих родителей». Понятно, что я знаю особенности каждого ребёнка, как он мыслит, чувствует. Поэтому я знаю, что, в какой форме и кому я могу сказать. У каждого из наших детей очень тонкая психология, поэтому чрезвычайно важен индивидуальный подход. Наша система обучения на блоке искусств к этому располагает, поскольку дети разделены на небольшие группы. Если в группе плюс-минус 10 человек, каждый из них у преподавателя как на ладони, и он имеет возможность к каждому подойти, с каждым поговорить, каждого выслушать, каждому что-то подсказать. У нас тут своего рода парник. Может быть, поэтому до девятого класса, до защиты диплома, дети от нас уходят крайне редко. Более того, были случаи, когда ребята уходили в другие школы по семейным обстоятельствам – в связи с переездом, например, а потом приходили: «А можно у вас на занятиях просто посидеть? Я в час дня заканчиваю учёбу и не знаю, куда себя деть». Неудивительно, они у нас привыкли, что весь день в гимназии: у них здесь общение, учёба, творческий процесс, у них здесь жизнь. Поэтому они не только просто «посидеть», но и учиться к нам возвращаются. Как становятся идеальными учителями – Идеальный учитель, на ваш взгляд, какой? – Это такой учитель, который вдохновляет на движение вперёд. Помогает, подсказывает, является для ребёнка другом. Это обязательно весёлый учитель. В меру строгий и в меру добрый, искренний. К таким учителям дети идут с удовольствием. И ещё учителя очень тонкие психологи. Я, например, всегда чувствую настроение ребёнка, понимаю, что сейчас он на кого-то обижен, раздосадован, расстроен и лучше пока оставить его в покое. Или, наоборот, интуитивно чувствую, что надо подойти, тихонько спросить: «У тебя что-то случилось?» – Вы никогда не сожалели о том, что пришли в педагогику? – Никогда! После окончания Свердловского художественного училища имени Шадра я поступила в архитектурную академию (ныне УрГАХУ. – Прим. ред.), то есть стала студенткой, но уже со средним специальным образованием. Грех было этим не воспользоваться, поэтому я пришла в ДХШ №1, которую сама заканчивала: «Вам не требуются педагоги?» Они меня взяли, так моя педагогическая деятельность и началась. А потом меня пригласили в лицей имени Дягилева. Конечно, после окончания академии у меня был выбор, но... Знаете, когда молодой педагог приходит, всё решает первый год работы – за это время он или понимает, что ошибся адресом, или остаётся навсегда. Я как раз поняла, что педагогика – это моё, что у меня получается, что у меня есть связь с детьми, что есть хорошие результаты, что мне это душевно близко. И мою уверенность укрепляли добрые слова опытных коллег. – То есть похвала для педагога важна? – Она важна для любого человека. На то, чтобы сказать «спасибо», «благодарю», и секунды не потратишь, а человеку приятно. Окно в будущее и базовые знания – Преподаватели вашего отделения для себя, а не в учебных целях к мольберту встают? – Конечно, мы же все творческие личности. Мы, например, летом выезжаем на пленэры – не в обязанность, для души. Рисование для человека, когда он видит, чувствует красоту и воплощает её на бумаге, – это медитация (я всегда говорю это детям). Мы же всё пропускаем через себя, всё творчество на этом стоит – литература, музыка, изобразительное искусство. И это даже у детей можно наблюдать: когда они рисуют не что-то заданное, натюрморт например, а что-то своё, автопортрет, своё любимое домашнее животное или свою семью. Надо видеть, с какой любовью они рисуют маму, сколько чувств вложено в эти рисунки! А у девятиклассников что-то своё, личное, неповторимое особенно проявляется в дипломных работах. Мы даём только общие темы, например, «Окно в будущее», они их воплощают в своих работах и... вот тут-то мы и видим, что у них внутри! Тут даже не нужно быть психологом, чтобы прочитать их внутренний мир, тем более что в 16 лет ребёнок уже мини-философ, у него уже есть свой взгляд на всё. – Чтобы иметь право самовыражения, нужно обладать определённой академической базой? – Безусловно. Точно так же, чтобы написать симфонию, нужно, как минимум, знать нотную грамоту и основы сольфеджио. База нужна в любом случае. Хотя, знаете, я изучала американскую школу рисования, и в ней базы нет. У нас в России мощное начальное художественное образование – художественные школы, школы искусств, кружки, студии. А у них такой системы нет. Я занималась с девочкой, которая приезжает сюда, в Екатеринбург, на лето из Америки с мамой, и вот её мама рассказывает, что школьникам там очень трудно найти, где заниматься рисованием. Во всяком случае они не смогли найти, а девочка способная. – Понятно, что не все выпускники вашего отделения станут художниками, архитекторами, дизайнерами. Нет ощущения зря потерянного времени? – Ни в коем случае! Хотя бывает и так, что ребёнок талантлив, работает, горит желанием рисовать, мы его усиленно и с удовольствием готовим, поддерживаем, он поступает в художественное училище, мы за него радуемся, а спустя два года он училище бросает – вот это обидно. А в остальных случаях нет, не обидно, поскольку у каждого свой путь. И потом, то, что мы даём на занятиях, может пригодиться где угодно, в любой специальности. Я уже не говорю о том, что наши выпускники умеют видеть прекрасное, обращать внимание на красоту. Они и жизнь учатся воспринимать не в чёрно-белом цвете, а во всей полноте её оттенков.

Рисование как медитация. Как выстраивать отношения с творческими детьми
© АиФ Урал