«Дети выбрали смешную, как им казалось, мишень»: травля глазами учителей

Материал опубликован в рамках проекта Государственного музея истории российской литературы имени В. И. Даля «Только не я», который победил в грантовом конкурсе Благотворительного фонда В. Потанина «Музей 4.0». Проект всесторонне изучает проблему травли и делает музей площадкой для открытого диалога. Для подростков здесь работает книжный клуб, для взрослых в марте запускается родительский клуб, а для учителей будут проводить семинары и лекции. Если вы заинтересованы в сотрудничестве свяжитесь с проектом tolko_neya@goslitmuz.ru. Евгений Карпов Учитель русского языка и литературы Москва Инна Барская Учитель русского языка и литературы Подмосковье (город Видное) Татьяна Рик Учитель русского языка и литературы, писатель Москва Марина Терехова Учитель русского языка и литературы Москва Вероника Смолер Учитель русского языка в онлайн-школе Как начинается травля? Евгений Карпов: Во время травли включаются некие внутренние, подсознательные механизмы, причем как у тех, кто травит, так и у жертвы. Это имеет какое-то отношение к животной психологии. Просыпается охотничий инстинкт. Особенно когда кто-то выглядит или ведет себя, как потенциальная жертва. Ведь травят не всех и не всегда. Бывает, начинается с перебрасывания шуточками. Достаточно трех—пяти учеников для соревнования в остроумии по отношению к одному. Чаще всего он сам улыбается и пытается подыграть — это один из способов ложного спасения. Он пытается клоунничать, вызывающе ведет себя по отношению к учителям, чтобы показать: «Ребята, я свой». Но ежедневные шуточки на его счет не заканчиваются. В большинстве случаев ребята этого даже не осознают, когда это уже переходит в издевательство. Инна Барская: Сейчас каждое негативное проявление по отношению к ребенку принято называть травлей и всем миром против нее бороться. Для себя я стала разделять негативные проявления по такому принципу: есть или нет то, за что ребенка травят? Например, ему говорят: «У тебя большие уши. От тебя плохо пахнет». Это действительно так или нет, просто дети специально издеваются? А если это присутствует, то, наверное, поведение остальных — не совсем травля. В такой ситуации нужно разговаривать с жертвой: чтобы над ребенком перестали издеваться, он должен посмотреть на себя со стороны и что-то в себе изменить. Иногда это очень сложно, не все к этому готовы, поэтому проще выдать себя за жертву, тем более если родители это поддерживают. Хуже всего, когда ребенка начинают травить за то, что он не может в себе изменить, или за то, чего нет. Например, по национальному признаку или из-за внешности. Татьяна Рик: Маленькие дети — начальная школа — обычно травят за непохожесть: толстый, в очках, худой — что угодно. А для детей постарше причиной может быть то, что ребенок нарушает какие-то правила, что-то делает не так, как принято в классе. Так героиню «Чучела» травили за то, что она якобы всех предала: рассказала учительнице, что все сбежали с урока. Иногда эти правила имеют смысл, иногда они жестокие и бессмысленные. Но травить нельзя в любом случае. И это важно донести до детей. Когда я пошла в пединститут, я дала себе слово, что если где-то увижу травлю, я всегда ее буду пресекать. И когда я в 17 лет поехала вожатой в лагерь и столкнулась с этим, я приложила все силы. Но для меня было абсолютным потрясением, что вторая вожатая не просто не стремилась это прекратить, а даже поддерживала: «Зато они сами наведут порядок и дисциплина будет лучше». Что-то вроде дедовщины в армии. И это совершенно недопустимо. Чаще же бывает, что взрослые просто не замечают травлю. Или стараются не замечать. Что тоже ужасно. В этой ситуации родители должны вмешаться, конечно. И заступиться за своего ребенка. Ребенок всегда должен знать, что родители на его стороне. Какие случаи травли были в вашем опыте? Евгений Карпов: У меня учился мальчик с псориазом с шестого по девятый класс. Обе руки по локоть у него были покрыты коркой. С ним никто не хотел сидеть за партой, его не били, но говорили неприятные вещи. Это был вялотекущий буллинг, не очень ожесточенный, но в любой момент могли вспыхнуть ненависть и вражда. Он хотел быть как все, но это не получалось, потому он вел себя даже немного вызывающе. Жал мне руку при встрече, хотя никто из учеников так не делал. И я отвечал на рукопожатие, потому что не хотел выводить его за грань общества. Я разговаривал с ребятами, когда он отсутствовал. Ведь у них не всегда есть возможность поговорить, родители работают до ночи, их хватает на вопросы: «Поел? В школе нормально?». А детям не у кого спросить: «Как к нему относиться? У него руки как сосиски. Вообще, мы его не бьем, но что он ерепенится?». Приходилось вести долгие беседы. Марина Терехова: Один пятиклассник сильно отличался от остальных ребят, его семья жила за чертой бедности. Еще у него была лабильная психика: любая нестандартная ситуация приводила его в бешенство. Однажды на школьном празднике кто-то ему сказал что-то неприятное, он в мгновение ока подскочил, стал бросать школьные стулья в детей. Взрослые быстро среагировали и не допустили, чтобы он кого-то травмировал. Дети выбрали смешную, как им казалось, мишень. Над ним постоянно подтрунивали. Было пять активных ребят, которые демонстрировали неприятие. Остальные не защищали его, но и не участвовали в гиканьях-улюлюканьях. Был и другой инцидент. В классе были две подружки, которые выделялись из общей массы. Одна совсем не могла себя контролировать: она очень эмоционально на все реагировала — расстраивалась, выражала свое счастье, восторг, удивление. К тому же была невозможной болтушкой. Ее подруга из-за гормональных сбоев была полнее остальных, и учеба на нее явно наводила скуку. В пятом классе она отбила мальчика у своей гиперактивной подруги. Они сильно поругались. Активная девочка стала всем рассказывать, какая ее подруга плохая, и в этих историях правды было минимум, зато такие сюжеты, что впору было записывать. Конечно, ее подруге это было неприятно. Она стала разговаривать с одноклассниками, и все как один сказали, что эта гиперактивная никому не нравится, что она ко всем лезет, надоедает. В итоге ребята организовали группу в «ВКонтакте»: «Мы ненавидим N». Там пошли фотожабы, мемы из ее фотографий. Я об этом не знала, просто чувствовала грозовую атмосферу в классе. Дети как будто члены тайного общества: что-то пишут друг другу, шушукаются, бросают косые взгляды, сбиваются в стайки на переменах. Я еще плохо знала класс, чтобы сообразить, кого вытащить и раскрутить на разговор. Инна Барская: Недавно мне позвонила мама одной девочки и сказала, что дочку травят за то, что она пропускает много занятий. Все вынуждены писать контрольные и диктанты, а она в эти дни отсутствует. Это действительно так, она много пропускает, причем без особой причины, а мама не против: «Сегодня пятница, можешь не ходить». Дети возмущались: «Как же так? Мы встаем рано утром, идем в школу, решаем контрольные, а она спит». Я отвечала им: «Ну а вам-то что? Это же ваши контрольные, ваши знания?». Вероника Смолер: Мы в онлайн-школе занимаемся с детьми три раза в неделю: готовим их к ЕГЭ. У них есть чат с педагогом, где дети спокойно общаются. Другие чаты детям запрещено создавать. Но многие не слушаются. Например, группа одиннадцатиклассниц создала свой чат, в котором они обсуждали внешность других учениц. В чате с педагогом они могли написать девочке, скинувшей свою фотографию: «Ой, какая ты красивая!», а в своем начинали ее высмеивать. Я называю своих детей креветками, и они часто в шутку скидывают в общий чат фото с креветками. На одном снимке девочка была с ложкой во рту, и в секретном чате стали писать грубые вещи: «Она бы еще что-то вроде члена засунула в рот и скинула». Эти сообщения неизбежно доходят до тех, кто на фото. Девочки начинали замыкаться в себе, говорить: «Я ничтожество. Раз меня оскорбляют те, кто не разу вживую не видел, то мальчики вообще в мою сторону не посмотрят». Однажды девочка поделилась в нашем чате историей своего первого раза, а другая выставила скриншот в сторис в «Инстаграме», не замазав ни имени, ни фамилии, да еще с комментарием: «Фу, как так можно?!». В итоге ту начали гнобить, ей писали гадости в «ВКонтакте», скидывали фото половых органов, называли шлюхой. Мы отчислили ученицу, которая вывесила скриншот. Она сначала плакала, а потом сказала: «Не вам решать, что и где мне публиковать». Как учителю выстраивать разговор с родителями жертвы? Евгений Карпов: Многие родители думают, что ничего страшного не происходит, пусть потерпит, все пройдет. Дети сами часто говорят: «Не лезь, а то будет хуже». Если учитель это видит, он благодаря своему авторитету может стать рефери, и дети с облегчением передадут ему функцию разговора с родителями. Дети не должны чувствовать себя беззащитными. Они должны знать: в любой момент можно нажать тревожную кнопку — и родители помогут, защитят. Марина Терехова: Я разговаривала как мама с мамой. Говорила, что эмоциональному мальчику нужно больше внимания, объятий, разговоров, совместных занятий. Необходимо интересоваться его жизнью и переживаниями. А как говорить с родителями тех, кто травит? Евгений Карпов: Важно донести, что вы как учитель на стороне их ребенка, как и любого другого ребенка в классе. И предупредить, что травля может выйти далеко за правовые пределы, а это уже опасно и для тех, кто травит. Если вовремя пресечь такое негативное поведение, то можно уберечь своего ребенка от серьезных неприятностей: например, если все зайдет так далеко, что родители жертвы обратятся в полицию. Инна Барская: С родителям бывает сложнее, чем с детьми. Они часто говорят: у нас интеллигентная семья, мы воспитываем своего ребенка, а Петя-Вася — оборванец. До них тяжело достучаться, ведь их ребенок для них самый лучший. Вероника Смолер: В прошлом году я говорила маме одной девочки, что обман педагогов и буллинг неприемлемы. Она мне сказала: «Это моя дочь, и я буду решать, какое у нее воспитание». Логично, что родители встают на защиту ребенка. Но если задаешь вопрос: «А если бы вашу дочь так оскорбляли?», — то в этот момент мамы либо кидают трубку, либо говорят мне: «Кто вы такая, чтобы учить взрослых?». Я разговаривала с одним папой, он обещал провести беседу с ребенком. Девочка потом мне написала и извинилась. В этом году в договоре-оферте я прописала, что за любые оскорбления учащихся следует отчисление. Как разрешить ситуацию травли? Евгений Карпов: Самое действенное, по-моему, — разбивать компанию, которая травит. Они ведь себя чувствуют стаей. Возвращать из состояния животного азарта к человеческой рефлексии. Есть много способов. Например, когда я был молодым учителем, меня какое-то время травили ученики. Однажды я всю ночь думал, что делать, как прийти в класс на следующее утро. В итоге я вызвал к доске одного из зачинщиков и показал, как выглядит эта компания, когда она против тебя. Очень важно каждому продемонстрировать, как выглядит мир глазами жертвы травли. В процессе травли чаще всего действуют животные инстинкты, и бороться с ними можно с позиции современных достижений культуры. Несколько раз мы с коллегами, видя нездоровую обстановку в классе, устраивали показ с обсуждением фильма «Чучело». Зритель волей-неволей идентифицирует себя не только с жертвой, но и с теми, кто травит. Порой нужна грамотная беседа, до дрожи в голосе, на слезе. Ребята сильные эмоции ценят, для них это важно. Марина Терехова: Я старалась показать ребятам, что мальчик, которого они не любят, на самом деле добрый, отзывчивый, тонко чувствующий. Он всегда замечал, когда человек чем-то расстроен: неважно, одноклассник, педагог или ребенок из другого класса. Всегда спрашивал, чем помочь. На уроках литературы мы говорили о героях, которые совершают добрые поступки, неочевидные сразу: тот же Юшка у Платонова. Его травили всей деревней, буквально от мала до велика. Он не давал отпора, все тычки принимал смиренно, и только после его смерти выяснилось, что он вырастил сироту. Постепенно удалось выровнять ситуацию. Это заняло очень много времени, только в восьмом классе его перестали делать объектом насмешек. В истории с гиперактивной девочкой все получилось иначе. В какой-то момент ко мне пришла ее мама и стала показывать скриншоты группы сети «ВКонтакте», где ее дочь высмеивали. Единственное, что мне пришло на ум — экстренно собрать классный час и устроить разбор полетов. Я так и сделала и провела с ними разговор. Потом мы пошли в актовый зал смотреть фильм «Чучело», после чего снова разговаривали. Это все заняло часа четыре. Это был абсолютный экспромт, но я решила резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонитов. Детей эта ситуация отрезвила: они говорят, что с тех пор стали думать, что чувствует другой человек. Инна Барская: Мы поговорили с девочкой, которая часто пропускала школу. Я ей сказала: «Вот ты сейчас сидишь в зеленой рубашечке. А если я соберу толпу и скажу: „Да на ней красная рубашка!“. Это разве правда?». Она засмеялась и сказала, что это полная глупость, достаточно посмотреть в зеркало и увидеть, что это не так. «А если дети тебе говорят, что ты специально прогуливаешь школу в определенные дни. Это правда? Может, они неправы. А может, это действительно так. На неправду мы не обижаемся, а обижаемся на то, что где-то есть правда». Все разрешилось. Она перестала пропускать занятия. Была другая ученица, которая замыкалась и тоже не ходила в школу. Ее травили за то, что она на своей волне, не хотела ни с кем дружить, и дети стали говорить, что она их игнорирует, смотрит свысока. Но конфликт разрешился в один миг: она, оказывается, прекрасно играла на скрипке. На школьном концерте она выступила, сорвала аплодисменты, и все изменилось. Татьяна Рик: В лагере, где я была вожатой, была девочка. Что-то в ее поведении другим девочкам не нравилось, и ее стали обижать в палате. В своей жизни я пережила травлю дважды: в первом классе меня травили и дразнили толстой. И учительница подогревала эту ситуацию. А в 11 лет в лагере травили за то, что я заступилась за детдомовскую девочку, которая всех раздражала. Я рассказала той девочке свою историю: как меня травили, как мне было тяжело. Какие я из этого сделала выводы, как потом выстраивала отношения с людьми. Во-первых, я решила, что больше никогда не позволю с собой так обращаться. Во-вторых, постараюсь быть приятным человеком, чтобы ни у кого не возникало желания меня травить. Это не значит прогибаться под коллектив. Особенно в принципиальных вопросах. Но всегда стоит подумать, не веду ли я себя как-то не так. Быть может, людям неприятно со мной общаться? Девочкам, которые травили, я тоже рассказала о себе. Но я сделала акцент на том, как мне было больно и трудно. И поскольку они меня любили, они меня услышали. И прекратили так себя вести, потому что не хотели быть гадкими людьми. Какая профилактика травли может быть в школе? Евгений Карпов: Выбор средства зависит от учителя: посмотреть фильм, сходить в поход или устроить испытания, где все смогут проявить себя. Жертву травли, как правило, обесценивают, и приходится делать так, чтобы человек смог себя проявить. Учитель может поднять его в глазах других детей. Английский писатель Эйдан Чамберс в своей автобиографической повести рассказывает, как ему было сложно в школе из-за дислексии. Его начали травить. Его учительница раз в неделю устраивала театральные постановки, и нередко использовала их для регулирования обстановки в классе. Она сделала его, самого слабого и отверженного, в одном из представлений царем иудейским. И недоброжелатели вынуждены были нести его на носилках и обмахивать опахалами. Он до сих пор ей благодарен: эта ситуация все изменила, он не стал жертвой. Марина Терехова: Я предложила детям собирать нашу книжную полку — книги «Самоката», «Компасгида» и других подростковых издательств. Родительский комитет закупил книги, а дети их брали и читали. Периодически это выливалось в обсуждения: каждую среду мы собирались в кафе рядом со школой, читали, обсуждали, примеряли на себя, приходили к умозаключениям. Я старалась сделать так, чтобы ребята видели друг в друге не какой-то враждебный элемент, а личностей, у которых можно многому научиться. Я очень хорошо отыграла карту многонационального класса. Это не повод кого-то ненавидеть или бояться, а повод чему-то у этого человека научиться или научить его. Вероника Смолер: Мы готовимся к итоговому сочинению по ЕГЭ и много читаем, чтобы в нем приводить примеры из литературы. Например, «Чучело» Железникова или «Олесю». Еще мы читаем книгу Оксаны Мартик «Гадкий не утенок, или Дичь». Ее написала учительница и издала в электронном варианте. Там про школьный буллинг, и у всех детей эта история откликается. Инна Барская: У нас благодатный предмет — литература. Любая ситуация, описанная в книгах, есть и в жизни. Тот же затравленный Чацкий. После чтения «Горя от ума» десятиклассники предложили посмотреть скандинавский фильм «Охота». Там на взрослого человека накидывается оголтелая толпа горожан. Мы эту историю обсуждали в связи с Чацким. У Улицкой есть прекрасный рассказ «Бумажная победа», о том, как болезненного мальчика начинают травить, а мама и бабушка находят прекрасный выход из положения. Они решают эту толпу удивить. В литературе часто есть рецепты. Что читать и обсуждать в классе на тему травли: «Повелитель мух» Уильям Голдинг «Юшка» Андрей Платонов «Бумажная победа» Людмила Улицкая «Вилли» Нина Дашевская «Правда или последствия» Анника Тор «Олеся» Александр Куприн Интересное по теме «Школьная травля настолько распространена потому, что наше общество крайне терпимо к насилию» Какой ребенок может стать жертвой школьной травли?