Морозы, тундра и советский миф: как россиянка придумала комикс про жизнь на Крайнем Севере

Этнокомиксы для России пока большая редкость. Однако родившаяся в Салехарде художник и иллюстратор Юлия Никитина посвятила Крайнему Северу уже не одну свою книгу. Новый комикс Юлии «Эдейка» основан на одноименной поэме, главными героями которой становятся тундра и мальчик, насильно от нее оторванный.

«Лента.ру»: Какая ассоциация возникает у вас, когда вы слышите словосочетание «Крайний Север»?

Никитина:Тишина.

Давайте добавим деталей: какая картинка при этом словосочетании возникает, из каких элементов состоит, какова цветовая гамма?

Я сразу вспоминаю дом, в котором родилась и выросла. Зима, темно, я стою на холме, а дом — внизу, окна светятся желтым. Снег блестит, звезды в небе блестят.

Вы ведь родились в Салехарде?

Да, я родилась и выросла, жила там до 16 лет.

Как, если не секрет, там оказалась ваша семья? Не жалеете, что судьба занесла их именно в Салехард, а не, скажем, в Сочи?

Мама приехала туда работать, отец — тоже, там и познакомились. В детстве я жалела, что живу так далеко от столиц. А сейчас я рада, что родилась и выросла на Севере.

Салехард — город с богатой историей. Коснулась ли его судьба многих северных городов? Я имею в виду массовый исход населения, закрытие предприятий и медленное или не очень умирание?

Насколько я знаю, сейчас население растет. Салехард все-таки столица Ямало-Ненецкого автономного округа, работа здесь есть, условия для жизни неплохие. Например, я училась в гимназии, у нас были прекрасные педагоги, два иностранных языка, богатая библиотека, бассейн, отлично оборудованные классы. Больших предприятий в городе не так много: речной порт и рыбоконсервный завод были основными в советское время. Они работают, у порта дела могли бы быть и лучше, рыбоконсервный завод — в порядке. В последние годы много сил вкладывалось в поддержку туризма, но пандемия все перевернула с ног на голову. Честно говоря, я мало что понимаю в экономике, но для меня город выглядит живым.

С одной стороны, Салехард — административный центр Ямало-Ненецкого автономного округа. С другой, если статистика не врет, то более 60 процентов населения города составляют русские, ненцев же — около трех процентов. Насколько вообще салехардец соприкасается с местной национальной культурой и традицией?

Да, большая часть населения города действительно русские. Среди них — потомки ранних переселенцев, строители северных городов и люди, которые приехали на заработки и остались навсегда. В моем детстве был в школе предмет — кажется, он назывался «география ЯНАО». Но мы больше говорили об экономике, истории городов и о природных богатствах. С другой стороны, были олимпиады по краеведению, где культуре уделялось особое внимание, и на литературе мы читали книги местных авторов. Но взрослый житель Салехарда, приехавший на Север с Большой земли, во времена моего детства соприкасался с культурой коренных народов или в музее, или на городских праздниках.

Были ли ненцы в вашем классе или в окружении ваших родителей?

В моем классе были ребята из коренных малочисленных народов, а в окружении родителей же не было вообще никого. Формулировка сухая, но, извините, у нас же не только ненцы живут.

Это правда…Но я спрашиваю обо всем этом по двум причинам. Во-первых, просто интересно. Во-вторых, же… Совсем недавно вы проиллюстрировали поэму Леонида Лапцуя «Эдейка», рассказывающую о судьбе ненецкого мальчика. Откуда у вас вот этот интерес к этнолитературе?

«Проиллюстрировала» — не совсем точное слово. Комикс и иллюстрация достаточно сильно отличаются, это разные искусства. Я сделала именно комикс по мотивам поэмы Леонида Лапцуя. Важно еще отметить, что это не мой личный проект: с идеей графической адаптации ко мне обратилась «Национальная библиотека Ямала», и текст для адаптации был выбран библиотекой. Конечно, я согласилась: задача интересная, материал знакомый, и, главное, есть друзья, к которым можно обратиться за помощью.

Расскажите об «Эдейке». О чем эта поэма?

О жизни в тундре, о дружбе и о взрослении, о встрече ребенка с большим миром.

«По мотивам поэмы» — написано на обложке. Это значит, что часть сюжета ушла?

Да, мне пришлось отказаться от части материала. В основном из-за того, что у книги было ограничение по счету страниц: изначально мы обсуждали 48, я в процессе работы поняла, что нам нужно хотя бы 64, и то получится рассказать только главное и только из первой части истории. Это как киноадаптация, у нас тоже есть своего рода «хронометраж». Кроме того, мы с моим соавтором Катей Галяткиной решили, что снизим насыщенность советской пропаганды и сосредоточимся на красоте тундры, на быте семьи и отношениях Эдейки с миром. И библиотека нас поддержала.

Я слышал рассказы о том, как в конце каждого августа над тундрой кружились вертолеты, выискивая детей семилетнего возраста, чтобы отправить их в школы-интернаты для обучения школьной программе на русском языке — отрывая от семьи, культуры, привычного уклада жизни. Это до сих пор аукается ненцам? Многим ли из них удалось сохранить связь с природой, сохранить свои традиции, обычаи?

На Ямале и сейчас работают школы-интернаты для детей тундры, в стране ведь обязательное общее образование. Дети приезжают домой на каникулы, но все остальное время они находятся далеко от родных, в непривычных бытовых условиях, в непривычной культурной и языковой среде, и это большая проблема. Я знаю, что педагоги ведут поиски компромиссных вариантов: обсуждаются обучение в кочевых школах, онлайн-образование, в программу интернатов включают родной язык, уроки рукоделия, охоты и рыбалки. Но проблема не решена, это все еще тяжелая и тревожная тема. Как сделать так, чтобы дети знали родной язык и традиции семьи, умели все, что умеют родители, не были оторваны от семьи, и при этом их право на образование и выбор соблюдалось бы? Чтобы все варианты будущего оставались возможными? Пока однозначного ответа нет.

Нет ли у вас ощущения, что вскоре традиция превратится в бездушный аттракцион для туристов, потому что у самих ненцев не останется воспоминаний о прежней жизни?

Я не специалист. У меня есть только пара друзей, книжки и небольшой опыт путешествий. Но я знаю, что настоящий жилой чум не очень похож на туристический чум где-нибудь в Горнокнязевске. Повседневная одежда жителей тундры тоже не такая, какую вы видите в городе на Дне оленевода или на сцене. Ненцы, как и другие коренные жители Ямала, — живой народ, их культура — не застывший в янтаре артефакт. Часть ненцев живет в городах и поселках, но часть продолжает вести кочевой образ жизни, продолжает пасти оленей. Они знают, как обращаться со стадом, как делать нарты, как вести хозяйство в тундре. Да, теперь нарты чаще везет снегоход, а не олени. В чуме может быть современная техника, у многих есть мобильные телефоны. При этом на ночь вас все равно укроют ягушкой, спать вы будете на шкуре, а жена может не подпускать мужа к очагу. Конечно, многие вещи, которые описаны в книгах как «традиционные» (разделение чума на зоны, например, или разделение обязанностей в семье), на практике часто выглядят не так строго. И часть фольклора утрачена, но это происходит со всеми народами. Многие люди работают, чтобы сохранить орнаменты, эпос, сказки… Я надеюсь, что изменения не приведут к полной утрате культуры, это была бы огромная потеря для всех нас.

Несмотря на неперегруженность ваших рисунков различными элементами, в них довольно много разных этнических деталей. Вы сами все это изучали или кто-то помогал?

Мне было важно найти такой баланс в количестве этнодеталей, чтобы герои не выглядели, как работники музея под открытым небом. В справочных материалах обычно описываются максимально традиционные образцы одежды и обстановки. На фотографиях семидесятых-восьмидесятых я видела, что в одежде и в обстановке смешиваются элементы традиционного быта и нового быта, такое же смешение я и сама наблюдала в жизни. Рабочая одежда обычно выглядит куда проще, чем праздничный костюм или сценический костюм. В быту активно используются и современные ткани, и традиционным способом выделанные шкуры. Рядом со старинным предметом может стоять совершенно обычная кастрюля или чайник, как у вас на плите. Это сложный микс! Библиотека помогла с информацией, насколько это было возможно — мы работали над книгой в пик ковидных ограничений. На многие мои вопросы ответил замечательный поэт Альберт Окотэтто. Мы познакомились с ним на Фестивале ямальской книги, вместе добирались из Питера в Пуровск. Здорово, что он нашел время и силы поговорить со мной в такое сложное время.

Была ли какая-то реакция на книгу со стороны ненцев? Не слышали вот такого: мол, куда ты лезешь?

Если честно, я редко встречаюсь с людьми, которые видели мою работу. Знаю, что к самой поэме «Эдейка» у многих ненцев непростое отношение, и это понятно. Надеюсь, мы смогли и сохранить сюжет поэмы, и сделать акцент на том, что важно: на том, как выглядит цикл года в тундре, на жизни семьи.

Насколько сложно, вообще говоря, художнику работать именно над этнолитературой?

Большая беда в том, что авторов комиксов у нас не так много. А знакомых с этнотемой авторов еще меньше. Поэтому такая работа и почетна, и ответственна тоже. Плюс нам достался самый известный перевод поэмы, и мы решили отнестись к нему аккуратно, и это тоже не облегчило нам жизнь: ритм в разных главах меняется, часто нельзя вынуть фрагмент текста, не разбив рифму. А если нужно сохранить вот этот и тот текст, в том числе из-за смысла и ценных бытовых деталей, поместимся ли мы в заданное количество страниц?

Поместиться и уместить всегда сложно. Поэтому и спрашиваю: вам, отучившейся в Тюмени и живущей в Питере, удается ли вместить в свою нынешнюю жизнь Салехард?

Я бы сказала, что я живу на два города: полгода — в Питере и полгода — в Салехарде.

Как мне показалось, другая ваша книга — «Полуночная земля» — говорит в том числе о том, что сердце человека все равно остается там, где он родился. Согласны?

Да, согласна. Не думаю, что это работает для всех, но для меня получилось именно так… Я долго не могла понять, как мне повезло родиться именно в Салехарде. Вокруг меня всегда была красота, но я не видела и не ценила ее, пока не уехала учиться.

Сильно поменялся город уже на вашей памяти?

Да, сильно. Многие важные для меня здания и объекты исчезли или изменились до неузнаваемости, город разросся, появились новые микрорайоны. Музыкальной школы, где я училась, давно нет. На месте здания речного порта, где я провела все детство, — Обдорский острог. Мой дом все еще на месте, но улица, на которой я живу, стала пешеходной. К нашему причалу больше не приходят теплоходы…

«Эдейка», «Полуночная земля», «Дневник штормов», рассказывающий про путешествие к Карскому морю и встречающихся на пути оленей, шахтерские поселки и горы полярного Урала. Крайний Север — ваш персональный наркотик, который не отпускает?

Север для меня — это место, где я чувствую себя легко, спокойно. Хотя я всего лишь родилась там, и поколения моей семьи жили намного южнее, я люблю эту землю и хочу рассказать о ней другим людям.

Что самое важное для себя вы поняли о Севере? И что о Крайнем Севере нужно непременно знать тем, кто там ни разу не был?

Думаю, главное вот что: Север — это не только города. Самое интересное происходит за их пределами. Некоторые люди всю жизнь живут в Салехарде, каждый день на закате любуются Полярным Уралом за рекой и при этом ни разу не были в горах. Это грустно. А! Если поедете в гости, помните, что у нас свой цикл года: зима начинается в октябре и может держаться до июня, лето длится месяца полтора, а в середине августа уже начинается осень. Привозите с собой теплую одежду.