«Памяти дяди — Казимира Малевича». Гид по выставке Музея наивного искусства
В Музее русского лубка и наивного искусства открылась выставка «Владимир Богданов — памяти дяди Казимира Малевича». Москвич Владимир Богданов (1912–2002) был инженером по образованию, художником по призванию и племянником одного из самых известных русских авангардистов Казимира Малевича. Его мама Мария Севериновна была родной сестрой основоположника супрематизма.
На выставке представлены шесть картин Богданова из коллекции Музея русской народной живописи (коллекция Владимира Мороза и Анны Годик), посвященных легендарному родственнику. О том, чем они интересны и на что в них стоит обратить внимание, рассказывает куратор выставки, заместитель директора Музея русского лубка и наивного искусства Александр Кленчев.
От инженера до художника
Рисовать Владимир Богданов начал поздно. До выхода на пенсию о собственном таланте и не подозревал. Родился в 1912 году, после школы работал стеклодувом на хрустальном заводе, параллельно учился на вечерних курсах при Энергострое, а потом получил там должность конструктора. Работал радистом, инженером-проектировщиком электростанций. На войну ушел в звании старшего сержанта, в подразделении военных картографов он составлял сложные панорамные карты. После войны продолжил работать инженером-конструктором.
На пенсию Владимир Богданов вышел в 1973-м. Любимая супруга умерла, дети разъехались. Тогда он и начал рисовать — карандашами. На 70-летие ему преподнесли подарок, перевернувший его жизнь, — этюдник с красками. Вопрос, что дарить друзьям и членам семьи на праздники, был решен — художник начал вручать им свои работы. За 20 лет Владимир Александрович создал около 500 картин.
В отличие от дяди, он избрал наивное искусство, не требующее от художника специального образования. Это направление примитивизма появилось в начале XX века во Франции. Оно зародилось благодаря талантливым художникам-самоучкам, у которых не было профессионального художественного образования. Самые известные представители наивной живописи ХХ века — француз Анри Руссо и грузин Нико Пиросмани.
Художники наива чаще всего берут идеи для сюжетов из реальной жизни, фольклора, мифологии. Главный мотив — гармония между человеком и природой. Наив — противопоставление профессиональному искусству, здесь важна прежде всего личность художника, то, как он доносит свое видение до публики. Наивные художники могут не соблюдать законы пропорций, пространства, композиции, они играют с формой и цветом, создавая свой собственный, уникальный и ни на что не похожий мир.
Памяти Малевича
В 1988 году недалеко от подмосковной деревни Немчиновка, в том месте, где захоронили урну с прахом Малевича, был установлен памятный знак — деревянный белый куб с красным квадратом внутри. Присутствовавший при этом Богданов вспоминал:
«В день открытия памятного знака собрались самые известные исследователи творчества дяди. Я решил их всех изобразить стоящими вокруг куба. Они часто потом ко мне приходили в гости и, глядя на картину, смеялись, но себя просили убрать. Я даже обиделся. И решил вместо живых нарисовать героев картин Малевича, идущих почтить память своего творца. Они точно замечаний мне делать не будут».
«Открытие памятного знака (30.07.1988)» стала первой работой цикла «Памяти дяди». Создана она была в 1994 году. По формально-изобразительным признакам картина относится к наивному искусству, в ней тесно переплетены изображаемое и реальное. Выдвигая на первый план белый куб с красным квадратом, вокруг которого разворачивается ритуальный акт поклонения и приношения цветов, Богданов по постмодернистской традиции цитирует Малевича. Этот сюжет повторяется и в других картинах.
«Посвящаю памяти моего дяди К.С. Малевича» — картина, давшая название всему циклу. На фоне голубого неба и зеленого до горизонта леса шествует по воздуху фигура в красном берете, повторяющая знаменитый «Автопортрет». Малевич будто вырастает из земли, закрывает спиной лес, упирается головой в небеса. Он предстает перед друзьями, родными, художниками, которые пришли к нему в облике маленьких супрематических фигур, не имеющих лиц. Он видит их, а они его — нет. В картине, соответствующей наивному искусству, Богданов использует набор цветовых и геометрических форм Малевича.
В картине «Крестьяне» автор также процитировал и сохранил авангардное наследие своего дяди. Супрематические персонажи авангардиста становятся похожи на героев наивного художника, когда автор сводит воедино плоскую форму и яркий цвет. Небо над белым кубом разрезает пашня картины «Голова крестьянина» с суровым ликом.
Работа «Памяти К.С. Малевича», как и остальные, построена на диалоге с великим родственником: Богданов отталкивается от супрематизма Малевича, как от трамплина. Над белым кубом парит героиня «Девушки с гребнем в волосах». Зоной пересечения наива и авангарда здесь тоже становятся плоскость, цвет. В работе прослеживаются совмещение стилей, простота, свойственная наиву. Богданов создает новую реальность, где его собственные цвета гармонируют с цветами заимствованных персонажей.
В работе «Памяти К.С. Малевича. Цветочница» также сохраняется место действия и сюжет, но теперь над белым кубом парит цветочница, возникающая из языков пламени, которые возносят ее к небу. Часть супрематических фигур приобретает движение и иной характер. Реалистический сюжет получает фантастическую окраску.
Картина «Памяти дяди. Здесь похоронена урна» отходит от предыдущего сюжета: на ней изображено то, о чем говорится в названии. Малевич просил похоронить себя под любимым дубом посреди поля вблизи подмосковной Немчиновки. Сохранить достоверность изображения Богданову помог карандашный рисунок, сделанный его отцом в день похорон в 1935 году. В работе прослеживается стилевая монолитность, свойственная лучшим образцам наивного искусства. Желание художника отобразить действительность такой, как она есть, придает картине черты наивной живописи, характерные для самоучек. Еще он вводит в картину «Черный квадрат» Малевича, устанавливая тем самым живой диалог между наивом и авангардом. В результате получается не просто памятник художнику, а совершенно новый по своей внутренней концепции объект.
Легендарный авангардист
Казимир Малевич начал интересоваться рисованием, в отличие от племянника, еще подростком. На одной из выставок в Киеве он увидел портрет девочки, сидевшей на скамье и чистившей картошку. Юного Казимира так впечатлила эта незамысловатая картина, что он и сам захотел попробовать изобразить что-то похожее. На следующий день рождения он получил краски.
В 17 талантливый молодой человек поступил в Киевскую художественную школу, и хотя учебу через год пришлось оставить — вместе с семьей он переехал в Курск, — рисование он не бросил. Свою первую картину — «Лунная ночь» — Малевич продал за пять рублей. Осознав, что больших денег так не заработать, он устроился чертежником в управление российской казенной железной дороги. Работу эту не любил, рисование было отдушиной. Постепенно набралось достаточно картин для выставки — впрочем, большой известности она ему не принесла. Художник переехал в Москву — столица давала гораздо больше возможностей, чем провинциальный Курск.
В Московское училище живописи, ваяния и зодчества он поступил с четвертого раза. Также Малевич начал посещать студию русского художника Федора Рерберга. В 1910 году его пригласили поучаствовать в выставке группы художников-авангардистов «Бубновый валет», противопоставлявшей себя реалистической живописи. Имя художника стали постепенно узнавать, все чаще и чаще он становился участником различных выставок, в том числе международных.
В 1913-м он оформил оперу «Победа над Солнцем» в петербургском театре «Луна-парк». Малевич использовал геометрические фигуры, которые словно сошли с его полотен. Те картины он называл «заумным реализмом» и «кубо-футуристическим реализмом». И именно тогда у него появилась идея создания легендарного «Черного квадрата» — части будущего триптиха, в который также войдут «Черный круг» и «Черный крест».
Дядя и племянник
Владимир Богданов хорошо помнил дядю Казика — так он его называл. Когда Малевич умер, ему было 23 года. Самые ранние воспоминания связаны со столовой на Мещанской улице, которую держала Людвига Александровна — мать Казимира и бабушка Владимира. Малевич иногда туда наведывался. Также на стенах в доме Богданова висели многие картины дяди, в силу возраста мальчику непонятные.
Другие воспоминания связаны с деревней, близ которой впоследствии установили памятный знак.
«Иногда летом я с сестрой и мамой приезжали в Немчиновку, где жил дядя Казик и тетя Соня. Жили они в двухэтажном домике с садом. Вечерами часто собирались гости, приходили соседи, подолгу беседовали. Мы с сестренкой спали на втором этаже. По утрам, когда мы спускались вниз, дядю уже не заставали. Он любил с утра уходить под свой заветный дуб, что стоял в открытом поле, под кроной которого была его студия. Туда вдоль какого-то ручья, собирая землянику, приходили мы. Дядя приветливо встречал нас, шутил, отвечал на все наши “почему?”. Я часто задавал ему вопрос по поводу его рисунков, так как мне было многое непонятно из них. На что он отвечал, мол, ты еще мал, вот когда вырастешь, тогда будешь понимать, так как все, что он рисует, могут понять только взрослые».
Однажды Малевич взял племянника с собой в театр, где оформлял спектакль Всеволода Мейерхольда по пьесе Маяковского «Мистерия-Буфф». Там их встретил сам автор — и Богданов, которому на тот момент было около девяти лет, поначалу испугался этого большого человека с громоподобным голосом.
«В 1924 году мы переехали на новую квартиру на Новослободскую улицу. Некоторое время у нас проживала бабушка Людвига Александровна, иногда Казимир заезжал к нам повидать сестру и мать. Они часто разговаривали между собой на польском языке, я почти ничего не понимал. Однако я заметил, что дядя имел властную натуру, доказывал и объяснял то, что другим было непонятно. Он не взрывался, говорил ровным голосом, с уважением относился к сестре и матери», — вспоминал Владимир Александрович.
В последние годы жизни Малевича Богданов с ним не встречался, не получилось даже приехать на его похороны — Владимир тогда проходил кадровую военную службу в Сибирском военном округе. О смерти дяди он узнал из письма своего отца, который подробно описал процесс захоронения урны с прахом в Немчиновке согласно завещанию художника. Вместе с письмом у Владимира Александровича сохранился тот самый эскиз-зарисовка, с которого он потом написал картину маслом.
