Интервью Ильи Колмановского главреду CJ

Илья Колмановский — российский ученый, который делает все возможное для популяризации науки: читает лекции, ведет подкаст, дает интервью, проводит занятия, а еще пишет книги. В конце 2020 года в издательстве «Альпина.Дети» вышла его книга «Научные открытия 2020», которую интересно читать, даже если у вас нет детей. Главред CJ Лена Аверьянова поговорила с Ильей о его работе, особенностях написания книг о науке для детей, детских энциклопедиях, динозаврах, пауках и бычьих сердцах.Расскажите немного о своей книге про открытия 2020 года. Почему вы решили ее написать и почему именно для детей?Я работаю научным обозревателем. Я регулярно звоню и пишу ученым, чтобы узнать, какие открытия они совершили и потом рассказать об этом в своем подкасте «Голый землекоп». В прошлом году я понял, что в этих разговорах все время возникают истории, которые хочется куда-то положить, чтобы они не пропали, не забылись в потоке. И я подумал, что книга — самый лучший способ собрать главное за определенный период и сохранить. Потом я понял, что надо выпускать эти книги чаще, постоянно обновлять информацию. Так «Научные открытия» превратились в постоянный проект, в котором мы емко и в доступной форме рассказываем о самом интересном и важном: как и зачем ученые создают людей-киборгов, какую роль в борьбе с ковидом сыграет кровь мечехвостов, и как ученые придумали лекарство на основе яда самого опасного на свете моллюска.С тех пор, как я написал книгу, я понял, что она не совсем детская. Скорее, она адресуется тем, кому нравится мой способ коммуникации. Поэтому у нее есть и пожилые читатели! Такая коммуникация исходит из уважения времени читателя. Новое поколение особенно бережно, и даже скупо, относится к своему времени и вниманию. Жизнь и так не слишком щедро отпустила им время на соцсети и мессенджеры, поэтому я понимаю, что для меня выделяется совсем небольшая квота. Но, в целом, все, кто хочет воспринимать материал в предельно емкой и понятной форме, может оказаться аудиторией этой книги.В чем сложность адаптации научного материала для детей? И вообще, существует ли такая сложность?Я бы не сказал, что это сложно, но я бы сказал, что у такого жанра есть правила. Это должны быть емкие истории, которые можно пересказать. У истории должны быть начало, середина и конец, а еще обязательно должны быть герои (либо ученые, либо их испытуемые), чтобы у читателя существовала возможность идентифицироваться с проблемой, которую мы обсуждаем. Если у читателя не было никакого ожидания от этой темы, он не сможет пересказать историю, начав со слов: «Оказывается, что…» Моя цель заключается в том, чтобы он любую историю смог пересказать, начав со слов: «Оказывается, что…»Как вам кажется, есть ли в медиа (я имею в виду глобально: книги, интернет, телевидение, издания, подкасты) тенденция к тому, чтобы увлечь детей наукой и понятно объяснить им какие-то сложные вещи? Это явление современное или оно было плюс-минус всегда?Есть. И я думаю, что эта тенденция сейчас набирает обороты. Популяризация науки началась около 100 лет назад, и для того времени это было делом новым и сложным. Люди не знали, каким образом рассказать о науке так, чтобы это было интересно широкому и неподготовленному кругу читателей. Скажем, книга «Охотники за микробами» Поля де Крюи адресовалась скорее взрослым. Но прошло несколько лет, и стали появляться научные книги для детей, например, «Солнечное вещество» Матвея Бронштейна, который был расстрелян в том числе и за отказ менять свою книгу в угоду идеологическим требованиям в 1938 году. У нас на глазах возраст аудитории научно-популярных книг и проектов снижается. Мы сейчас запросто услышим, как пятнадцатилетний ребенок говорит: «Я не буду завязывать шнурки, потому что мой мозг этого не хочет». И это прекрасно, это готовит молодых людей к жизни в стремительно усложняющемся мире, где роль науки и технологии все выше и выше, а свое мнение все ценнее и ценнее.Фото: из личного архива Ильи КолмановскогоОткуда взялся стереотип о том, что наука детям не интересна?Я не слышал такого никогда. Наука детям очень интересна. В современной возрастной психологии даже укрепилось представление о том, что ребенок похож на философа или ученого. Есть несколько таких книг, одна из которых The Philosophical Baby Элисон Гопник, которая развивает эту идею. В ней говорится о том, что ребенок вынужден изучать незнакомый ему мир, как должны были ученые античности или мыслители эпохи Возрождения. Он должен строить гипотезы, отвергать их и придумывать новые, проводить какие-то опыты, экспериментировать. Так устроено детство, поэтому мне кажется, дети в науке заинтересованы.Как вы относитесь к феномену детской энциклопедии? Есть у вас любимые примеры таких книг — советских и современных?Энциклопедия прекрасна тем, что она обещает тебе всеохватность, возможность сразу узнать много интересного. Еще у нее горизонтальный доступ, то есть, ты можешь прочитать это и это, а это, например, пропустить (хотя я любил читать все подряд).В свое время я любил читать советскую энциклопедию и энциклопедические словари: мифологический, философский. Сейчас я за этим не слежу, но почему-то не вижу детей, которые бы увлекались энциклопедиями. Возможно, дело в том, что появился интернет, а это самая большая энциклопедия. Серфить его — заведомо более вознаграждающее занятие, потому что там можно найти все что угодно и даже больше. Серфить вместе с детьми, учить их это делать, быть их путеводителем — важная задача для современного родителя.Одна из глобальных современных энциклопедий — это Википедия, куда я сам часто заглядываю. Я помню период скепсиса по отношению к ней, который, возможно, базировался на старом представлении об энциклопедиях. Какой интернет, когда у нас есть «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона», в написании которого приняли участие самые достойные эксперты! Но нет ничего экспертнее, чем демократичное сообщество. Потому что эксперты ошибаются, а тысячи пар глаз заметят ошибку и исправят ее. Я знаю, что сейчас в научных лабораториях специально пишут целые статьи в Википедию, чтобы студенты, которые придут работать сюда, могли быстро ее прочитать.К тому же, Википедия учит нас никакому источнику не доверять на 100 процентов. Важно помнить, что это стартовая точка для любого ресерча и именно этому надо учить детей. В целом, энциклопедия перестает быть чем-то, что отлито в скрижалях и делается площадкой для динамичного поиска истины. Что не изменилось с прошлых эпох — это тот факт, что истина существует, и наша задача — ее установить.Как родителю поддерживать интерес ребенка к исследовательской деятельности? Например, маленький человек увлекся динозаврами, что делать, куда бежать и что читать?Мне кажется, главное, что может сделать взрослый — поднять ставки в этой игре. Ребенок увлекся динозаврами: у него под рукой сериалы с ютуба или маленькие пластиковые игрушки. Взрослый же может сообразить, что динозавры — это огромные организмы, которые когда-то действительно существовали на Земле. И ему надо подумать, как показать это ребенку. Можно найти палеонтологический музей, пойти туда вместе и исследовать то, что там находится. Можно самому посмотреть документальные фильмы о жизни ученых, почитать книги, послушать подкаст «Голый землекоп», где мы рассказываем о поразительной истории двух воющих динозавров и о том, как взрослые люди решали вопрос про этих динозавров в суде. Когда я говорю «поднять ставки», я имею в виду, что любая детская тематика, на самом деле, большая часть взрослого мира. И в этом взрослом мире для вас подготовлены неиссякаемые источники вдохновения.Вообще, как помогать детям получать адекватную информацию о мире и науке о нем, если у родителя нет ни педагогического, ни естественно-научного образования, а школьную программу он благополучно забыл? Надо все наверстывать? А где? Снова браться за учебники?Существует нечто более важное, чем педагогическое образование — любознательность. Родителю должно быть искренне интересно разобраться в том вопросе, который волнует ребенка. Да, может, он растерял какие-то школьные знания, но чего он не потерял, так это взрослых инструментов поиска информации. На время забудьте о педагогической задаче и просто поймите, как бы вы решали ту или иную задачу на месте ребенка. И не забывайте о том, что ответов и мнений может быть много. Часто детские запросы — это не задача, у которой заведомо известен ответ. К тому же, таких задач в его жизни будет со временем все меньше и меньше, а все больше тех, у которых ответ не определен, и к этому надо относиться спокойно.Кстати, о динозаврах. Вы знаете, есть мнение, что в детстве у ребенка обязательно должна возникнуть фиксация на одной из трех тем: динозавры, космос или Древний Египет. Вы сами из какой «секты» были в детстве и что думаете об этой триаде детских интересов?Я не увлекался ничем из этого. Немножко был космос, но уже в довольно взрослом, двенадцатилетнем возрасте, когда я ходил в планетарий и слушал там потрясающие лекции. Примерно в 12 лет я также ходил на лекции в Пушкинский музей — и тогда у меня был период Египта. А в четыре-шесть лет я играл в куклы и читал книги. Я не думаю, что ребенок кому-то что-то должен. Бывают разные дети и разные увлечения. На этих трех темах перечень не заканчивается: бывают еще автомобили, пираты. Важно, что это сферы, где перед ребенком открывается большое многообразие объектов. Это его интригует и вознаграждает. Каждый новый динозавр — своеобразный дофаминовый десерт с понятными и заранее предсказуемыми свойствами. В таких играх еще важна достижимость: раз уж я в это играю, значит, мне это просто и понятно, и нет какого-то болезненного порога, на который надо забраться, а уже потом будет приятно и интересно. Еще дети любят структуру разнообразия, разнообразие со структурой: есть хищные динозавры и не хищные, двуногие и четвероногие. Структура разнообразия успокаивает.Фото: из личного архива Ильи КолмановскогоЧто вы делаете, если на занятии выясняется, что какой-то ребенок боится, например, пауков, змей или еще кого-то? Может ли из страха возникнуть интерес? И может ли любовь к животным — например, ребенок говорит, что без ума от кошек, — стать источником научного интереса?Конечно. Важно дозировать этого паука. Если создать для ребенка комфортные условия для знакомства с чем-то, что ему страшно, это отношение всегда переходит в «страшно, но интересно». Почему нас так завораживают хищные кошки, почему они кажутся такими красивыми? Мозг мобилизует нас на то, чтобы внимательно изучать источник потенциальной опасности. То же самое касается змей и насекомых.Я еще часто наблюдаю страх перед анатомией: например, перед бычьими сердцами, которые я где-то добываю, или вскрытием крыс. Как правило, причем, это страх у родителей. Когда я получаю у них согласование, они говорят: «Мой ребенок такой трепетный, такой впечатлительный». А потом этот ребенок по локоть в бычьем сердце — настолько ему интересно. Тут все сильно зависит от установок и от коллективной динамики. Часто в группах дети заражают друг друга попыткой преодолеть брезгливость или страх. Конечно, надо это делать тактично, чтобы ребенок не думал, что с ним что-то не так. Все имеют права на свои чувства. Зато преодоление страха часто вызывает ощущение гордости и потом оказывается, что самый пугливый ребенок — главный специалист по змеям и паукам.Или вот ситуация с зоологическими музеями: дети часто оказываются не готовыми встретиться с чучелами, скелетами. Меняется ли что-то в этом смысле или без чучел невозможно наглядно показать животное?Я никогда не видел такой реакции детей, как вы описываете. Обычно им нравится и то, и другое. В музеях есть исторические коллекции — и скелетов, и таксидермии — которые в какой-то момент были под угрозой уничтожения под знаком новой этики. Но, к счастью, их сохранили. Это было бы большой и бессмысленной потерей.В современном мире справедливо считается неоправданным умерщвление животных только ради таксидермии или только создания скелета для музея. Но существует много животных, умерших естественной смертью. Современное искусство, например, часто использует таксидермию и худшее, что вы делаете в этом случае — лишаете ворона-падальщика его добычи. Современная таксидермия мне кажется интересной и привлекательной, и детям она тоже нравится.Очень часто интерес детей к науке снижается, когда они оказываются в школе и погружаются в знания системно. С чем это может быть связано и как сделать так, чтобы ребенку в школе тоже было интересно изучать мир?Мне кажется, главное, что нужно делать — это акцентировать внимание на практических и лабораторных работах. Важно, чтобы у современных школ было соответствующее оснащение, чтобы школы могли и хотели содержать культуры нескольких живых объектов: шпорцевых лягушек и их головастиков, сверчков, в каких-то местах, может, даже лабораторных крыс. Практическая деятельность всегда вызывает большой интерес. Дети любят эксперименты и опыты, особенно, те, которые не запрограммированы заранее на какой-то фокус, а те, которые подразумевают подлинный поиск с открытым финалом.Мы всегда знали про важность практики, но в XXI веке к этому добавилось еще понимание особого веса проектной деятельности и междисциплинарного подхода. Детей нужно вовлекать в проекты, где развиваются навыки одновременно самостоятельности и сотрудничества. В таких проектах дети должны сами искать пути решения.К тому же, междисциплинарный подход всегда улучшает всем участникам настроение, потому что все дети любят разные науки. Я консультирую один проект, который называется «Лаборатория фантастических тварей». У нас там много живых объектов, и если мы изучаем поведение, например, сверчков, мы всегда так же разбираемся, какое мнение насчет этого было в Древнем Китае, и какое отношение это может иметь к психологии человека. При этом важно иметь по поводу всего определенные базовые знания для того, чтобы все эти современные игры была по-настоящему увлекательны. И это многие упускают. Нельзя просто накидать в одно белое беспредметное пространство детей, сверчков и Древний Китай и ожидать, что эти участники друг другом заинтересуются. Так не работает.Ещё почитать по темеПочему расширяется Вселенная и откуда берутся мысли: ученые отвечают на детские вопросы7 лекций TED, которые читают дети и подросткиНе мультиками едиными: 5 классных образовательных Youtube-каналов .. [data-stk-css-m="stkxwGk4"]:not(#stk):not(#stk):not(#stk):not(style) { background-repeat: no-repeat; background-size: contain; background-position: 50% 0%; background-image: url('https://chips-journal.ru/files/setka/2020-08-17/5f3a3a39e65c6.png') } [data-stk-css="stk_qjsA"]:not(#stk):not(#stk):not(style) { background-image: url('https://chips-journal.ru/files/setka/2020-08-10/5f36c1d5a8139.png'); background-repeat: no-repeat; background-size: contain; background-position: 50% 0% } [data-stk-css="stkQkvmz"]:not(#stk):not(#stk):not(style) { padding: 14px } [data-stk-css="stkDy1FY"]:not(#stk):not(#stk):not(style) { padding: 14px } [data-stk-css="stk9BugC"]:not(#stk):not(#stk):not(style) { padding: 14px } [data-stk-css="stkrjM-h"]:not(#stk):not(#stk):not(style) { background-color: rgba(255, 255, 255, 1); box-shadow: 0px 20px 10px rgba(0, 0, 0, 0.06) } [data-stk-css="stkJ1jfJ"]:not(#stk):not(#stk):not(style) { padding: 14px } [data-stk-css-m="stkX7D0T"]:not(#stk):not(#stk):not(#stk):not(style) { background-repeat: no-repeat; background-size: contain; background-position: 50% 100%; background-image: url('https://chips-journal.ru/files/setka/2020-08-17/5f3a3a4eda663.png') } [data-stk-css="stk7aZ01"]:not(#stk):not(#stk):not(style) { background-image: url('https://chips-journal.ru/files/setka/2020-08-10/5f36bb63ea8ea.png'); background-repeat: no-repeat; background-size: contain; background-position: 50% 100% } [data-stk-css="stktgBO1"]:not(#stk):not(#stk):not(style) { background-repeat: no-repeat; background-size: contain; background-position: 0% 0%; background-image: url('https://chips-journal.ru/files/setka/2020-08-17/5f3a383f9d0fd.png') } [data-stk-css="stkLkLTB"]:not(#stk):not(#stk):not(style) { border-radius: 6px } [data-stk-css="stkNaI4b"]:not(#stk):not(#stk):not(style) { background-image: url('https://chips-journal.ru/files/setka/2021-02-15/602b89be9f9dc.png'); background-position: 50% 50%; background-repeat: no-repeat; background-size: contain }

Интервью Ильи Колмановского главреду CJ
© CHIPS journal