Историк Григорий Циденков: "Нельзя подходить к теме голода с целью наживы"

- Вы начинали свою научную деятельность и защитили кандидатскую, посвященную исследованию бедности в Советской России. Как вы перешли на тему голода в Поволжье?

- Мне всегда было интересно, как мы справились с одной из самых глобальных катастроф XX века. Мой отец в 1971 году одним из первых защитил диссертацию по теме иностранной помощи голодающим.

Выходило много научных работ о голоде в целом, но отец много лет собирал источники именно об иностранной поддержке. На самом деле, материала в нашей стране сохранилось такое огромное количество, что просто его обработка заняла у него остаток жизни, поэтому он так и не успел закончить свой труд.

Сейчас я работаю над докторской диссертацией об иностранной гуманитарной помощи голодающим России и Украины во время голода 21-23 гг. XX века.

- В то время какое отношение было к этой теме. Ведь до сих пор она остается не самой лицеприятной для страны, и больше говорят, например, о голоде в Украине 30-х годов.

- Это сейчас. В советское время было как раз наоборот: голод 30-х годов был негласный, его замалчивали, а голод 20-х никогда не замалчивался — о нем говорили совершенно открыто, благодарили тех, кто нам тогда помог. Тема голода 20-х годов очень часто мелькает в советских фильмах, некоторые даже сняты именно о нем.

- В этом году к теме голода в Поволжье пристальное внимание. Вышел роман Гузель Яхиной, посвященный детям того времени. Публицист Александр Архангельский выпустил документальный фильм "Голод". Откуда такая волна интереса?

- Это столетие голода — 1921-2021 год. У нас же "страна юбилеев" — всегда все привязано к какой-то дате. Обидно только, что этот всплеск какой-то идеологизированный, вместо того, чтобы действительно изучать и рассказывать об этом явлении. Пройдет год и эта тема вновь уйдет из повестки дня. Обыкновенному читателю скучно просто читать о голоде.

Еще, заметьте, голод 20-х годов зажат другими великими событиями — это Первая мировая война, Гражданская война в России, НЭП, индустриализация, сталинские стройки, сталинские репрессии, Великая Отечественная война — он просто теряется в них.

- Как тему голода пытаются идеологизировать?

Знаете, у нас страна полярная, очень редко бывает "золотая середина". Если в советское время писали о голоде, то в основном превозносили иностранный пролетариат, коммунистическую партию, ее роль в преодолении ситуации, и как-то незначительно выставляли помощь иностранцев.

Сейчас складывается совершенно обратная ситуация, все больше говорится о том, что никак о нас государство не заботилось, выжили только за счет иностранцев.

Полярные точки зрения — либо большевики это ангелы во плоти, либо чистейшее зло, а середины у нас видеть не умеют.

- Когда этот идеологический перелом произошел и какая тенденция сейчас?

- В отношении голода уже с 90-х годов была нейтральная позиция — надо изучать все источники, не надо кого-то возвеличивать и чью-то роль приуменьшать. В последнее время, как раз к юбилею голода, появились публикации и заявления, которые делают какие-то очень далекие от темы люди.

- Вы про публикации и заявления в историческом сообществе?

- В историческом сообществе каждый, как правило, разрабатывает свою какую-то тему. При этом, конечно, исследователи имеют свою точку зрения на события. Но историки приходят к взаимопониманию на научных конференциях, в процессе дискуссии друг с другом. Дискуссия — это научный инструмент, но не какие-то площадные споры.

Сейчас же очень многие журналисты, писатели, публичные люди, почему-то считают себя профессионалами во всем, и позволяют себе делать громкие ничем не обоснованные заявления.

- В чем был ваш конфликт с писательницей Гузель Яхиной?

- Конфликта как такового не было. Мне позвонили мои читатели, которые сказали, что идет пресс-конференция Яхиной и она пересказывает материалы моего блога. Я включил, посмотрел эту конференцию, и, действительно, когда она начала говорить, я узнал свои материалы. После чего она начала рассуждать об источниках, и это позволило мне понять, что она источников не знает и никогда их не читала, называет их с ошибками.

Я высказался на своей странице в Фейсбуке, что из ее интервью для меня следует, что Яхина ничего не писала сама, а увидела сюжет в моем блоге, а эту историю она из других источников узнать не могла, потому что в тех источниках, которые она называет, этой истории нет.

- Это художественный роман, и может быть хорошо, что книга написана и привлекает внимание к теме?

- В данном контексте плохо. Тема живая, касается нас всех, а когда начинается такой хайп, когда очень нечистоплотными приемами пытаются заработать себе популярность, продать книгу на этой теме, при этом относятся к ней совершенно халтурно, спустя рукава, это неправильно.

Яхина не изучала эту тему и начинает выдавать какие-то фантазии за факт, и это, конечно, неприемлемо. Тема голода, тем более детей во время голода, очень трагическая, и нельзя к ней подходить с целью наживы. Это неуважение не только к тем детям, но и к тем людям, которые боролись за жизнь этих детей. Поэтому я считаю, что в данном случае такое поведение неприемлемо.

- К каким источникам в своей научной работе вы обращались?

- Я работал с материалами Национального архива Швеции — Riksarkivet, активно сотрудничаю с Архивом международного комитета Красного Креста в Женеве, в контакте с учеными из Чехии и США. У нас в России уже несколько ученых, специалистов по голоду, ездили в США в архивы Гуверовского института — мы также с ними находимся в тесном контакте, сотрудничаем.

То есть был поднят еще больший пласт документов, но опять же остаются до конца не разработанными очень многие региональные архивы. В Самарской области очень достойный архив. В 2014 году ЦГАСО совместно с СОГАСПИ издали потрясающий труд "Голод в Средневолжском крае в 20–30-е годы XX века".

Тема голода неисчерпаема из-за масштабов бедствия, и из-за обилия помогавших нам как иностранных, так и советских организаций. Можно сказать, что это был вообще единственный случай в нашей истории, когда весь механизм государства в течение года был направлен на решение одной задачи — борьбы с голодом. Естественно, от этого остался огромный пласт документов, который еще разрабатывать и разрабатывать.

- Вам приходилось разговаривать с людьми, пережившими тот голод?

- Конечно, доводилось. Самый трогательный источник, если можно так сказать, и если так можно назвать прекрасную женщину, — Луиза Августовна Муландер. К сожалению, она ушла от нас два года тому назад. Луиза Августовна дочка шведского делегата, который здесь работал, и русской медсестры, ребенок голода.

Ее фотографию, где ей всего годик от роду, я нашел в Шведском национальном архиве. Потом выяснилось, что она живет Самаре, и мы с ней общались. Она рассказывала о своей семье, о своей матери, о своем отце. К счастью, она еще была жива, когда мы помогли ей найти родственников в Швеции, они созванивались, общались. Потрясающая история.

- Многие рассказывают свои истории?

- На самом деле очень редко. Потому что у людей остались какие-то обрывочные сведения. Связанных истории мало. И потом, знаете, люди, которые пережили такие страшные катастрофы, они обычно немногословны, не любят вспоминать ужасы. Как, например, блокадный Ленинград, — блокадники редко говорили об этих кошмарах, им хотелось поскорее все забыть.

Когда случается страшная беда, вы хотите избавиться от этих воспоминаний, переключиться на что-то другое, и попытки обратиться к воспоминаниям могут даже травмировать. Голод — это ужасное явление.

- Вы проводите какие-то тематические мероприятия?

- Мы устраивали выставки не только в Самаре, но и, например, в Москве — в Московском педагогическом университете. Про помощь шведского Красного Креста мы делали две выставки в Швеции.

Очень редко удается организовать подобные мероприятия. Во-первых, обычно нет заинтересованности у публики, а, во-вторых, это довольно сложная история — собрать материал, сделать выставку.

Уже в этом году мы планируем открыть, опять же совместно со шведским посольством в Самаре, выставку, посвященную медсестре Карин Линдскуг, которая сознательно пожертвовала жизнью ради наших самарских детей во время голода. На заборе Кирхи, который выходит на улицу Некрасовская, будет размещена серия баннеров с графической историей о Карин Линдскуг. Все уже нарисовано и сделано, осталось только организовать визит представителей Швеции. Выставку можно будет увидеть прямо с улицы.

- Почему именно о Карин Линдскуг?

- Карин Линдскуг шведская медсестра, которая во время Первой мировой войны работала в Германии в лагерях для русских военнопленных. После войны она вернулась в Стокгольм, где помогала в больнице. Когда она узнала, что в России голод и сюда направляется экспедиция шведского Красного Креста, она завербовалась сестрой-хозяйкой.

Экспедиция приехала в Самару 6 декабря 1921 года. Сначала был выбран небольшой участок работ — Воскресенская волость и Томылово Самарской области. Воскресенская волость — это, где сейчас стоит Новокуйбышевск. Собственно село Воскресенка и сейчас там есть. Тогда там проживало 8 тысяч человек. Правда, когда шведы столкнулись с ужасами, которые там творились, они значительно увеличили финансирование и охват.

Карин Линдскуг была ответственна за госпиталь в Воскресенке. Но госпиталь — дело долгое, и пока его строили, она открыла там столовую, кухни, пекарни, склад. Шведы тогда бесплатно кормили только детей, стариков и больных, все остальные должны были выполнять общественно полезные работы, чтобы получить паек. Карин как раз назначала эти работы.

К Новому году оборудовали тифозную больницу, так как вокруг бушевала эпидемия тифа. Туда сразу понесли тифозных детей со всей округи. Карин Линдскуг набрала русский персонал, но сама всем руководила, сама принимала всех детей, назначала лечение, ведь она была профессиональной медсестрой. Детей и работы было так много, что она даже не могла покинуть эту больницу, она в прямом смысле там жила.

В феврале 1922 года она заболела тифом, а в ее контракте был пункт, согласно которому она подлежала немедленной эвакуации в случае заражения. Карин сознательно отказалась от эвакуации и сказала: "Я не могу покинуть этих детей, которых я считаю своими". Она осталась на своем посту и 17 февраля 1922 года умерла.

На прощание с ней в храм Воскресенки, который стоит и сегодня, пришли крестьяне со всех близлежащих районов. Они написали коллективное письмо, в котором были строки благодарности шведскому народу за их дочь, и заверения в том, что они никогда не забудут ее.

Тело Карин было вывезено в Швецию, где она была похоронена. На ее родине в Даларне был объявлен сбор средств в пользу "её детей" — на эти деньги больница в Воскресенке работала еще два года.

- В каком формате лучше всего сохранять память о той эпохе?

- Необходимо просто напоминать время от времени, что такое было. Самый простой способ для этого — поставить, например, памятник тем людям, которые боролись и отдали жизнь за голодающих. У нас есть только памятная доска на вокзале. Кстати, ее организовали и установили на народные средства, то есть это была инициатива частная, с привлечением частных средств.

Еще в конце 80-х годов в Куйбышеве собирали деньги на установку памятника Нансену, организатору гуманитарной помощи голодающим Поволжья и Украины. Были открыты счета, сбор средств продолжался до конца 1991 года, а дальше, думаю, вы знаете, — все внезапно закончилось и куда делись эти средства непонятно до сих пор.

Кстати, инициаторами сбора средств были ветеранские организации Куйбышева. Потому что многие Солдаты Победы, которые воевали в Великую Отечественную войну, были в 21-23 гг. теми самыми детьми, которых как раз и спасали от голода.

Мы находим очень много биографий этих детей, когда берем списки детдомов, спецприемников, эвакуированных во время голода, — там указывается место откуда ребенок, имя отчество. Потом мы этих людей находим на прекрасном сайте Подвиг народа, где оцифрованы списки награжденных в ВОВ. Мы можем даже восстановить биографии этих детей, которые могли погибнуть во время голода, но их спасли.

- А есть какой-то проект памятника?

- Вопрос на самом деле сложный. Потому что памятник вещь дорогая, установка требует много согласований. Этот вопрос решается через местные власти, если у них есть заинтересованность.

Хотя вот в соседнем Саратове есть уже два памятника Нансену. У нас же ни одного. Тот памятник, который был проектом для Самары, был сделан, но в итоге его поставили в Москве и, как ни странно, за Мексиканским посольством.

- Помимо научной деятельности вы уделяете время и популяризации этой темы. Зачем сегодня нужно людям знать о той эпохе?

- Нужно или не нужно каждый решает для себя сам. Мне кажется, что не надо забывать эти страницы в истории. Это не только какая-то ужасная катастрофа, на самом деле история о голоде это история и о дружбе, о взаимовыручке, о самоотверженности, о милосердии, потому что спаслись же. Мы живы.

Мы преодолели это страшное бедствие сообща, помогали нам бороться с этой страшной бедой люди со всего мира. Это время, когда все были заодно — и маленький человек, и государство, и иностранцы, в том числе даже те, с кем мы воевали. Я знаю очень мало подобных примеров в мировой истории.