Не убить дракона

Денис Бокурадзе в этом сезоне поставил знаменитую пьесу Шварца "Дракон". Выразительный с точки зрения формы, наполненный культурными реминисценциями спектакль разговаривает со зрителями на далекие от искусства темы. Люди как люди Пьесу "Дракон" Евгений Шварц дописал во время Великой Отечественной, находясь в эвакуации в Сталинабаде (сейчас Душанбе). Теперь уже мало кто вспоминает, что в основе сюжета - азиатская сказка о драконе, в которого превращается каждый, кто его убил. В 1944-м "Дракона" пытался поставить Николай Акимов, но спектакль закрыли на 18 лет. В сюжете, который в конце войны отсылал в первую очередь к немецкому фашизму, власть сразу увидела странные неясности и двусмысленности, которые можно принять и на свой счет. Начиная с 1960-х вышло много версий "Дракона". Самой известной у нас в стране стал фильм Марка Захарова. Интерес к пьесе не ослабевает и в наше время. Недавно ее ставил Константин Богомолов в МХТ (роль Бургомистра стала последней работой Олега Табакова). В Омской драме два года назад вышел спектакль Марата Гацалова. У Богомолова было вплетено много советских реалий, у Гацалова проскальзывали современные. Но и там, и там это было не столь важно. "Дракон" сегодня звучит как история о том, что "люди как люди... в общем, напоминают прежних", как говорил другой персонаж ХХ века. Спектакль Дениса Бокурадзе тоже не отнесен ни к какому времени. Хотя в оформлении использованы образы из Средневековья и Возрождения (иконописная толпа и витрувианский человек в анимации Алисы Якиманской, диски, исполняющие роль нимбов, у актеров). А в программке напечатаны "14 признаков фашизма по Умберто Эко" из доклада, прочитанного писателем в Колумбийском университете в 1995-м. Культ традиции, жизнь ради борьбы, "подозрительность к интеллектуальному миру" - Эко предостерегает не от конкретно-исторических проявлений фашизма, а от его скрытого приближения в будущем. Костюмы Любови Мелехиной где-то объемами и деталями напоминают о других спектаклях "Грани" и отсылают в разные эпохи (воротник из "Короля Лира" у Дракона), но в целом просто отражают характеры. На Бургомистре и Генрихе - шинели с орденами и кокетливо оголенными плечами, у горожан - что-то одинаково серенькое. Отсутствие обуви, важное для пластической стороны действия, стало уже частью стиля "Грани". Культурный контекст Гораздо больше, чем в исторический, этот "Дракон" погружен в культурный контекст. Явные и неявные аллюзии и реминисценции пронизывают весь спектакль. Белый свадебный плащ Эльзы (Юлия Бокурадзе) вместе с гримом делает из нее почти Пьеро, Бургомистр в припадках сыплет цитатами из классики, а завершает спектакль чеховский монолог. Не обошлось и без аналогий со Спасителем, для этой пьесы совсем не удивительных. Часто так развивающиеся постановки становятся спектаклями про театр, но не в этом случае. При всей выразительности формы, с драматичным черно-красным, с характерными для стиля Бокурадзе мизансценами-стоп-кадрами (хореография Ирины Павловой, свет Евгения Ганзбурга) - этот "Дракон" остается в поле общественно-политических проблем. Правда, рассматривает их с точки зрения человеческого устройства. Здесь очень романтичный, просто акварельный Ланцелот (Никита Башков) - интеллигент с тихим голосом, побеждающий Дракона исключительно уверенностью в своей победе. Его все время сопровождает персонаж Арсения Плаксина. У Шварца это Кот Машенька, но в "Грани" он становится второй стороной Ланцелота, произносит часть его текста и постоянно следует за ним. Нельзя сказать, что это самый понятный режиссерский ход, впрочем, здесь многие оборачиваются разными сторонами, а у Бургомистра (Сергей Поздняков) и вовсе раздвоение личности. Так что ничего удивительного. Дракон (Руслан Бузин) зловещ, многозначительно сгорблен и наделен отличительным жестом - сложив руки за спиной, он выразительно перебирает пальцами одной руки. Этот спектакль вообще отлично раскрыл актеров, до последнего времени находившихся в тени признанных лидеров труппы. Напротив каждой фамилии так и хочется написать: "Отличная работа". Прекрасную пару составили Сергей Поздняков и Арсений Шакиров. Поздняков, правда, существует в давно полюбившемся всем образе эксцентричного неврастеника, но роль Бургомистра так написана Шварцем, что грех было не использовать наработанное. Издерганный, нервный Бургомистр порой устраивает спектакль в спектакле: то превращается в Нину Заречную, то в Катерину из "Грозы", то еще что-нибудь из классики поддаст. Кажется, это все потому, что своей души нет, как метко заметит Дракон. Его сын Генрих в исполнении Шакирова - циничный молодчик-карьерист, без особенного ума, зато со всеми качествами, необходимыми, чтобы вовремя заложить хоть кого, лишь бы выдвинуться. На противоположном этическом полюсе - не только Ланцелот, но и вдумчивый меланхоличный ученый, архивариус Шарлемань (Каюм Мухтаров). Небо без алмазов И все-таки, несмотря на яркие мужские образы, этот "Дракон" - в первую очередь про Эльзу. Из обреченной принцессы в начале спектакля к концу она становится почти чеховской героиней. В ее монологах много достоинства, боли и осознания несправедливости устройства мира. Дальше - больше. Эльзе отдан весь пафос спектакля. Именно она говорит, что зло совершается при молчаливом согласии большинства, обвиняет горожан в своих несчастьях и замечает, что Дракон не умер, а живет в них. Массовка здесь состоит из нескольких человек и заключена в систему повторяющихся действий - под маршевую музыку Арсения Плаксина герои Екатерины Кажаевой, Ксении Куокка, Плаксина и Роберта Валиева одинаково пудрятся, одинаково перекуривают, одинаково презрительно или благосклонно (в зависимости от политической ситуации) смотрят на архивариуса. Нимбы, которые они время от времени прикладывают к своей голове, не означают в знаковой системе спектакля никакой святости. Это фальшиво приличный вид, его нужно принять, когда понимаешь, что подслушивают. Одновременно нимб - знак одинаковости, то, что делает людей толпой (как на летописных миниатюрах). Не хочется раскрывать финал для тех, кто еще не смотрел, но обнадеживающим он не будет. Горожане благодаря простому сценографическому приему (декорации Дениса Бокурадзе и Виктора Трегубова) выглядят обезглавленными или повешенными. Эльзе отдан чеховский монолог с обещанием счастья - в тот момент, когда понятно, что счастья в этой системе быть не может. Внутренняя несвобода бесконечна и не заканчивается со сменой одного тирана на другого, пусть и более жалкого. Да пусть бы даже и самый прекрасный человек из народа встал на это место. В каждом из нас живет свой дракон. Что значит - убить его? Что значит - "единственный способ избавиться от дракона - иметь своего собственного"? Значит ли это перестать пресмыкаться? Или важнее научиться не быть драконом, когда выпадет такая возможность?