«Здесь только о любви». О работе судьи: тяжела ли черная мантия, можно ли влюбиться в прокурора и почему нельзя доверять даже своим
Фридрих оставил собеседника в покое, а его слова приказал выбить над дверью королевской резиденции.
В самостоятельность и беспристрастность отечественных судей редко верят даже преданные поклонники центрального телевидения. Судей зачастую не любят, порой им завидуют, и мало кто знает, как живется этим женщинам в черных мантиях (сейчас большинство тех, кто выносит решения именем Российской Федерации, — представительницы прекрасного пола). О том, как выглядит судебная система изнутри, рассказала «Свободным» Дарья Никитина, которая отработала в ней 17 лет.
Чужая среди своих
Для меня точка в судействе поставлена. Даже если бы сейчас мне сказали: «Возвращайся», — я бы не согласилась. Самое страшное, когда в тебя стреляют свои.
В 1997 году я закончила академию права, устроилась работать в областное министерство юстиции. Летом 1998-го образовался судебный департамент. Я стала ведущим специалистом и вскоре получила чин юриста первого класса. Через несколько лет в судах появились должности помощников судей. В Октябрьском суде, где я стала помощником, работала с судьями по уголовным и по гражданским делам, получила опыт и сдала экзамен на должность судьи.
В 29 лет меня утвердили на должность мирового судьи в Неверкинском районе Пензенской области.
В управлении судебного департамента Пензенской области мне выдали форму — синюю юбку, пиджак с тремя золотыми пуговицами с гербом, две рубашки, туфельки без каблука и мантию. Первая моя мантия была тяжелая, из плотного материала.
Новую мантию выдают раз в пять лет. Сейчас их шьют из синтетики или шелка. По бокам вшиты два небольших кармана. У женских мантий есть манишка. Мантию носят поверх обычной одежды. Мне было в ней очень уютно, ни жарко, ни холодно. Я надевала мантию и чувствовала себя в ней защищенной.
Дарья Никитина (вторая слева)
Облачение скрывает тебя всю, на виду остаются голова и руки. Я всегда следила за внешним видом, соблюдала деловой стиль.
Судье полагается служебное жилье. В Неверкино я полгода прожила в деревенской гостинице без удобств. Потом я переехала в квартиру в типовой двухэтажке, в которой 24 часа в сутки не было воды.
В Неверкино одна улица. Суд, напротив больница, справа милиция, слева прокуратура. 80 процентов жителей — татары и чуваши. Администратор суда (это что-то вроде завхоза) сказал мне: «Мы тут живем одной семьей». Я поняла, что здесь мне придется постоять за себя и доказать, что закон выше родственных связей.
«Я не хотела быть свадебным генералом»
Когда я в первый раз вошла в зал как судья, волновалась чуть не до обморока. Еще в Октябрьском суде я сделала себе памятку по ведению заседания. Это торжественный и строгий ритуал. Когда судья входит, все стоят. Обязательно нужно поздороваться. Я сажусь сама и произношу: «Прошу всех садится». Нужно назвать дело, которое слушается, потом секретарь докладывает об участниках заседания, устанавливает личности и т.д.
Мировые судьи рассматривают административные, гражданские и уголовные дела, по которым предусмотрено наказание не больше трех лет лишения свободы. У меня было много дел о лишении прав пьяных водителей. Это же деревня, выпить и сесть за руль было здесь в порядке вещей.
Фото Матвей Фляжников
Тогда срок давности таких нарушений составлял два месяца. Водители пытались спрятаться на это время в больницу. Я договорилась с главврачом о том, чтобы она сообщала мне о поступлении таких пациентов. Пообещала проводить для них выездные заседания прямо в палате.
Скоро нарушители поняли, что те, кто пытается увильнуть от наказания, получают по полной — лишение прав на два года. А те, кто признает вину, — на полтора.
Был там и свой царек, бизнесмен Ж-в. После лишения прав он продолжал ездить пьяным. Назначила ему административный арест. ИВС находился в здании милиции. Сажаю этого Ж-ва —о н сразу начинает хворать и перебирается из ИВС в больницу. Я сказала милиционерам, что лично проверю арестованного. Как и обещала, приехала вечером, мне открыли камеру — сидит. «Не расслабляйтесь, — сказала я милиционерам, — я могу ночью еще заехать».
Однажды пришли молодые супруги с заявлением о разводе. Я видела, что люди действуют на эмоциях. Дала срок на примирение. Они настаивали. Я ушла в совещательную комнату. Было лето, окно открыто. Я услышала, как они разговаривают на крыльце. Когда люди действительно стали друг другу чужими и приняли взвешенное решение расстаться, они так не общаются. Я позвала секретаря, попросила: поговори с ними, я найду повод возобновить рассмотрение! Но ребята уперлись. Я огласила решение о разводе. И от себя добавила: «Вашразвод — это не конец отношений, а только начало». Они порознь уехали в Москву на заработки. Скоро я узнала, что пара снова вместе.
Как-то раз меня попробовали отблагодарить. Я приговорила местную жительницу к штрафу за мошенничество. Женщина, довольная, ушла. Но через пару часов появилась на пороге моего кабинета с пакетом в руках. Дверь в приемную, где сидели секретари, я всегда оставляла открытой. Я спрашиваю погромче: «Что в пакете?». «А это вам!» — она выкладывает на стол колбасу, виноград, коробку сока и бегом! Я попросила остановить ее. Уговаривала забрать дары назад. Она отказалась. Тогда я позвала всех сотрудников и сказала: «Давайте обедать».
Были в селе и недовольные — судя по тому, что однажды мне прокололи колеса. Гораздо обиднее было то, что 90 процентов моих решений о лишении водительских прав отменялись в районном суде. Я понимала, что меня принуждают исполнять приказы вышестоящего руководства. Но не хотела быть свадебным генералом в судейском кресле.
Фото Матвей Фляжников
Дороги правосудия: 1000 километров в неделю
В 2009 году меня назначили мировым судьей в Шиханы. Одновременно я работала на судебных участках в Воскресенском, Хвалынском, Балтайском районах.
По понедельникам в 5.00 утра я выезжала из Саратова, чтобы к 7.00 быть в Воскресенске. В понедельник я рассматривала там дела. Во вторник—в Шиханах. Потом ехала на два дня в Хвалынск и в пятницу — в Балтай. Домой в Саратов возвращалась только вечером в пятницу. За неделю проезжала по тысяче километров. В Воскресенске меня предупреждали, что на некоторых участках дороги нужно быть осторожной, так как из леса часто выбегают лоси.
Работая судьей, я поняла, что суд — это место, где проявляются все проблемы общества, вся жизнь. В Шиханах я рассматривала дело о краже. Подсудимой была женщина, мать двоих детей, беременная третьим. Она жила в общежитии. Женщина признала вину, подписала ходатайство о рассмотрении дела в особом порядке. В таком случае заседание занимает не больше 15 минут: нужно разъяснить подсудимому права, зачитать обвинительное заключение и характеристики. Доказательства при этом не изучаются, свидетелей не вызывают.
Я подумала: кому я помогу, если эта женщина отправится в колонию, сделав аборт, а двое старших детей попадут в детдом?
Я решила рассмотреть это дело в общем порядке судопроизводства. Вызвала всех свидетелей, в том числе, коменданта общежития. Выяснила, что женщина не пьет, заботливая мать, чистоплотная хозяйка.
В день приговора она стояла у входа в суд с сумкой в руках. Я приговорила ее к условному наказанию. Женщина разрыдалась. Знаю, что она сохранила беременность и родила.
Работа судьи не оставляет времени на хобби. Но я каждый день выделяла минимум 20 минут на чтение. Я люблю Харуки Мураками и Дина Рубину. Чтение помогает сохранять душевное равновесие и полезно для работы. Я старалась, чтобы мои решения и приговоры не были набором однотипных канцеляризмов. Писала текст так, чтобы он был понятен любому — от профессора до слесаря.
Среди судей немало одиноких женщин. Некогда строить личную жизнь. 80 процентов времени судья проводит на работе. Служебные романы с прокурорами и адвокатами случаются, но если влюбленные решат пожениться, кому-то придется переводиться на другую территорию или отказываться от профессии. А в таких парах оба, как правило, карьеристы.
Пока я была судьей, моего сына воспитывали моя мама и няня. Я приезжала домой на выходные и настаивала, чтобы всё было идеально: ребенок — с пятерками, на столе — скатерть самобранка. Я чувствовала, как меняется мой характер.
Дарья и сын Арсений. Фото Матвей Фляжников
«Я должна была пройти испытания до конца»
Мне хотелось развития. До окончания полномочий мирового судьи в Шиханах я встала в кадровый резерв и в 2012 году получила назначение в один из районных судов Саратова.
Одним из ярких впечатлений на новом месте работы стал Александр Журбин. Я рассматривала дело по его жалобе на действия судебного пристава. Журбин выкрикивал с места, мешал вести процесс, хамил. Я решила его удалить. Он отказался выходить из зала. Я вызвала пристава. Пристав попробовал вывести его. Журбин вцепился в лавку. Приставы вынесли Журбина вместе с лавкой. Вечером, уходя домой, я увидела, что Журбин сидит в комнате приставов. «Дарья Дмитриевна, — закричали они, — он сожрал протокол!».
Еще одно дело, которое мне запомнилось, касалось взыскания по банковскому кредиту. Ответчицей выступала пенсионерка. Проценты по кредиту были чудовищные. Мне стало ее жалко. Это был один из случаев, когда я сожалела, что связана требованиями закона. Пришлось взыскать долг с этой бабушки. На следующий день она пришла ко мне в нарядной шляпке с букетом из 13 роз и поблагодарила за человечное отношение.
Самым большим потрясением для меня оказалось поведение председателя суда. Его главным развлечением было выбрать в коллективе жертву и гнобить. Он мог как хозяин войти в любой кабинет, заглянуть в шкаф. Во время судебного заседания мог вызвать на совещание весь коллектив. Приходилось объявлять перерыв и идти слушать, как председатель в присутствии аппарата унижает судей. Он кричал нам: «Вы дебилки! Идите работать в «Макдональдс!».
От его поведения страдала не только я. Жаловаться никто не пытался. Говорят, у него поддержка в Администрации президента.
Из-за такой нездоровой психологической атмосферы у меняпроизошел эмоциональный срыв. Службы психологической поддержки для судей, которые годами работают в нервном напряжении, не существует. Психологи только тестируют нас на профпригодность, но они воспринимаются, скорее, как враждебная, карающая сила, помощи от них никто не получает и не просит.
К сожалению, рядом не оказалось никого, кто мог бы удержать меня от импульсивного поступка. Я написала заявление о сложении полномочий. Квалификационная коллегия судей не стала разбираться в ситуации и приняла мою отставку.
Летом 2012-го я пыталась работать юрисконсультом, но всего 2,5 месяца. Уволилась по собственному желанию. В феврале 2013-го по собственной инициативе прекратила свою отставку. Но быстро поняла, что никем, кроме судьи, себя не вижу.
В областном суде мне прямо заявили, что в Саратове я работать по профессии больше не смогу никогда. Я устроилась помощником судьи в Московском областном суде. Там всегда есть вакансии, ведь зарплата помощника—16 тысяч рублей.
Я заново сдала судейский экзамен. Получила оценку «отлично». Подала документы на назначение мировым судьей в Можайский район. Все претенденты должны пройти через квалификационную коллегию судей (ККС). В зале заседаний сидели члены коллегии, представители судебного департамента, областного суда. Я стояла и чувствовала себя обвиняемой. Мне задавали вопросы не о моей профессиональной подготовке, а о моей семье, в том числе, об отце, которого я не видела с трехлетнего возраста, о муже, с которым развелась в начале 2000-х, о том, сколько лет моей матери и почему я оставила с ней ребенка. Говорили о служебной проверке в отношении меня, о проведении которой меня даже не уведомляли. Коллегия не поддержала мою кандидатуру.
Я обжаловала это решение в Высшей квалификационной коллегии — и победила! Это очень редкий случай. Когда решение ККС отменили, у меня потекли слезы радости. Но ККС Московской области отказала мне повторно. Это решение я также обжаловала. Но телефонное право никто не отменял, и решение оставили в силе.
Я почувствовала, что значит быть несправедливо осужденной. По сути меня лишили свободы — свободы выбора профессии.
Во всех испытаниях со мной всегда была моя семья. И сейчас я прошу у близких прощения за то, что на девять лет обрекла их на жизнь с человеком в депрессии. Я хочу говорить не об обидах и разочарованиях, а о любви. Благодаря маме, сыну, благодаря нашей любви друг к другу я прошла жизненные испытания до конца. Стала другом для своего сына. Если бы я оставалась судьей, я бы обеспечила ему и престижную работу, и машину, и квартиру, но не позволила бы состояться как личности.
Фото Матвей Фляжников
Послушные, трудолюбивые, беззащитные
Как выяснили исследователи петербургского Института проблем правоприменения, в судейском корпусе растет доля женщин. В 1994 году 58 процентов судейских кресел занимали представительницы прекрасного пола. В 2016-м доля женщин среди вновь назначенных судей достигла 73 процентов. В 1990-е рост «женской доли» связывали с низкой зарплатой судей, сейчас — с увеличением бумажной нагрузки.
44 процента претендентов на должность судьи учились на заочных отделениях вузов.
65 процентов кандидатов приходят из аппарата суда (в 1997 году таковых было только 11 процентов). Второе по численности место занимают выходцы из прокуратуры — в основном, это мужчины в возрасте 39 лет, получившие льготную пенсию. Исследователи отмечают, что адвокаты и юристы негосударственных компаний всё реже подают заявки на судейские вакансии.
«Наблюдается закрытие судейской профессии. Служба в правоохранительных органах расценивается как подобающий для кандидата в судьи опыт. Можно сделать вывод, что профессиональным сообществом судья рассматривается как служитель государства», — полагают исследователи.
Специалисты Интситута подсчитали, что экзамен на должность судьи успешно сдают чуть больше 60 процентов претендентов. Только треть сдавших получают оценку «отлично». Однако качество знаний не влияет на решение квалификационных коллегий. Решающим фактором становится поддержка со стороны председателя суда (по закону председатель или его заместитель не могут входить в состав коллегии, но имеют право участвовать в заседании). Кандидаты, о назначении на должность которых ходатайствовал председатель соответствующего суда, получают рекомендации на должность в 96 процентах случаев.
Изучив характеристики, которые ККС дают кандидатам, исследователи поняли, что «сейчас при приеме в судьи наиболее важными качествами личности считаются исполнительность и дисциплинированность, упоминающиеся почти в каждом заключении, а не беспристрастность, независимость, справедливость, указания на которые встречаются в единичных случаях».
«Идет явный отрицательный кадровый отбор», — говорила в одном из интервью Тамара Морщакова, заместитель председателя Конституционного суда в отставке.
По ее подсчетам, после ККС еще 15-20 процентов кандидатур отклоняется в администрации Президента, где принципы отбора еще более туманны. «Процесс рассмотрения там непрозрачен, претенденты лишены возможностей возражения и обжалования», — отмечает Морщакова.
Всего в России сейчас около 34 тысяч судей и 86 тысяч сотрудников аппарата. «Российский судья — самый зависимый на свете человек», — говорит бывший заместитель председателя Волгоградского областного суда Сергей Злобин, ушедший в отставку после конфликта с руководителем.
Как отмечает издание «Проект», работу рядовых судей контролируют председатели судов и так называемые кураторы. Для мировых судей куратором назначают районного судью, каждый районный суд курируют в областном, а тот — в Верховном. Когда решение нижестоящего судьи обжалуют, жалоба попадает именно контролеру этого судьи. По подсчетам «Проекта», большинство судебных руководителей (65 процентов) — мужчины. Больше половины из них ранее работали в прокуратуре или полиции.
Каждый год в квалификационные коллегии регионов поступает больше 20 тысяч жалоб на судей — на волокиту, нарушение процессуальных норм, неэтичное поведение. К дисциплинарной ответственности привлекают меньше одного процента из тех, на кого жалуются граждане. Зато, если руководство хочет избавиться от неугодного, как повод может быть использован любой эпизод частной жизни.
Например, в марте 2019 года ушла в отставку судья Дорогомиловского суда Москвы Ирина Деваева. В распоряжении начальства оказалось ее «фото с обнаженной грудью» после того, как iPhone судьи взломали. Как писали в прессе, настоящей причиной стали напряженные отношения судьи с председателем Дорогомиловского суда из-за излишней самостоятельности Деваевой.
Летом прошлого года была лишена полномочий мировая судья из Краснодарского края Елена Переверзева. Она оказалась в центре скандала после того, как в интернете появилось видео, в котором женщина с бокалом произносит тост «за свою супертелочку, сексуальную кошечку». Судья утверждала, что это был шуточный ролик, записанный для подруги детства, неизвестные перемонтировали его и распространили в соцсетях.Дисциплинарная коллегия Верховного суда не приняла эти объяснения во внимание. По слухам, судья лишилась мантии из-за подковерной борьбы в следственных органах, где работает ее муж.
«Судьи никому не верят, даже друг другу. А вдруг у собеседника в кармане диктофон? Все боятся, что один другого подсидит, — говорил отставной судья Злобин в интервью Newtimes. — Очень сложно человеку, если начальство постоянно унижает его, если он знает, что не имеет права высказывать свое мнение. Из-за этого многие судьи крепко выпивают».
«Если судьи сами себя не способны защитить, то как они могут защищать граждан и закон?» — говорит судья 9-го Арбитражного апелляционного суда Елена Солопова, лишившаяся полномочий за особое мнение по делу вразрез с позицией руководства.
Рядовые служители Фемиды могут убедиться, что судебное начальство вовсе не так уж связано этическими ограничениями. В августе 2018 года в сети появилась запись с участием председателя Октябрьского суда Ставрополя Юрия Макарова, который зашел в магазин при АЗС в компании обнаженной девушки. После скандала краевая квалификационная коллегия лишила его статуса. Однако Верховный суд вернул Макарову мантию. Сейчас герой ролика находится в почетной отставке со всеми привилегиями.