Десять лет лагерей за побег из фашистского плена: калининградка нашла на чердаке дневники прадеда
Много лет в кладовке калининградской семьи хранился старый чемодан с документами, до которых не доходили руки. Когда родные стали изучать бумаги, на свет появилась потрясающая история жизни.
Дочке Юлии Воробьёвой в школе задали сделать презентацию про кого-нибудь из родственников. И они стали разбирать бумаги из чемодана, принадлежавшего прадеду, Ивану Лямину. Он умер, когда Юле было семь лет, в 1991-м. Старик рассказывал девочке о войне.
«По отношению ко мне он был очень добрым, катал меня на плечах. Он прожил 94 года, был ветераном двух войн, участником Февральской революции. Мама вспоминает, что прадед пережил два инфаркта. У него была высочайшая самодисциплина: он каждое утро делал зарядку, обливался холодной водой, держал себя в форме. Был очень умный человек».
В чемодане находилось несколько пачек пожелтевших рукописей, соединённых скрепками, документы, фотографии и машинописные пьесы, сочинённые самим Ляминым. Этот архив Иван Иванович бережно собирал и хранил всю свою жизнь.
«В первую очередь мы с дочкой рассмотрели фотографии и выяснили, кто есть кто. Некоторые на обороте были подписаны, некоторых людей маме удалось вспомнить».
Среди документов были трудовая книжка, архивные копии, подтверждающие рассказы прадеда о себе. Были и разные жалобы, косвенно раскрывающие некоторые семейные обстоятельства. Их пришлось перепечатывать и сопоставлять.
Прадед рассказал о себе в краткой автобиографии. Иван Иванович Лямин родился в 1896 году во Владимире в простой рабочей семье. Его родители были детьми крепостных крестьян. Когда Ване было три года, семья переехала в Москву, там мальчик пошёл в школу. С 12 лет он начал работать в качестве ученика в Торговом доме М.А. Попова и четыре года одновременно учился в торговой школе. Когда её закрыли, нанялся рабочим на Московскую железную дорогу, потом стал товарным конторщиком, выполнял обязанности бухгалтера.
В 19 лет попал на Первую мировую войну, до 2017 года служил в конно-пулемётной команде 8-й кавалерийской дивизии. В самый разгар Февральской революции оказался в Петрограде и стал на всю жизнь искренним сторонником большевиков.
Иван служил в НКВД, разработал одно из первых положений о советской милиции, на которое опирались последующие. Сам Лямин пишет, что это были очень сложные годы: борьба за власть, постоянный риск для жизни.
«Он устал и получил нервное истощение и депрессию, от которой восстанавливался потом несколько лет. С большой государственной работы он просит добровольно перевести его на маленькую должность в его родной город Владимир. Далее он работает в советских торговых предприятиях Владимира, Москвы и Калинина».
В 1940 году Лямина назначили директором фабрики в Калинине, с этой должности в июле 1941-го он ушёл на фронт. «Мы выяснили, что полк попал в окружение в Вяземском котле под Москвой осенью 1941 года. Иван Иванович оказался в плену до самого конца войны».
В своих мемуарах Иван Лямин рассказывает о жизни в плену. Лагерь в литовском Алитусе назывался «Кранк-Ревир», где, по словам фронтовика, «фашисты уничтожили за короткий срок не менее двадцати пяти тысяч советских военнопленных». Сам он стал руководителем подпольщиков и вот что пишет в своих воспоминаниях:
«С Иваном Поповым я и решил бежать из плена. Мы наметили срок побега и конкретный маршрут. <...> Стали набираться сил за счёт своих эксплуататоров — есть побольше. А работать для них — поменьше. <...> Меня ни на одну минуту не стали оставлять одного».
Далее Иван рассказывает о человеке по фамилии Петрашко — по всей видимости, владельце хутора, на которого батрачили пленные. «Петрашко что-то затеял против меня», — пишет Лямин, называя его «страшным человеком».
«За два дня, т.е. в четверг во время уборки снопов ржи, когда я подал с телеги вверх последний сноп работнице Петрашко, она с силой бросила мне на ногу вилы. Бросок был рассчитан сильный и меткий. Острый рожок вил вонзился мне в ступню правой ноги выше пальцев, проткнув ступню почти насквозь. <...> С трудом остановив кровь, я принял все меры к тому, чтобы не было никаких осложнений и чтобы рана не стала большой помехой в бегстве из плена. Но все меры оказались недостаточными. На следующий день, т. е. в пятницу, после бессонной от боли ночи, ногу мою разнесло, появился жар, и я не только не мог уже ходить, но и стоять на ноге…»
Всё-таки Ивану удалось бежать. Ему помогали простые люди, жившие по соседству.
«Они скрывали у себя нашего молодого паренька красноармейца Фёдора и выдавали его за своего сына. (Очень жаль, что я не могу вспомнить фамилию этих хороших людей). Вот к этим людям я и решил добраться во чтобы то ни стало. Выдернув с большим трудом палку из плетня, я начал двигаться. Превозмогая адскую боль, я двигался на левом боку и передвигаясь на одной ноге (прыгать я не мог от боли). К утру я добрался до дома моих спасителей. <...> По соседству с этой семьей жил старичок, военный фельдшер старой Русской армии. Вот его то и пригласили эти добрые супруги посмотреть мою ногу. Несмотря на ранний час, старичок не заставил себя ждать. Он внимательно осмотрел мою ногу, попросил таз с водой и смело вскрыл мою воспалившуюся рану. Долго он спускал гной. Пока не очистил рану, не оставлял меня».
Через четыре дня Иван добрался до Алитуса, где его приютила семья Анны Шкемене. Потом на Лямина вышел советский разведчик, который давал Ивану задания, например, выяснить состояние военного аэродрома. Вскоре беглый военнопленный попался в руки немецкой полиции и оказался в тюрьме Кёнигсберга. Это был самый конец войны. Ивана Лямина много допрашивали, но не успели расстрелять — начался штурм, немцам стало не до пленных.
После войны за Ивана взялся НКВД. Следователей интересовало, почему он не погиб в фашистском плену и чем так понравился немцам, что они сохранили ему жизнь. Иван упоминает об огромном количестве писем, которые он написал, допросов, где он доказывал свою невиновность, называл и свидетелей, которые могли бы выступить в его защиту.
«А следователи были иного мнения. Какое им было дело до судьбы тысяч советских людей? Ведь они, один из них или двое заявляли со злобой мне: «Тебя никто не просил спасать советских людей». Какими же словами назвать это заявление?»
В фашистских лагерях встречались предатели, одного из них описывает Иван Иванович:
« …И вот в наш лагерь явился лейтенант «РОА» ( Русской освободительной армии — ред.) Власов Юрий. Он представился тоже пропагандистом и начал ежедневно посещать бараки. Я постарался поближе познакомиться с Власовым (кажется, фамилию его я не путаю). <...> Никакой идеи, никакой цели, ничего за душой этого «пропагандиста» не было. Дважды он пытался провести «беседы» с военнопленными в бараках, и ничего у него не получилось. О чём он мог говорить!... О том, как его учили и где?.. на чьи деньги учили, чему и зачем? К чему мог он призывать советских военнопленных? Во имя чего?!.. Власов не смог бы на это ответить. Он и сам понимал, этот заблудившийся молодой человек, советский человек, превратившийся в предателя, изменника Родине. В нём начинала просыпаться совесть, и он решил заливать её вином».
Следующие десять лет после войны, с 1946 по 1956-й, он провёл в исправительных трудовых лагерях на Крайнем Севере. Про это время Иван Лямин не рассказывает практически ничего.
«После прочтения воспоминаний стало понятно, что это лишь отрывки из его насыщенной событиями жизни. Мы попытались соединить их в одну картину. История жизни прадеда оказалась настолько впечатляющей, что мы продолжим работу по поиску информации о нём», — рассказывает правнучка.
«А что узнало обо мне следствие? Ничего. Со мной до сих пор никто не поговорил по-человечески. Тяжёлая задача говорить о себе, защищать себя. Но что же я должен делать? Я устал, очень устал и хотел отказаться искать правду. Хотел, но не смог. Защищать себя я обязан во имя правды, во имя справедливости, во имя тысяч советских людей, погибших на моих глазах в фашистском плену, во имя тысяч советских людей, которых нам удалось спасти от неминуемой гибели и, наконец, во имя моих детей, во имя моих внуков».
Гитлеровцы в годы войны на территории Восточной Пруссии ежедневно убивали в газовых камерах, расстреливали, морили голодом тысячи советских военнопленных и мирных жителей. Об этом говорится в документах Управления ФСБ России по региону, которые ведомство рассекретило и передало в местный архив к 75-летию со дня образования области.