Оксана Горбай: "В школах потеряно доверие"

— После ЧП в Казани много разговоров о необходимости усиления мер безопасности в школах. Вы разделяете это мнение? Как обстоят дела с безопасностью в самарских школах?

— Мое мнение — в целом все довольно неплохо. Везде установлены турникеты, сидят охранники. Этого, по большому счету, достаточно. Не сажать же в каждую школу бригаду ОМОНа.

Другое дело — человеческий фактор, насколько добросовестно это организовано. В нашей, школе, например, — на совесть: внимательный охранник, с поста не отлучается. Многое зависит от руководства школы, от бдительности родителей.

Мы вообще учились без охраны. И сейчас вся работа по ее усилению — лишь запоздалая попытка реагировать на ЧП.

К сожалению, никто не изучает и не готов изучить статистику: какое количество детей получает психологические травмы на экзаменах, эмоционирует, падает в обмороки и т. д.

Как, например, проходит ЕГЭ — ребенка берут, везут в какую-то другую школу, там обыскивают. Кому-то это все равно, кого-то подготавливают родители, кто-то сам по себе спокойный как удав. Но для кого-то это очень серьезный стресс. А медики будут молчать, ни одна медсестра не скажет, что ребенок упал в обморок.

— Какие конкретные меры, по-вашему, нужно предпринять для профилактики насилия в школах?

— Казанская трагедия — вопиющий случай, там речь о больном человеке. А кто на себя возьмет ответственность и отследит, насколько человек адекватен? Кто сможет препятствовать ему? Охранники? Психолог? Уберите всех психологов — мало что изменится.

Тут есть проблема в том, что сейчас больных нельзя лечить без согласия. А сам человек может в любой момент по собственной воле уйти из больницы.

С этим должны работать медики. Огромное количество людей, которых пролечили в принудительном порядке, сейчас спокойно ходят по улицам, при этом не становятся лучше сами, и окружающим тоже не становится легче.

— Как в школах ведется работа с детьми, имеющими психические отклонения?

— Школьные психологи тут бессильны, они не имеют права давать оценку. Психология как наука вышла из психиатрии, и когда работа в школах была построена в таком ключе, все было более-менее в порядке. Сейчас школьные психологи в основном с педагогическим образованием — отношения к психиатрии они не имеют.

Вы посмотрите, что сегодня происходит в школах. Приходит мама и предъявляет, что ее ребенок аутист. Да учителя даже не подходят к нему разговаривать. Они просто не сведущи в этих вопросах.

К тому же эксперты отрасли — Ирина Медведева (директор Общественного института демографической безопасности, православный детский психолог, писатель, публицист, драматург, общественный деятель, — прим. ред.), Татьяна Шишова (педагог, общественный деятель, драматург, публицист, детский писатель, член правления Российского детского Фонда, — прим. ред.) — заявили: аутистов не трогаем. Я, например, педагог. Какое я право имею нарушить рекомендации?

С нашей любовью к замыленному слову "инклюзия" все перемешалось в доме Облонских. На самом деле к инклюзии прежде всего должен быть готов педагог. А у нас получается, что родители радостно отстояли права детей, но дальше этого не пошло. Плюсы инклюзии бесспорны: дети послабее будут тянуться к сильным.

Да, стали допускать инвалидов, в том числе, колясочников. Но у нас все — из крайности в крайность. Мама аутиста говорит: "Мы этого добились", но что это значит, если сам педагог не готов? Именно от педагога зависит атмосфера в классе, от того, как он настроен.

— Какие конфликты возникали на вашей памяти, связанные с агрессией школьников?

— Был случай, когда ребенок фактически терроризировал класс. Но сегодня не доказано, какой формат отклонения у него присутствует. Я так понимаю, его семья не вполне благополучная. А школа это покрывала. Он одного ребенка травмировал, второго, — родители не поднимали вопрос. Но когда агрессор прыгнул на плечи школьнику и сломал ему позвоночник, родители пострадавшего подняли вопрос. Школа удивилась и встала на защиту агрессора.

"Крови" в этой ситуации изначально никто не хотел, и не было бы суда, проработай школа правильно эту ситуацию. А тут мало того, что ребенок пострадал, еще и на родителей обрушилось давление — и со стороны руководства, и класса.

Родители потерпевшего ребенка дошли до суда, выиграли процесс. Если бы ответственность взяли на себя родители нападавшего, суда удалось бы избежать. Но отвечать пришлось директору, и он вел себя в суде ужасно. А с мальчиком-агрессором по сей день никто не проводил работу и не собирается.

— Кто в этом случае мог бы смягчить ситуацию? Это сбой в системе психологической работы?

— Психолог не возьмет на себя эту инициативу. Сейчас у нас это очень разрозненно. Классные руководители почему-то тоже не берут на себя эту ответственность. Хотя всегда задача сохранения микроклимата в классе была именно на плечах классного руководителя.

Сейчас учителей завалили бумажной работой. Я сама педагог с большим стажем. Раньше работа строилась так: ко мне поступал класс, и я шла знакомиться с родителями. Если педагог чувствовал, что достаточно родительского собрания, мог не ходить, но, как правило, ответственные классные руководители знакомились с каждой семьей, смотрели, какая обстановка в доме.

А сейчас родители имеют полное право не пускать учителя домой. Да они и сами не ходят, только если что-то случилось. Хотя именно от учителя зависит, можно ли надавить на какую-то педальку или он знает, что ребенок придет домой, а там ему будет только хуже.

Вот это уходит напрочь по одной простой причине: учителям некогда этим заниматься. Они завалены бумажной работой.

Теперь родители валят на школу, что воспитывать должны там, школа — на родителей и семью. Установка "стенка на стенку" очень серьезная.

Естественно, очень многое зависит от родителей. А они порой ведут себя просто ужасно. Иногда разбираешь конфликт и диву даешься, как все перевернулось, насколько потерян авторитет учителя.

Да и педагоги иногда не лучше. Есть случаи, когда учителя начальной школы пишут докладные на детей. В наше время даже в голову бы не пришло такого. Не ребенок должен искать ко мне подход, а я к нему. Нас так учили.

Сейчас другая ситуация — чуть что, классный руководитель бежит с докладной. Уже дошло до того, что это начинается с первого класса.

— Вы частично обрисовали ситуацию, как работа происходит и должна происходить на уровне классных руководителей. А в чем тогда смысл работы школьного психолога?

— Психологи должны анализировать. Но опять же — насколько это объективно отражается в тестах? Даже при бракоразводных процессах к тестированию подходят формально.

Мой взгляд: одному психологу в школе просто невозможно охватить всех. Опять же, случись какой-то конфликт, — психолог должен быть в связке с классным руководителем.

Недавно, например, был конфликт в техникуме. Мальчик неплохо учится, сэмоционировал чересчур. Конфликт можно было разрулить, но он обострился, так как классный руководитель дал несправедливую характеристику на ребенка.

А ведь у детей часто чувство справедливости обострено. Когда он видит, что человек, призванный его как мама защищать, несправедлив, а конфликт разобран неправильно, наказаны невиновные, он замыкается. Часто бывает так, что его еще и родители не защищают, поскольку им неверно обрисовали ситуацию, обложились докладными.

Был момент, когда у нас родители пошли единым фронтом против учителей. А сейчас система научилась защищаться. И когда конфликт происходит, в школе быстро начинают страховаться, а не искать виновных. Вот в чем беда. Разучились справедливо решать ситуации.

Возвращаясь к функциям психолога: он может быть не подготовлен, оказаться новым специалистом, не знать, как правильно реагировать, зависеть от руководителя. Педагоги часто зависят от директора, тот может расстаться с любым сотрудником по своей инициативе. Это тоже влияет.

Первое, что нужно сделать: развязать учителям, да и психологам, руки по документации. Чтобы педагоги увидели наконец детей, не только на уроке. А у нас учителя усталые, взгляд замылен, они не видят ребенка.

А самим детям нужно вернуть доступную занятость по спорту, музыке, танцам, моделированию. Тогда им некогда будет часами в телефоне сидеть.

— Есть ли в Самаре примеры, когда удалось выявлять подростков, склонных к суициду или готовящих нападение?

— Откровенных случаев не было. Были подростки с завышенной эмоциональной составляющей. Родители обращались, удавалось не просто гасить конфликт, а выправить ситуацию, не доводя до крайности. Супер-агрессоров не встречалось, но были доведенные до отчаяния.

Многие красиво говорят: "Надо действовать в интересах ребенка". Но никто не действует, не принимает его сторону. Часто даже родители ведут себя неправильно, не вставая на сторону ребенка, либо, напротив, слишком перегибают палку, идут всех "рвать".

Опять же, большой вопрос — даст ли семья работать с психологом ребенку. Боятся. Где-то основательно, где-то без оснований. Переживают, что психолог подстрахуется бумагами, напишет что-то такое, что потом повлияет на будущее ребенка. Но такие вещи нельзя переводить в бумажный формат.

Потеряно доверие. Сейчас самое страшное, что доверие потеряно у всех: у учителей к руководству, у директора — к педагогам, у родителей — ко всем, а у детей — как пойдет.

Никогда не поверю, прежде всего, как педагог, что нельзя было не заметить, что школьник стал замыкать, проводить ночи напролет с компьютером. Да, многие родители работают. Но это наша задача — уделить должное внимание ему, а не ребенка, который эмоциями добивается внимания.

Сегодня многие родители — дети из 90-х. Ими мамы-папы не занимались, им ни за что не вбить в голову, что нужно заниматься детьми. Некоторые родители сами-то и "жи-ши" не могут правильно написать. Вот об этом никто не думает.

— Можете привести примеры в Самаре, где успешно организована работа с "трудными" подростками в школе?

— На самом деле, во многих школах. У нас были конфликты, которые прекрасно разбирались. Например, в школе № 54. У них был ученик, который сейчас выступает в Большом театре. Один из конфликтов был связан с ним. Хотя он неплохо учился, часто выходил на эмоции. В этом конфликте было непросто разобраться, но его не накручивали, а решили правильно, по справедливости, логически.

В основном успешная работа в тех школах, где еще сохранились педагоги старой закалки, те, кто шел по призванию.

— Насколько известно, в регионе есть целая рабочая группа по профилактике детских суицидов. Насколько заметна ее работа?

— По Самаре в целом довольно благополучная обстановка. Хотя большой вопрос — насколько объективны подаваемые данные. Кто это может выявить? Да и школы не заинтересованы, чтобы у них выявляли склонных к суициду… Это сложно, но с этим нужно что-то делать. Эмоциональный фон сейчас у детей ухудшается — это факт. Но это следствие, а надо все ситуации отрабатывать с опережением.

Профилактика детских суицидов одна — эмоциональное спокойствие. А его можно добиться тем, чтобы в школе создавался благоприятный микроклимат. А сейчас он какой? Достаточно зайти в холл школы: взмыленные учителя с вытаращенными глазами, подготовка к ЕГЭ, нервные дети, в основном, в панике.

Если раньше у родителей не хватало потенциала выявить проблему, подключался классный руководитель. Сейчас ни у кого на это нет времени.