Выстрел в Нюрнберге

Утром 23 мая 1946 года помощник главного советского обвинителя на Нюрнбергском процессе Николай Зоря был найден мертвым в съемной квартире на Гюнтермюллерштрассе, 22. Зоря лежал в нижнем белье в своей постели, накрытый одеялом. На одеяле – пистолет системы "Вальтер". 

Расследование длилось несколько дней и завершилось официальным вердиктом, переданным советской делегацией американским оккупационным властям: генерал-майор юстиции, государственный советник 3-го класса 39-летний Николай Дмитриевич Зоря скончался в результате несчастного случая из-за неосторожного обращения с оружием. Предполагалось, что он чистил пистолет и случайно нажал на курок. Тело в Москву не отправили – захоронили в Лейпциге. 

Личное дело

Николай Дмитриевич Зоря родился в Киеве в 1907 году. В детстве был обучен французскому языку, живописи, игре на фортепиано. Отца своего не помнил, после смерти матери в 1921 году стал беспризорником, потом попал в московский детдом. В 16 лет поступил на юридический факультет Московского университета. И, по-видимому, был одаренным студентом, потому что еще тогда его приметил ректор Андрей Вышинский, под началом которого Зоре предстояло работать впоследствии. По окончании университета Зоря работал следователем в Пятигорске, Тамбове и Воронеже, дослужился до заместителя главного прокурора железнодорожного транспорта. В 1939 году над слишком добросовестным специалистом нависла угроза репрессий: он обнаружил, что приговоры по многим делам о вредительстве в годы Большого террора вынесены на основании сфабрикованных доказательств. Зорю спасла мобилизация того же года – в звании рядового он принял участие в советско-финской войне, затем всю Вторую мировую войну прослужил помощником прокурора. Был награжден орденом Красной Звезды и орденом Красного Знамени, медалями за оборону Сталинграда, оборону Кавказа и победу над Германией. В августе 1944 года стал советником в представительстве Советского Союза при Польском комитете национального освобождения. В мае 1945-го был назначен помощником генерального прокурора СССР и получил назначение в Нюрнберг. В его архиве сохранилась записка:

Николай Зоря на фронте.

В сентябре принимал участие в совещании министров иностранных дел стран антигитлеровской коалиции в Лондоне. И с февраля 1946 года представлял в Нюрнберге советское обвинение по разделам "Агрессия против СССР" и "Принудительный труд и насильственный угон в немецкое рабство". Также в его ведении было "Катынское дело". Среди ярких достижений зори на Нюрнбергском процессе – допрос фельдмаршала Паулюса, на котором прозвучало, что целью войны Германии на Восточном фронте был захват советской территории с последующей колонизацией, разграблением и эксплуатацией населения и военных ресурсов. Зоря славился как высококвалифицированный юрист и блестящий незаурядный оратор. Сообщая о его смерти, американская армейская газета Stars and Stripes указала официальную причину (неосторожное обращение с оружием) и добавила: "Недавно ему поручили подготовку к последующим процессуальным действиям с российской стороны в отношении главных военных преступников. Он часто упоминался как вероятный преемник главного обвинителя от СССР Руденко на любых подобных судебных процессах". 

Место происшествия

Тело Николая Зори обнаружил майор юстиции Денисов. Он приехал к нему на съемную квартиру, чтобы передать документы: Зоря уже два дня болел и оставался дома. Долго стучал в дверь, запертую на ключ изнутри. Увидел нетронутый завтрак на столе в холле и узнал у уборщицы, что Зоря из комнаты не выходил. 

"Я подумал в первый момент, что Зоря находится в обморочном состоянии, т.к. знал, что он болен. Уборщица-немка подсказала мне, что в доме есть приставная лестница и можно поглядеть, что делается в комнате, в окно. Я спустился во двор, взял лестницу, приставил ее к окну комнаты Зори (окно было открыто). Поднявшись по лестнице на окно, я увидел бледное лицо Зори на подушке. Я спрыгнул в комнату, и из центра комнаты увидел, что подушка и простыня залиты кровью, а на груди у Зори лежит пистолет. Уже внешний вид и обилие крови убедили меня в том, что Зоря мертв".

В протоколе осмотра места происшествия говорилось: "Тело прикрыто до верхней четверти груди одеялом. (…) В области правого виска входное отверстие пулевого ранения, с резко выраженным пороховым ожогом величиной 2,5 х 1,5 см. Выходное отверстие в левой половине затылка в 8 см от левого уха. (…) Левая рука согнута в локте и кисть левой руки находится на уровне лица (у правого глаза). Правая рука также согнута в локте, причем кисть правой руки лежит на груди. На одеяле (в области живота) лежит пистолет системы "Вальтер", калибра 7,65 мм. Также на одеяле стреляная гильза от пистолета того же калибра.

…Подушка и простыня обильно смочены кровью… В кармане пиджака, висящего на спинке стула (у письменного стола), обнаружены две записки, изъятые и приобщенные к настоящему протоколу. Кроме того, во внутреннем кармане пиджака обнаружены паспорт на имя Зоря (дипломатический), ночной пропуск по гор. Нюрнбергу и 170 рублей советскими деньгами.

На круглом столе находится нетронутый ужин. На кресле возле стола брошена пижама, в кармане которой найдена незаконченная записка: "Перед партией и советской… я совершенно не…". Записка приобщена к протоколу осмотра.

В печке обнаружено значительное количество бумажного пепла. На подоконнике стреляная гильза пистолета калибра 12 мм. Из доски книжной полки извлечена деформированная никелированная пуля калибра 7,65 мм".

Живший в соседней комнате помощник главного обвинителя от СССР Дмитрий Карев не слышал выстрела ни ночью, ни утром. "Возможно, я в момент выстрела крепко спал. Кроме того, слух привык к звукам выстрелов ночью: американские солдаты часто открывают ночью стрельбу для развлечения".

Выступление помощника Главного обвинителя от СССР Николая Зори на заседании Международного Военного Трибунала в Нюрнберге. // Российский государственный архив кинофотодокументов Арх. № В-3041.

Версии и слухи

Заключение о смерти по неосторожности препятствовало доступу местных криминалистов и позволяло ограничиться уведомлением дежурного офицера американской военной комендатуры. В день, когда обнаружили тело Зори, Роман Руденко лично сообщил американскому прокурору Роберту Джексону именно эту версию и запросил незамедлительное перемещение тела в советскую зону оккупации, Лейпциг. Джексон тем не менее отправил на место происшествия двух сотрудников, которые по возвращении уверенно высказались в пользу убийства (вероятнее всего – во сне). Однако санкцию на перевоз тела в Лейпциг выдали, и на заседании трибунала прозвучала официальная версия.

Историк Александр Звягинцев отмечал:

Все эти 75 лет гибель Николая Зори остается неразгаданной тайной. В итоге сформировалось несколько устойчивых версий, основанных, впрочем, больше на догадках, чем на фактах. 

Так, советская переводчица Татьяна Ступникова в мемуарах "Ничего кроме правды. Нюрнбергский процесс. Воспоминания переводчика" писала, что в кулуарах сотрудники, работавшие на Нюрнбергском процессе, шептались об убийстве или самоубийстве, приводила сказанное тогда полковником МГБ Михаилом Лихачёвым (руководителем специальной следственной бригады Главного управления контрразведки “СМЕРШ”) – Сталин, якобы, велел похоронить Зорю, "как собаку", и задавалась вопросами: "Сам ли он покончил счеты с жизнью, когда почувствовал, что у него нет другого выхода? Или ему было предложено навсегда уйти из жизни, оставив жену и детей? А может быть, его просто застрелили советские специалисты по меткой стрельбе..?"

Помощник американского главного обвинителя Томас Додд считал, что Зорю убили сотрудники НКВД из-за слишком тесного общения с юристами из США и Британии. 

Выступление заместителя Главного обвинителя от Великобритании Д. Максвелл-Файфа. За столами обвинения сидят Главный обвинитель от С1ША Р. Джексон, Главный обвинитель от СССР Р.А. Руденко, представители советского обвинения Ю.В. Покровский, Н.Д. Зоря, Л.Р. Шейнин и другие. 5 декабря 1945 года. // Российский государственный архив кинофотодокументов. Арх. № В-3059.

Исследователь Франсин Хирш предполагает, что Зорю не отозвали в Москву, а ликвидировали на месте по некой срочной необходимости, либо он покончил с собой не дожидаясь возвращения, потому что "знал, что его ждет". 

Журналист Владимир Абаринов в статье "Смерть в Нюрнберге. Белое пятно в главном судебном процессе" приводит ряд цитат. Так, сосед по последней квартире Зори Дмитрий Карев знал его с 1935 года по совместной работе в Прокуратуре СССР и помнил как человека веселого, оптимистичного и здорового. Но в Нюрнберге что-то произошло: "Зоря был чрезвычайно мнителен, страдал манией преследования. Перед своими докладами и при исполнении служебных поручений он обычно сильно нервничал, болезненно реагируя на каждый, даже легкий намек о недостатках в его деятельности. Перед своей смертью Зоря несколько дней был в особенно нервном состоянии. Так, получив бутылку вина от генерала Ватсона взамен переданной ему бутылки водки (обмен любезностями после приема в честь Дня Победы), Зоря совершенно неожиданно для всех его друзей стал беспокоиться, уверяя, что этот подарок может быть расценен как знак связи с иностранной разведкой".

Ольга Свидовская (Табачникова), переводчица на Нюрнбергском процессе, много лет спустя цитировала слова Михаила Лихачёва, сказанные после гибели Зори: "Он запутался и испугался". 

Нежелательные вопросы

Большинство исследователей, которые придерживаются версии насильственной смерти или самоубийства, считают причиной неожиданный поворот событий на Нюрнбергском процессе: две самых неоднозначных темы, открывшихся во время судебных заседаний, связаны именно с Николаем Зорей. Первая – содержание секретного протокола, дополняющего пакт Молотова-Риббентропа. Вторая – Катынские расстрелы. 

Еще до начала работы Международного военного трибунала представители обвинения из разных стран согласовали нежелательные темы, которые не должны быть затронуты на процессе. Среди них было, например, поведение Великобритании во время войны с бурами и Мюнхенское соглашение. Со стороны СССР в этот перечень включили секретный протокол к советско-германскому договору о ненападении. Николаю Зоре среди прочего полагалось проследить, чтобы Иоахим фон Риббентроп этой темы не касался.

В перерыве между судебными заседаниями. Подсудимые Г. Геринг, Р. Гесс и И. фон Риббентроп. Январь 1946 года. // Российский государственный архив кинофотодокументов Арх. № А-9232.

Однако во время допроса Риббентропа адвокат Альфред Зайдль, несмотря на категорические возражения главного обвинителя от СССР Романа Руденко, настоял на подробном обсуждении секретного протокола. Процитированные Зайдлем фрагменты касались в том числе раздела Польши и бросали тень на репутацию советского руководства. Текст тайного приложения Риббентроп и его секретарь Вайцзеккер устно восстановили под присягой. В конце концов эту тему из обсуждения на процессе вывели: оригиналы документов сгорели во время авианалета в 1944 году в Берлине, а незаверенные копии, которыми располагал Зайдль, приобщены к делу не были. Однако 22 мая текст секретного протокола опубликовала американская газета. Советское руководство об этом узнало сразу же. Предположительно, случившееся поставили в вину Николаю Зоре, не сумевшему воспрепятствовать обнародованию компрометирующих СССР документов. 

Второй "бомбой" процесса стало обсуждение расстрела польских военнопленных в Катынском лесу близ Смоленска. На этом настаивала именно советская сторона, приобщив к делу ряд документов, согласно которым 11 тысяч польских военных осенью 1941 года были расстреляны по приказу германского командования. Однако свидетельские показания обнаружили, что массовое убийство в Катыни произошло еще до начала Великой Отечественной.

Николаю Зоре предстояло выступать перед трибуналом именно по Катынскому делу. Но, согласно одной из современных версий, он был настолько обескуражен новыми материалами, что запросил разрешение срочно вылететь в Москву для консультации с Вышинским. В этом ему якобы было отказано. В приговор Международного военного трибунала Катынские расстрелы не включили.

Следствие ведет сын

Юрий Зоря, которому тогда было семнадцать, в последний раз говорил с отцом 20 мая 1946 года по телефону – обсуждали, как после выпускных экзаменов он приедет в Нюрнберг. Через два дня отец погиб, тела семья не увидела, получили только личные вещи.

Николай Зоря в сыном Юрой.

Известие о гибели Николая Дмитриевича стало для его семьи ударом не только само по себе – невозможно было толком узнать, что именно случилось. Несмотря на официальную версию несчастного случая по неосторожности, жене и детям сообщили, что Зоря застрелился и будет похоронен в Москве, этим занимается секретариат Сталина. Затем сказали, что похороны будут в Германии и туда отправят родственников. А через два дня объявили, что похороны уже состоялись во избежание огласки.

Никаких официальных извещений и документов им так и не выдали. Поступать в военно-морское училище управлением кадров Прокуратуры СССР Юрию пришлось со справкой о том, что его отец умер в результате несчастного случая. То же говорилось и в свидетельстве о смерти, выданном в 1952 году ЗАГСом Краснопресненского района. 

Бывший военный прокурор Лейпцига Дмитрий Резниченко написал Юрию Зоре: "Подробности этого трагического события сообщить не могу, так как я в это время находился на лечении в Чехословакии. (…) На похоронах присутствовала моя жена Екатерина Петровна. С ее слов опишу Вам, как происходили похороны. (…) Позвонили из приемной Сталина – это было в 20 часов, ко мне на квартиру в гор.Лейпциг, так как у нас был прямой провод. В прокуратуре в это время уже никого не было. Из приемной передали указание к утру сделать цинковый гроб, в котором отправить Вашего отца для похорон в гор.Москву. Указание было выполнено в срок, и Ваш отец в нем отправился в аэропорт, но в который аэропорт, жена не помнит. В это время погода не позволяла вылет самолета в течение трех часов, а в это время из приемной Сталина поступило новое распоряжение – похоронить на месте. Что и было сделано. Но на каком кладбище похоронен Ваш отец, жена не помнит. Перед похоронами и в период подготовки никакой экспертизы не проводилось. На могиле никакой надписи сделано не было". 

Впоследствии Юрию Николаевичу удалось узнать, что возбужденное в 1946 году дело о расследовании смерти его отца хранится в архиве Главной военной прокуратуры под грифом "совершенно секретно". В 1989 году он добился дополнительного расследования. По результатам оказалось, что на месте гибели Зори была найдена гильза от не принадлежавшего ему пистолета, двое свидетелей дали ложные показания, а два пакета с грифом особой важности, высланные тогда заместителю Генерального прокурора из Нюрнберга, до Москвы не дошли. Однако официальная версия причин и обстоятельств смерти осталась неизменной.

Могила Николая Зори на Восточном кладбище рядового состава Советской Армии в Лейпциге.

Через год после гибели Николая Зори его останки были извлечены и кремированы. О месте захоронения семья узнала только в 1980-х годах. На могильной плите на Восточном кладбище Лейпцига было неверно указано отчество и дата смерти, в списке захороненных Зоря значился рядовым. В 2016 году внучка Зори Ольга добилась исправлений. Теперь на могиле написано: "Николай Дмитриевич Зоря, 1907 – 23 мая 1946, генерал-майор юстиции".

Источники:

Владимир Абаринов "Смерть в Нюрнберге. Белое пятно в главном судебном процессе"

Интервью Ольги Зори в программе "Дилетанты"