"Карнавал" для взрослых и детей

Театр им. Сац под руководством Георгия Исаакяна и в лучшие времена исключительно точно оказывался на гребне волны времён не хуже мастера-серфингиста – премьеры последних лет тому пример, особенно целый пласт опер, которые сами по себе стали философским вопросом на тему "что есть опера" и "что есть музыка". Я имею в виду постановки опер Эмилио де Кавальери, Клаудио Монтеверди и Владимира Мартынова. Теперь же, когда театр оказался зажат меж двух серьёзных испытаний – капитальным ремонтом и эпидемией, вопрос оказался виртуозно решён серией новых постановок, с помощью которых обе чрезвычайно серьёзные проблемы как бы взаимно компенсируют друг друга. Спектакли по своему смыслу не имеют никакого тематического отношения ни к ковиду, ни к ремонту, но, тем не менее вписываются в заданные жизнью достаточно жёсткие рамки, благо пространственные особенности архитектуры и устройства самого театра позволяют это сделать. Я имею в виду Малую сцену и пространство живописного цеха, в которое была вписана сценография оперы В. Мартынова "Упражнения и танцы Гвидо". Уже в "наши нелёгкие времена" с учётом новых специфических обстоятельств была поставлена опера Ф. Гласса "Жестокие дети". И вот новая премьера – изысканный, многоуровневый и во многом неожиданный спектакль-балет "Карнавал", поставленный на музыку "Карнавала животных" К. Сен-Санса и "Карнавала" Р. Шумана. Фото: Елена Лапина Внешне и чисто формально идея хореографа-постановщика Кирилла Симонова и сценографа Филиппа Виноградова достаточно прямолинейна и очевидна – "в очередной раз показать схожесть двух миров – мира людей и мира животных", как сформулировал задачу сам хореограф. Но, как часто бывает в подобных случаях, смыслов, идей и творческих задач оказалось гораздо больше и результат в итоге выглядит гораздо шире и интереснее. Точкой отсчёта для этого балетного диптиха, естественно, стала музыка Сен-Санса и Шумана, она задала и форму спектакля, его временную размерность, внутренний ритм (каждое из произведений состоит из миниатюр и имеет продолжительность в пределах получаса), и характер самой хореографии, её языка, и даже такую очень странную штуку, как возрастную адресность самой постановки. Фото: Елена Лапина Последнее, кстати, создаёт очень странное впечатление, потому что если "Карнавал животных" обращён в первую очередь к самым маленьким – это, в первую очередь нарратив, прочитанный в стиле Николая Дроздова в передачах о животных, то истории, рассказанные в во второй, "шумановской" половине спектакля – это абсолютно взрослые истории о взрослых проблемах. Впрочем, создатели спектакля подстраховались, поставили метку 16+ и таким образом оставили детей без мира животных. Что, на самом деле, очень жаль, потому что все эти твари очень хороши, живописны и харáктерны (художник по костюмам Валентина Останькович сделала не только яркие и "многодетальные" костюмы, но и сохранила в их элементах и смыслах связь между половинками диптиха – миром животных и миром людей). Фото: Елена Лапина Сценография и балет в этом спектакле совершенно неотделимы друг от друга. Рабочая зона спектакля, если можно так выразиться, представляет собой куб, которого две грани прозрачны, сделаны из стекла, они и разделяют действующих лиц и зрителя. В качестве аналогии ближе всего будет океанариум, за стеклом которого происходят абсолютно реальные события, которые ты можешь наблюдать очень даже близко, но повлиять на которые совершенно не в состоянии. Кстати, подобное сценическое решение предполагает сразу несколько любопытных побочных эффектов. Во-первых, это уже не стандартная сцена с одной лишь фронтальной рабочей плоскостью, обращённой к зрителю. Здесь зрительные ряды расположены вдоль двух перпендикулярных граней, и у хореографа и постановщика появляются проблемы, более знакомые скульпторам, связанные с особенностями восприятия с разных точек. Во-вторых, балетное действие происходит фактически на расстоянии вытянутой руки от зрителя, а из этого следует то, что лицо артиста балета является уже не маской, на которой крупными мазками нанесены губы и ресницы, а становится основой, инструментом актёрской игры. В той части балета, которая состоит из драматических миниатюр, это очень существенная часть сценического действа и, надо сказать, артисты балета решают эту проблему, более знакомую оперным певцам, совершенно блистательно. Такое своеобразное камерное и одновременно действие "за стеклом" вызывает в памяти ассоциации с кинематографом, иной раз с "Шербурскими зонтиками", иной раз с "Балом" Этторе Скола. Фото: Елена Лапина "Карнавал животных" - это красочный детский просветительский спектакль-утренник, где все животные находятся в своей среде обитания, поскольку на заднике сцены появляются то картины саванны, когда перед нами Лев или Пантера, то антарктические льды, когда перед нами забавные пингвины, которые синхронно закончили номер характерным указующим ленинским жестом и сами удалились в этом направлении, удивительного разнообразия птицы на фоне изображений джунглей, ослы в офисных костюмах в смешной, вполне законченной миниатюре, в приятном для зрителя отражении его собственных представлений о мире. (Видеоряд – Пётр Вознесенский, но надо заметить, что здесь он лишь разогревается, его видео во второй части становится уже не просто иллюстрацией, а полноценным участником происходящего. С драматизмом, юмором и множеством тонких и любопытных деталей). Неожиданным и ярким оказался Лебедь, поскольку посетители театра более знакомы с фокинским "Умирающим лебедем", чем даже с биологически натуральной птицей. Поэтому вполне брутальный Лебедь-самец К. Симонова в исполнении Ивана Титова (30 июня), несколько озадачил зрителя, привыкшему к тому, что лебедь, во-первых, умирающий, а во-вторых, что он Анна Павлова или Майя Плисецкая. И вот, в тот момент, когда внимание хореографа переключается на мир людей и музыку Шумана и ты начинаешь думать, что всё самое интересное уже позади (потому что в душе ты ребёнок и тебе эти обезьяны и рыбки очень интересны), выясняется, что ты уже и взрослый тоже и всё это описание человеческих типов и людских страстей тебе тоже интересно. И некоторую снисходительную иронию Ф. Виноградова и К. Симонова в отношении людей поддерживает и Р. Шуман, потому что его несколько, как бы это поделикатнее сформулировать, пошловатая (ну, извините) музыка удивительно органично поддерживает и уровень офисного драматизма в пространстве между кулером и любопытствующим офисным же планктоном, и драмы за столиками в кафе, миниатюры официанток и синхронисток (которые изумительно рифмуются с рыбками из первой половины спектакля), а душевная трагедия дамы под "Киаррину" Шумана – это уже просто находится ровно посередине между чеховской "Дамой с собачкой" и бессмертной "Очи чёрные"… Обыкновенная человеческая жизнь… Фото: Елена Лапина И при этом сказочные находки – и капли дождя на стекле, за которым и происходят все эти трагедии, и сцена в поезде, когда на уровне образа изумительно отработана фортепианная фактура "Узнавания", и, конечно же, образ полупарализованного полусумасшедшего в полусумасшедшем доме, где и врачи такие, и трансляция футбольного матча на экране показывает, что жизнь-то одинаковая – что в дурдоме, что на экране, а на соседней виртуальной стене такой же виртуальный секундомер отсчитывает время этой миниатюры, за время которой происходит масса событий, а продолжается-то всё это чуть больше минуты. А в конце, в финальном марше Давидсбюндлеров этот же персонаж пусть и ненадолго, благодаря музыке обретает крылья, когда спустившийся на тросах рояль становится вдруг инструментом выхода в иное, полноценное состояние. И эта, может, излишне пафосная сцена, достаточно органично замыкает форму всего спектакля. Спектакль идёт под фонограмму. Музыку К. Сен-Санса исполняет ансамбль солистов оркестра под управлением Константина Хватынца. А "Карнавал" Р. Шумана записан концертмейстером театра, лауреатом всероссийского и международного конкурсов Дарьей Смирновой. Это замечательно, когда театральному концертмейстеру доводится играть не только на разогреве у балета в классах или аккомпанировать "Застольную", а исполнить и записать шумановский фортепианный цикл. Впрочем, работа пианистов в "Жестоких детях" Филипа Гласса – тоже мало не покажется. Так что можно сказать, что им повезло. Получился странный, трогательный и трепетный балетный спектакль. И уже деформированное новым стилем жизни подсознание зрителя фиксирует антиэпидемиологическое значение стекла, которое закрывает от опасного внешнего мира не только артистов балета, но и тот хрупкий мир, который существует там, за этим стеклом, где за столиками кафе в чистом от эпидемий мире развиваются естественные человеческие драмы вокруг естественных человеческих проблем любви. И когда внутри сценического пространства гаснет свет, стекло вновь начинает отражать лишь лица зрителей в масках, и мы вновь возвращаемся из мира романтики в наш мир масок, перчаток, ПЦР-тестов и QR кодов.