о скрываемых случаях насилия

«Большинство жертв педофилов молчат о том, что произошло, годами и часто ждут совершеннолетия, чтобы рассказать, что с ними было. Более того, по статистике, чаще всего педофилом оказывается человек, вхожий в семью: отчим, родственник, друг семьи. И родители, даже матери, часто оказываются совсем не на стороне своего ребёнка. Семья педофила тоже, как правило, до последнего не верит и переходит от защиты в нападение — мол, ребёнок всё выдумал».

Лето. Открытые веранды кафе, прогулки в парках, грядки на даче. Из новостей в наше пандемийное время, как правило, — рассказы про всё новые отменённые планы, споры про ограничения, вакцинацию, обмен сиюминутными сплетнями: кто кого бросил, кто куда устроился работать, кто к какому врачу может или не может попасть, всё дорожает...

Эта тема возникает в разговорах лишь иногда. Когда приходят очередные — вот ужасное обыденное слово! — новости о том, что пропал ребёнок, найден погибшим, перед смертью подвергся насилию. Это приходит со дна глаз:

— Знаешь, а у меня в юности тоже был эпизод с педофилом.

Мы молчим, потому что и сказать нечего. Почему не написали заявление в полицию (в те годы — милицию)? Потому что не доверяли взрослым, не знали законов, не считали, что преступника будут искать, но главное — боялись, что все узнают и начнётся общественное осуждение. А сейчас уже и сроки давности вышли, и проще уже пережить, поговорить с психологом, а ещё проще — спрятать там, на дне зрачков, откуда не выпрыгнет.

На прошлой неделе журналист Анастасия Миронова опубликовала свою историю. Она уже 20 лет (как раз сроки давности теперь уже истекли) пыталась возбудить дело против компании взрослых мужчин, которые, как следует из её текста в личном блоге, заводили в конце 1990-х — 2000-х (а возможно, и по сей день) знакомства со школьницами лет 9—13, зазывали в компанию со спиртными напитками, «завязывали отношения», в том числе самые близкие, а потом просто меняли «возлюбленных» на тех, что помоложе. Некоторые такие бывшие школьницы в итоге рожали им детей и уже смотрели на происходящее глазами взрослых женщин, смиряясь с изменами. По словам Мироновой, один из лидеров этой компании, выдающий себя за француза, был в советское время судим за педофилию, потом вышел на свободу и продолжил заниматься тем же самым — приставать к малолеткам. Последнее видео его попыток познакомиться с молодыми девочками было опубликовано совсем недавно. По версии самого «француза» (опубликована порталом 72.ru), он оплатил девочкам проезд в автобусе и звал собирать ягоды, а в 1990-е годы помогал подросткам избавиться от суицидальных мыслей просто по зову сердца и вообще просто является общительным человеком.

С юридической точки зрения у Мироновой и других женщин, бывших в 1990-е подростками, шансы дойти до суда ничтожны: истекли сроки давности, доказать наличие развратных действий 20 лет спустя в суде будет сложно и так далее. Остальные хранят молчание.

К сожалению, эта история типична. К сожалению, по работе я много общалась с жертвами педофилии, более того, я знаю людей, с которыми это произошло и которые предпочли оставить ситуацию в молчании именно из-за неверия в торжество правды и нежелания огласки. Большинство жертв педофилов молчат о том, что произошло, годами и часто ждут совершеннолетия, чтобы рассказать, что с ними было. Более того, по статистике, чаще всего педофилом оказывается человек, вхожий в семью: отчим, родственник, друг семьи. И родители, даже матери, часто оказываются совсем не на стороне своего ребёнка. Семья педофила тоже, как правило, до последнего не верит и переходит от защиты в нападение — мол, ребёнок всё выдумал.

Но самое главное — вот в этих словах: «Не хочу огласки, не хочу скандала, меня осудят». Ту же Миронову на тюменских форумах мгновенно обвинили в стандартных грехах, в которых обвиняют почти всех жертв педофилии: «выдумала, чтобы привлечь внимание», «хочет отомстить за то, что тот мужик её бросил», «школьницы сами были развратными и ходили со взрослыми пить алкоголь» и так далее.

Вот поэтому жертвы педофилии и молчат. Они вырастают, а педофилы находят себе всё новых, таких же молчаливых. До тех пор пока уже не первую жертву садиста не покажут в новостях: «Найдена, мертва» или «Поступила в реанимацию с кровотечением».

Далее обеспокоенная общественность в который раз потребует для педофилов смертной казни, в ответ прозвучат очередные вопли «а что теперь, у каждой школьницы паспорт спрашивать», «человек уже и в 13 может быть сформировавшимся». Пройдут очередные пустопорожние дебаты по поводу ужесточения контроля за освободившимися педофилами, а зрители федерального жёлтого ток-шоу захлебнутся слюной, обсуждая очередную «любовь» 12-летней беременной девочки и «гордого молодого отца» лет 20, приходя к выводу: «Настоящий мужик, женился, совет да любовь, а то что же, всем из-за такого жизнь ломать?»

Будем честны: да, есть минимальный процент действительно желающих похайповать на образе жертвы. Например, год назад некая девушка написала в Twitter, что её растлевает отчим. Полиция обратила на твит внимание, девушку вызвали в органы, после чего она призналась, что действительно всё выдумала, чтобы привлечь подписчиков в свой блог, под ликующие крики общественности: «Вот видите, они всё выдумывают!»

Взрослая мать семейства тоже всё выдумывает? Девочка, которая годами думает о суициде, потому что её насилуют, тоже всё выдумывает?

А главное, почему у нас жертве начинают сочувствовать, только если она мертва или получила серьёзные травмы? Почему никого не устраивает, что жертва умудрилась в последний момент сбежать? Что она умудрилась остаться относительно здоровой? Или для того, чтобы ощутить сочувствие, надо для начала накормить душу кадрами окровавленной плоти?

Почему не приравнивают к животным мужчин, которые, если к ним лезут «развратные школьницы», не могут просто встать и уйти? И откуда вообще возник этот миф о «развратных школьницах»? Из японского аниме?

Наконец, я не верю, что осуждающие «девочек, которые сами пошли пробовать со взрослыми алкоголь» (кстати, такие комментарии я видела даже в поддержку маньяка Виктора Мохова, который держал двух девушек в рабстве в подвале несколько лет) сами росли в монастыре. Всё у них тоже было, только повезло, обошлось.

Наконец, почему у нас быть жертвой педофилии стыдно? В чём стыд? Оказаться жертвой преступления?

Ответ простой: стать жертвой педофила будет считаться стыдным до тех пор, пока обыватель не перестанет хотеть видеть жертву непременно в виде окровавленного куска мяса, над которым можно поплакать и поохать. До тех пор, пока обыватель не поймёт: борьба с педофилом — это не крик про смертную казнь, а протянутая рука помощи в конкретной ситуации конкретной женщине. Что простое «Держись, я рядом!» ценнее перепоста в соцсетях «Доколе их не начнут судить самосудом». Что «ой, у этой 12-летней девочки любовь» — это не любовь, а покалеченная жизнь, в которой уже никогда не будет места никаким семейным ценностям.

Педофилию не всегда можно доказать. Вмешиваться в работу следствия мы, обычные граждане, не можем.

Но перестать её оправдывать может начать каждый. Прямо сейчас.

Потому что стыдно не быть жертвой. Стыдно вставать на сторону агрессора, а потом охать над трупами в телевизоре.

Пока общество не научится протягивать жертвам педофилии руку помощи в поиске справедливости до того, как всё новые девочки не превратились в кровавые куски плоти, которые находят прикопанными в лесу, до тех пор оно, общество, будет получать всё новые куски плоти, прикопанные в лесу. До тех пор, пока общество будет охать вокруг «развратных школьниц», которые «сами виноваты», очередных детей будут находить прикопанными в лесу.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.