Помочь видеть мир. Как работает главный центр по лечению зрения в стране
"Могу жить сама"
В семейном альбоме 22-летней Яны Бабовой есть памятная фотография: она совсем маленькая лежит в больничной палате с повязкой на лице после операции на глазах. Это событие стало важнейшим в ее жизни — тогда врачи смогли вернуть ей зрение.
Яна родилась незрячей — врачи поняли это, когда девочке было несколько месяцев.
"Маме сказали, что я не вижу. У меня это наследственное — у папы тоже проблемы со зрением с рождения, — рассказывает Яна. — Мы поехали лечиться из Армавира в московскую Морозовскую больницу. Позже мне поставили диагноз "косоглазие". Требовалась операция. Сказали, что надо снова ехать в Москву, в Национальный медицинский исследовательский центр (НМИЦ) "Микрохирургия глаза" имени Святослава Федорова Минздрава России".
Средств на поездку у семьи не было. Но бабушка решилась написать в местную газету и попросить помощи. Эта газета попала в руки влиятельному человеку.
"Он работал в правительстве России, — говорит Яна. — Он все нам оплатил: перелет, проживание, питание, все медицинские расходы. В больнице меня лично осматривал знаменитый врач Святослав Федоров. Именно в центре маме сказали, что никакого косоглазия у меня нет, а поставили диагноз "врожденная катаракта". Меня прооперировали, удалили катаракту, после чего зрение в одном глазу восстановилось на 20%, в другом примерно на 15".
В детстве Яна ходила в специализированный детский сад и училась в интернате для незрячих и слабовидящих детей, до 13 лет носила очки с толстыми стеклами. Потом врач подобрал ей специальные линзы, и с тех пор люди, не знакомые с девушкой близко, не догадываются, что у нее есть проблемы со зрением.
"Операция не вылечила меня полностью, но дала возможность видеть. Если бы ее не сделали, я бы осталась слепой навсегда, — говорит Яна Бабова. — Сейчас я вижу даже в линзах не так, как здоровый человек, — это не близорукость и не дальнозоркость, я плохо вижу вдаль, но и вблизи не могу разобрать мелкий текст. У меня вторая группа инвалидности. Я, например, не могу водить машину, а к остальным моментам приспосабливаешься, осваиваешь лайфхаки. Например, в магазине можно сфотографировать мелкий ценник, увеличить и посмотреть цену на экране. Самое главное, что я могу видеть мир, природу, жить сама, без посторонней помощи, справляться со всеми домашними делами, ходить в магазин, учиться, заниматься фитнесом, жить полной жизнью, я никак не ограничена в базовых вещах".
Яна закончила школу с золотой медалью, поступила в Высшую школу телевидения МГУ. В Москве она живет одна, в студенческом общежитии, уже несколько лет профессионально занимается фотографией.
"Удивительно, что, родившись незрячей, сейчас я занимаюсь тем, что связано с визуальным контентом. Веду свой блог, запускаю обучение в Instagram по созданию визуального контента — съемке, обработке фото", — улыбается Яна.
В будущем девушка планирует продолжить лечение, но для этого нужен перерыв в работе и учебе.
"Для тщательного обследования мне необходимо несколько недель отдыхать от линз, а это означает остановку всех дел. Но я обязательно сделаю это. Медицина не стоит на месте, и я надеюсь, что врачи смогут улучшить мое зрение. Надеюсь на центр "Микрохирургия глаза" имени Федорова, где мне уже однажды помогли".
Утро в "Ромашке"
За последние годы Россия достигла серьезных успехов в лечении и профилактике глазных болезней. По данным главного внештатного офтальмолога Минздрава России Владимира Нероева, только за период с 2014 по 2020 год показатель слепоты и слабовидения в стране снизился почти на четверть, и это стало возможно благодаря реализации Минздравом России целевых программ по борьбе с детской слепотой, глаукомой, катарактальной слепотой, патологиями сетчатки и зрительного нерва, воспалительными заболеваниями глаз.
Национальный медицинский исследовательский центр "Межотраслевой научно-технический комплекс "Микрохирургия глаза" Минздрава России (сокращенно НМИЦ "Микрохирургия глаза" имени С.Н. Федорова — прим. ТАСС), где 21 год назад Яне Бабовой вернули зрение, был основан группой врачей во главе с офтальмологом Святославом Федоровым в 1986 году, и вот уже 35 лет это главная больница страны, где лечат нарушения зрения. Московский центр — флагман, куда поступают самые тяжелые больные из Москвы и регионов, также у центра десять филиалов в Калуге, Петербурге, Новосибирске, Краснодаре, Волгограде, Иркутске и других российских городах.
Ежегодно в головной организации и филиалах оперируют около 320 тыс. человек, проводят консультации для 1,5 млн пациентов.
В одной только Москве, в здании на Бескудниковском бульваре, в день оказывают бесплатную хирургическую помощь сотне пациентов: операционные тут не пустуют и не простаивают никогда, хотя в Федоровке не принимают экстренных больных с ранениями и травмами. Врачи делают плановые операции по лечению сетчатки, антиглаукомные, окулопластические, операции офтальмоонкологической направленности.
С 9 утра и до 3–4 часов дня у хирургов аврал. Мы с фотографом идем по длинному коридору, нас просят переодеться в стерильную хирургическую пижаму и надеть сверху одноразовый халат. Проходим в кабинет перед оперблоком — в кресле лежит женщина, ей предстоит удаление катаракты и замена хрусталика.
Врач — заведующий операционным блоком Андрей Владимирович Головин — осторожно фиксирует ей веки специальным инструментом:
"Вам не будет больно, почти никаких ощущений. Просто смотрите на лампочку, — тихо и спокойно поясняет он. — Сейчас мы проводим подготовительный этап к операции — фемтолазерное сопровождение. Лазер позволяет нам сделать все проколы, раздробить мутный хрусталик. И делает он это без вмешательства хирурга внутрь глаза".
Лазер работает всего несколько секунд, делает миллиметровые проколы, которые можно рассмотреть только под микроскопом, через них врач будет извлекать поврежденный хрусталик и имплантировать новый. На экране монитора видно, как внутри глаза после работы лазера появляются мелкие пузырьки газо-воздушной смеси.
"Вам не больно?" — не удерживаюсь и спрашиваю я женщину.
"Нет, совсем нет", — отзывается она.
Андрей Головин объясняет, что раньше на этом этапе все манипуляции хирург делал скальпелем.
"Видите, у меня никакого ножика. Сейчас аппаратура позволяет работать гораздо точнее и быстрее", — улыбается врач. Он закапывает в глаз пациентки лекарство, и через пару минут ее перевозят в оперблок.
Перед нами раздвигаются автоматические двери операционной. Первое, что привлекает внимание, — звуки медицинской аппаратуры. Они похожи на пассажи оркестра, который настраивает инструменты перед спектаклем: звуки разных тональностей и высоты, с переливами, бегущие, как музыкальная гамма, то вверх, то вниз.
Операционная огромная. Пытаюсь посчитать, сколько тут одновременно работает человек: насчитываю 15–20, в двери то заходит, то выходит кто-то, как в сериале "Скорая помощь". Столы расположены по кругу, как лепестки цветка. Это — знаменитая "Ромашка", которую спроектировал сам Святослав Федоров: раньше столы вращались по часовой стрелке, пациент переезжал от одного врача к другому, и каждый из них делал свой этап операции.
"Потом сам Святослав Николаевич отошел от этой практики, — поясняет Андрей Головин, усаживаясь в изголовье пациентки. — Сейчас каждый хирург проводит операцию от начала до конца и полностью несет ответственность за качество выполнения всех манипуляций, за здоровье своего пациента".
Врач придвигается к микроскопу и начинает работать. На большой монитор выводится картинка, которую он видит: глаз крупным планом. Большой, пронизанный сосудами — как в учебном пособии. Андрей Головин вводит в прокол инструмент, похожий на пишущую ручку с тончайшим наконечником, показывает: "Вот, видите, хрусталик? Похож на чечевичное зернышко. Сейчас будем его дробить и извлекать. Многие думают, что хрусталик — что-то твердое, похожее на стекло. Но в норме это гелеобразная субстанция. У пациентов с запущенной катарактой он плотный, бывает даже черного цвета. Катаракта — это помутнение хрусталика, чаще всего к ней приводят возрастные изменения. Кроме того, катаракта может быть врожденной или появляется в результате травмы или сопутствующих глазных заболеваний. На начальной стадии можно замедлить прогрессирование помутнения хрусталика с помощью капель, улучшающих обмен веществ в нем. Если пациент приходит с запущенной стадией катаракты и тотально мутным хрусталиком, что, по сути, приводит к слепоте, мы меняем мутный хрусталик на искусственный, и пациент обретает зрение вновь".
Врач говорит, что неизлечимых приобретенных заболеваний глаз сегодня немного. Среди них — запущенная глаукома, болезнь, при которой в глазу повышается давление и ухудшается отток внутриглазной жидкости. Длительное повышение внутриглазного давления постепенно приводит к ухудшению зрения по периферии, так называемому сужению полей. Если глаукому не лечить, зрительный нерв погибает. Это необратимый процесс, вернуть зрение после этого уже невозможно. В зоне риска — гипертоники, а также те, у кого в роду есть родственники с глаукомой.
"Если с возрастом катаракте подвержены все люди, то глаукома может передаваться по наследству и возникает в любом возрасте, хотя чем старше человек, тем больше факторов, провоцирующих ее развитие, — рассказывает Андрей Головин. — К сожалению, нередко пациенты обращаются уже с запущенным заболеванием, и мы можем помочь только поддерживающим лечением. Поэтому даже при небольших изменениях зрения нужно сразу обращаться к офтальмологу".
На экране видно, как инструмент двигается внутри глаза над похожей на мокрый смятый целлофан пленкой — раздробленным, пораженным катарактой хрусталиком. Доктор объясняет, что инструмент — ультразвуковой наконечник — затягивает его части, как пылесос.
"Сейчас будет самое интересное! — говорит хирург. — Смотрите, это искусственный хрусталик, он сделан из гидрофобного акрила. В диаметре 13 мм, мы помещаем его в специальное устройство — картридж и вводим в глаз при помощи инжектора".
Инжектор похож на никелированный блестящий шприц. Хирург осторожно помещает хрусталик — крохотную мягкую линзу — в картридж, внутри него он скручивается в трубочку, благодаря чему врач может ввести искусственный хрусталик через разрез всего в 2 мм. "А раньше разрез был 5–7 мм, его делали вручную скальпелем", — замечает офтальмолог.
Носик картриджа проникает в глаз, врач выпускает из него хрусталик, мы видим на мониторе, как он медленно, как лепесток, раскрывается на фоне алой сетчатки.
"Позиционируем хрусталик, чтобы он занял нужное положение, ставим его внутрь капсульного мешка", — поясняет Андрей Головин, глядя в микроскоп. После этого врач герметизирует все проколы на поверхности глаза специальным раствором. После этого врач промывает глаз и герметизирует все проколы в роговице специальным раствором. Пациент во время манипуляций врача испытывает немного неприятное ощущение давления на глаз. Но боли нет.
Через пару минут операция закончена. Пациентка проведет в палате еще несколько часов. В этот же день ее отпустят домой.
Время дорого
"Когда видишь, что пациент после операции своими ногами идет в палату, а к вечеру едет домой, у непосвященного человека создается впечатление, что либо операция не такая уж тяжелая, либо технологии шагнули так далеко вперед", — делюсь я впечатлениями с Андреем Головиным, когда мы выходим из оперблока.
"Микрохирургия глаза и правда очень прогрессировала последние годы, — говорит офтальмолог. — И то, что нельзя было сделать 5–10 лет назад, можно сегодня. Одна из причин — развитие технологий. Компании, производящие медицинское оборудование, уделяют этому очень большое внимание. Благодаря современной технике мы можем получить быстрый результат — практически сразу после операции высокие показатели зрения. Мы смогли значительно уменьшить размеры разрезов во время операции. Раньше искусственный хрусталик делали из полиметилметакрилата. Он был жесткий, не складывался, как сейчас. Мы научились лечить тяжелые заболевания глаз на более поздних, запущенных стадиях и диагностировать проблему на самых ранних. Хотя, конечно, остаются и неразрешимые ситуации у пациентов, и нам предстоит найти ключ, научиться лечить такие болезни".
Я спрашиваю, можно ли помочь людям с врожденной слепотой.
"Снижение либо потеря остроты зрения при рождении может быть вызвана двумя причинами. Первая — проблема со средами, которые проводят свет: роговицей, хрусталиком. То есть если роговица у ребенка мутная, например из-за ее наследственной дистрофии, то она просто не пропускает свет внутрь глаза, и сетчатка начинает недорабатывать, то есть, по сути, она не развивается. Врожденная катаракта — помутнение хрусталика — тоже не дает свету проникать внутрь глаза. И опять же из-за этого недоразвивается сетчатка. И тут мы можем помочь, заменив хрусталик на искусственный. Роговицу также можно поменять на донорскую. Но недоразвитие сетчатки и зрительного нерва — это уже другая и наиболее глобальная причина, которая, к сожалению, может привести к слепоте ребенка. Так называемая ретинопатия — это заболевание сетчатки у недоношенных детей У малыша к моменту рождения не успевают развиться некоторые структуры в организме, в том числе и структуры глаза. Если вовремя не диагностировать и не вылечить ретинопатию, она приведет к полной слепоте в будущем. В нашем центре этой проблеме уделяется очень много внимания.
Андрей Головин рассказывает, что в центре разработано множество методик лазерного воздействия на сетчатку, которое стимулирует ее и помогает ребенку выйти из ситуации "победителем": обрести "весьма хорошее" зрение. Главное — как можно раньше диагностировать проблему. Врач неслучайно повторяет про своевременность диагностики, потому что родители и даже педиатры часто решают подождать, пока новорожденный немного подрастет, прежде чем решаются на операцию, теряют драгоценное время.
"Дети — не "Сапсаны"
Мы идем в детское отделение центра. Здесь будто государство в государстве: взрослый корпус — большой, динамичный мир, сотни пациентов, посетители в широких холлах, плазмы и инфоэкраны. В детском — стены с веселыми рисунками, врачи ходят в медицинской форме с мультяшными принтами. В арсенале отделения — все самые современные технологии восстановления зрения, существующие сегодня в мировой офтальмологии. Навстречу по коридору идут, взявшись за руки, мальчик и девочка, весело и живо что-то обсуджают. Под глазами у них закреплены пластырем катетеры.
"Это отечественная технология, — заметив мое удивление, с улыбкой говорит заведующая отделом микрохирургии и функциональной реабилитации глаза у детей Елена Юрьевна Маркова. — Ее разработал курский профессор, потом об этом методе вспомнил академик Аркадий Павлович Нестеров, потом академик Сидоренко. Казалось бы, ну что сложного — поставить катетер в ретробульбарное пространство (пространство между глазным яблоком и надкосницей — прим. ТАСС). Но для детей это просто спасение. Мы же можем в день четыре-пять раз вводить им лекарство, это очень важный этап лечения. Представьте, какой стресс для ребенка — переносить уколы в область глаз. А с помощью катетера эта процедура проходит безболезненно, не нужно все время его колоть иголками".
Мы следуем за доктором, доходим до палаты Муххамада-Амида и Зарины Ахмедовых — они брат и сестра 13 и 9 лет, на лечении в центре "Микрохирургия глаза" уже не в первый раз. Их мама Замира рассказывает, что проблемы со зрением передались детям по наследству, по отцовской линии — у них дистрофия сетчатки. Когда сын учился в первом классе, Замира заметила, что мальчик очень близко подносит книгу к лицу. Ему долго не могли поставить правильный диагноз, но после первого курса лечения в детском офтальмологическом отделении НМИЦ "Микрохирургия глаза" Минздрава России стали заметны улучшения. Сейчас Муххамад даже не носит очки. Проблемы у дочки тоже стали заметны, когда она начала учиться читать, но в отличие от брата отодвигала книгу далеко от глаз.
"Дети — они не "Сапсаны", — замечает Елена Маркова. — Они не ходят по расписанию. У них даже одно заболевание может протекать совершенно иначе, чем у взрослых или у других детей".
Впрочем, проблемы со зрением бывают не только врожденные и наследственные. В соседней палате лежит десятилетняя Алина Зайдуллина из подмосковной Кубинки — в НМИЦ "Микрохирургия глаза" Минздрава России она впервые попала год назад.
"Поступила к нам Алина из Морозовской больницы на пересадку роговицы, потому что у нее был тяжелый воспалительный процесс роговицы, — объясняет Елена Юрьевна Маркова. — Мы посмотрели девочку, обследовали ее и поняли, что, скорее всего, мы ей поможем без пересадки роговицы".
Мама Алины, Елена Майер, рассказывает, что Алина родилась совершенно здоровой, даже простудой болела редко, но с пяти лет после перенесенного герпеса, подхваченного в детском саду, девочка стала жаловаться на боль в глазах.
"Она даже не могла утром просыпаться, от яркого света открыть глаза. Постоянно плакала, страдала от рези и боли в глазах, в школе, на улице носила солнцезащитные очки, — вспоминает мама Алины. — Это все продолжалось длительное время".
В течение пяти лет врачи ни в одной больнице не могли понять, в чем дело, и только в федеральном центре поставили правильный диагноз: разобрались, что проблемы со зрением вызваны герпетической инфекцией, которая часто поражает глаза.
"При поступлении Алины состояние роговицы было настолько тяжелое, герпес настолько изменил поверхность роговицы, что на поверхности роговицы и в толще ее образовалось как бы бельмо, — говорит Елена Маркова. — Мы взяли ребенка, обследовали. Нашли герпетическую инфекцию. Подключили педиатров, иммунологов, удалось вывести герпес в ремиссию, мы сумели сохранить роговицу прозрачной. После первого курса правый глаз почти вылечили, сейчас у Алины высокая острота зрения. Осталось долечить левый глаз. Но Алина живет полноценной жизнью, как остальные дети. Посмотрите, какая красавица".
Алина смущенно улыбается. У нее очень красивые серо-голубые глаза.
Долгий путь
Для того чтобы стать оперирующим офтальмологом, молодой врач шесть лет учится в медицинском вузе, затем — два года в ординатуре по офтальмологии — это аналог магистратуры в немедицинском институте, — затем может поступить в аспирантуру и защитить диссертацию. НМИЦ "Микрохирургия глаза" имени академика С.Н. Федорова Минздрава России обучает ординаторов, врачей и профессорско-преподавательский состав из всех регионов России и в головном, московском корпусе, и в филиалах.
С 2018 года федеральный центр получил статус Национального медицинского исследовательского центра по микрохирургии глаза, его главная задача — организационно-методическая поддержка 40 курируемых регионов по вопросам развития офтальмологической службы. Образовательный вектор — один из основных в этой многогранной работе. Врач из региона бесплатно может пройти в центре повышение квалификации и освоить новую хирургическую или диагностическую методику при самой разнообразной офтальмопатологии и после применять ее у себя дома. В задачи центра входит не только обучение и подготовка врачей, но и оценка технологического уровня оказания офтальмологической помощи в регионах, кадровое развитие, аппаратное и лекарственное обеспечение, распространение опыта лучших лечебных и управленческих практик, вопросы цифровизации и маршрутизации пациентов.
"Мы не только изучаем уровень оказания офтальмологической помощи в регионах, — рассказывает Назир Сагдуллаевич Ходжаев, доктор медицинских наук, профессор, заместитель директора по организационной работе и инновационному развитию НМИЦ "Микрохирургия глаза" имени академика С.Н. Федорова Минздрава России, — но и совместно с коллегами находим пути поступательного развития технологий, расширения арсенала передовых малоинвазивных методик лечения, обеспечивающих скорейшую реабилитацию пациентов. Количество ежегодно выполняемых операций в нашем учреждении свыше 300 тыс. Подавляющее большинство — это высокотехнологичные уникальные операции, которые можно отнести к топовым операциям в мировой офтальмологической практике. И наша задача — транслировать эти методики в регионы — обучать региональных врачей, помогать в технологическом оснащении, проводить мастер-классы и т.д. За прошедшие несколько лет уровень оказания офтальмологической помощи в курируемых регионах вырос, и это, безусловно, заслуга регионов. Мы же обеспечивали их организационно-методической помощью в выработке тех решений, которые регионам помогли достичь этих результатов".
Назир Ходжаев — один их тех врачей, кто отвечает в НМИЦ за инновационное развитие. Он говорит, что сегодня уровень медицинской помощи здесь не уступает уровню лучших клиник Германии, Израиля, США, а врачи комплекса постоянно обмениваются опытом с иностранными коллегами, проводят показательные операции, выступают с докладами на международных конференциях. Поэтому центр включен в развитие мировой офтальмологии.
"Офтальмология — это та область медицины, в которой чрезвычайно быстро развивается технологический компонент. Каждый год появляются новые диагностические приборы с более высокой разрешающей способностью, хирургическое оборудование, позволяющее успешно выполнять сложнейшие операции. Хочу сказать, что кардинальным направлением сегодняшнего этапа развития микрохирургии является создание и разработка малоинвазивных технологий, обеспечивающих высокий функциональный результат после этих операций".
Когда мы идем к выходу по огромному зданию, то заглядываем в аудиторию, где ординаторы учатся делать сложнейшие операции на симуляционном оборудовании. На одном из симуляторов занимается молодой врач — отрабатывает удаление катаракты. Его зовут Алексей Арисов, он окончил РНИМУ им. Пирогова Минздрава России и готовится к выпуску из ординатуры.
"Вы когда-нибудь оперировали живого человека?" — спрашиваю я.
"К пациентам нас пока не подпускают. Мы ходим с врачами на прием, участвуем в предоперационном ведении, помогаем во время операции, когда надо полить, что-то подать, обработать. Минимальное нам разрешают. И послеоперационное ведение пациентов допускается вместе с врачами. Они нам все рассказывают, показывают. Но манипуляции я отрабатываю в виртуальной операционной. Если делаю малейшее неправильное движение, система сразу оповещает об ошибке".
Заглядываю в окуляры микроскопа и вижу в них точно такой же глаз, как и утром во время операции на мониторе в "Ромашке".
— Не отличить от настоящего. Здорово? — улыбается Алексей.
— Не терпится уже самому оперировать в реальности?
— Офтальмолог должен быть терпеливым, это же скрупулезная, очень точная работа, как у часового мастера работа, — шутит Алексей. — Я рад, что мне посчастливилось учиться у врачей Федоровского центра.
Карина Салтыкова, Артем Геодакян