«Благородное, простое существо»: Вениамин Каверин всегда следовал девизу своего героя, чтобы не запятнать свою репутацию

120-летие писателя Вениамина Каверина отмечается в апреле, его «Два капитана», сформировали целое поколение, а сага «Открытая книга» научила верить в науку.

«Благородное, простое существо»: Вениамин Каверин всегда следовал девизу своего героя, чтобы не запятнать свою репутацию
© Вечерняя Москва

Лет десять тому назад мелькнуло сообщение: «На Земле Франца Иосифа обнаружены следы пропавшей группы полярного штурмана Альбанова». Нашлись и дневники, в которых был описан дрейф шхуны «Святая Анна». В этом названии было что-то до боли знакомое... Потом вспомнила — это же одна из тем дневников штурмана Климова из «Двух капитанов»! Практически сто лет об этой экспедиции ничего не было известно. А как мечтали найти ее следы тысячи мальчишек, да и девчонок, сраженные когда-то этой книгой! И какую бы профессию они ни выбирали в итоге, они шли по жизни, подгоняемые великим девизом: «Бороться и искать, найти и не сдаваться».

Но потом на время забылись и книга, и имя ее автора. И герои пошли другие — все больше волшебники из мира фэнтези. Но создатель романа Вениамин Каверин достоин памяти и почитания. Да великий его роман — лишь часть его литературного наследия. Многодетная семья Зильберов в Пскове была известна.

Отец, военный капельмейстер 96-го пехотного Омского полка Александр (Абель) Зильбер, днями пропадал на работе, детьми занималась Анна Григорьевна, урожденная Хана Дессон, выпускница консерватории.

Младший сын Веня родился 6 (19) апреля 1902 года. Анна была особой образованной и энергичной, и сделала все для того, чтобы в глубоко провинциальный Псков приезжали лучше артисты и музыканты. Там бывал даже Шаляпин! Так что дети с малых лет были погружены в культуру, а музыке благодаря маме, прекрасной исполнительнице, учились все. Брат Вени Саша стал композитором, а сестра Елена — музыковедом.

На Веню огромное влияние оказывал старший брат Лев — интеллектуал, в будущем — знаменитый микробиолог, и его друзья, в том числе одноклассник Юрка Тынянов, ставший известным писателем и пушкиноведом. Веня с детства был гуманитарием, в гимназии ему было трудно из-за математики, с которой он не дружил, зато литература… Как вспоминал писатель позже, «в провинциальном городе (...) постоянно спорили о Горьком, Леониде Андрееве, Куприне. Спорили и мы — по-детски, но с чувством значительности, поднимавшим нас в собственных глазах».

Именно Тынянов открыл в Вене литературный талант, посоветовав ему сосредоточиться на прозе.

Продолжать учебу Веню и Льва отправили в Москву, в университет. Но спустя год Тынянов уговорил Веню перебраться в Петербург, где тот учился в Институте восточных языков и на историко-филологическом факультете университета.

Жил он у Тынянова, который к тому времени женился на его сестре Лене. С ними жила и Лида Тынянова — сестра Юры. В университет Веня с Лидой ходили пешком — для экономии, часа по два в один конец. То, что он влюблен, Вениамин понял, когда Лида рассказала ему, что за ней ухаживает один профессор. Девиз «бороться и искать, найти и не сдаваться» был Вениамину еще не знаком, но поступил он в соответствии с ним: решил бороться, профессора искал и нашел, а также бесстрашно объявил, что место возле Лиды занято. В двадцать лет они поженились.

Мимолетные романы писателя и даже серьезное его увлечение, описанное в одной из повестей, были пылью на сапогах этой истории — Лиду он не променял бы ни на кого. История их долгой любви стала основой убежденности многих в том, что писатель прожил «ровную» жизнь. Это не так, но все «шторма» в его жизни были связаны с творчеством.

В Северной столице начинающий прозаик окунулся в бурную литературную жизнь, стал одним из членов «Серапионовых братьев».

Псевдоним Каверин подсказал ему сам «брат Пушкин», которого в семье чтили и любили. Друг Пушкина Петр Каверин, выведенный в поэме «Евгений Онегин» под своей фамилией, был известен как гусар-дуэлянт, но открытый и честный правдолюбец. Выбрав псевдоним Каверин, Вениамин Зильбер лучше черты «прототипа» начал культивировать в себе.

В 1920 году бледный от волнения молодой человек представил на объявленный Домом литераторов конкурс рассказ «Одиннадцатая аксиома». Он выиграл одну из шести номинаций, получил денежный приз и удостоился похвалы Горького. В то время Каверин увлекался фантастикой, писал «как Гофман», в 21 год издал сборник, а в 24 перешел к реалистичным сюжетам.

Как же рано взрослели «дети трех революций»! Красивый, яркий Каверин нравился людям, был открыт и искренен, а терзали его лишь «поиски себя».

Несмотря на удачный опыт работы в драматургии и предложение самого Мейерхольда поработать вместе, к концу 1930-х годов он окончательно обратился к романистике. Роман «Художник неизвестен», опубликованный в 1931 году, некоторые критики неожиданно сочли «вылазкой классового врага». И тогда, первый и последний раз в жизни, Каверин сделал «верный реверанс» — издал роман «Исполнение желаний», неплохой, но «в нужном русле». Ему было неприятно от этого, но в его душе и сердце уже вызревал замысел другого романа, в котором должны были соединиться любовь и приключения, борьба за правду и «рука судьбы». Он подходил к написанию «Двух капитанов».

Сын Вениамина Каверина, известный ученый Николай Каверин (вирусолог, член-корреспондент АМН СССР и академик РАМН, умер в 2014 году. — «ВМ») рассказывал, что у капитана Татаринова было несколько прототипов. Его образ соткался из образа Седова и самого духа экспедиций Брусилова и Вилькицкого.

Легендарный же девиз Сани Григорьева, «бороться и искать, найти и не сдаваться» был взят Кавериным из стихотворения Теннисона; фраза стала эпитафией на могиле исследователя Антарктики Роберта Скотта, дошедшего до Южного полюса, но погибшего при возвращении. По словам Николая Вениаминовича, в основу биографии Григорьева была положена биография генетика Михаила Лобашева — он был «слухонемым» после стресса, то есть слышал, но не говорил до 13 лет, — и дополнена деталями биографии летчика Самуила Клебанова, погибшего на вой не, — их Каверин собирал, работая корреспондентом «Известий» на Ленинградском фронте и на Северном флоте. Санька получился понятным, простым парнем и истинным героем поколения...

Во время войны Каверин остро переживал разлуку с семьей — Лида с детьми были эвакуированы в Пермь и супруги временно «потерялись», а к тому же сердце его было обожжено: в 1940-м его брат, вирусолог Лев Зильбер, был арестован в третий раз. Отбывая срок в лагерях на Печоре, Лев получил из ягеля дрожжевой препарат и спасал жизни заключенных, погибающим от авитаминоза. Свидетельство на изобретение было записано на имя НКВД. Льва освободят в 1944 году, когда выйдет последняя часть «Двух капитанов». А в истерзанное сердце Каверина уже стучался новый замысел — роман «Открытая книга».

«Два капитана» по выходе тут же появились в списке претендентов на Сталинскую премию. Но тут в прессе разгорелась жесткая полемика. Началось все с критического отзыва учительницы, опубликованного «Комсомолкой», но за книгу вступился Константин Симонов. Затем вышла острая статья детской писательницы Веры Смирновой, противопоставлявшей роман Каверина роману Алексея Толстого «Хождение по мукам» в пользу последнего. По ее словам, сам герой романа Григорьев был «лишен черт русского национального характера». Наиболее прозорливые люди увидели в «баталии» отклики сложных междоусобиц между Союзом писателей и Агитпропом, а также косвенные признаки антисемитизма — ведь Каверин был Зильбером! Ответом Смирновой разразилась старая большевичка Усиевич, напечатавшая в «Октябре» статью «Саня Григорьев перед педагогическим судом».

В итоге роман получил-таки Сталинскую премию, но не первую, а вторую. «Занизить» номинацию могла лишь одна рука, но тогда стоит признать, что Иосиф Виссарионович поступил благородно, ибо в романе ни линия партии, ни ее рулевой не воспевались, что было нонсенсом для литературы того времени.

Неровно прошел выход и «Открытой книги», по которой позже был снят изуми тельный многосерийный фильм Ией Саввиной и Юрием Богатыревым.

Четырнадцать разгромных статей — таким был отклик на первый том романа, и Каверин изрядно его менял, чтобы… Чтобы потом восстановить. «Открытая книга» — одна из лучших саг об ученых советского периода, увы, затоптанная башмаками нашего беспамятного времени.

При всех испытаниях Вениамин Каверин не менялся. Его ранили, и ранили зло, а душевность, интеллигентность и мягкость оставались при нем. Он противостоял нападкам с улыбкой или молча, хотя в некоторых вопросах принципиальность выказывал редкую. В 1954 году, например, на Втором съезде писателей, он смело призвал справедливо оценить наследие Юрия Тынянова и Михаила Булгакова.

Потом стал одним из организаторов альманаха «Литературная Москва», писал в «Новом мире» о полузабытых «Серапионовых братьях» и Михаиле Зощенко, добиваясь его принципиальной реабилитации. Он никогда не отступался от дружбы с ним, и когда Зощенко и Ахматову травили, помогал обоим выживать — деньгами. Правда, в 1967 году произнести острую речь о неудовлетворительном состоянии советской литературы ему не дали. В то время Каверин вел себя как бесстрашный трибун: заступался за Синявского и Даниэля, выступал за публикацию «Ракового корпуса» Солженицына, а когда Жореса Медведева (диссидент, биолог и писатель, умер в 2018 году. — «ВМ») отправили в калужскую психиатрическую больницу, ездил к нему… Он был нравственен, как и его герои-максималисты, верившие в правду и свет...

Кстати, сам Каверин едва ли не больше других своих романов любил «Перед зеркалом» — ныне вообще почти забытый. Эта история имела реальную канву: один ученый, друг Льва Зильбера, переда л ему перед смертью переписку с женщиной, которую любил всю жизнь. Так и родилась на свет история удивительной любви, опровергающая тезис о том, что она живет лишь три года. Кроме того, Каверин написал мемуары, в которых отражены образы его современников — «В старом доме», «Петроградский студент», «Освещенные окна»…

После 70-летия Вениамин Каверин решился на написание нехарактерной для него книги, «Эпилога». Причину написания он объяснил желанием «умереть с чистой совестью»: он хотел высказать то, что его мучило.

И семнадцать лет подряд он писал свою книгу-откровение: горькую, тревожную, печальную. Подобно «Дневнику» Нагибина, он собрал в ней все наболевшее — и самоанализ, и «разбор полетов»: «Необычайная, сложная, кровавая история последнего полувека нашей литературы (...) состоит из множества трагических биографий, из обманутого доверия, неслыханного мужества и еще более неслыханной невозможности самоуничтожения». Зная всю подноготную литпроцесса, он описал его так, как видел и понимал. Тут и метания и деградация Тихонова, и сопротивление обстоятельствам Шварца, и муки Зощенко, и мужество Пастернака. Каверин расценил как предательство и не простил Федину его недопущение до печати «Ракового корпуса, пенял Толстому и Катаеву за их способность прогибаться, отвесил и пощечину Симонову: «Он изложил мне гениальную теорию поочередного взятия пяти Сталинский премий. И взял шесть...» Сигнал книги он успел подержать в руках...

После смерти Лиды Каверин резко сдал. Он пережил жену на пять лет: он умер 2 мая 1989 года. Чтобы понять, каким он был, стоит прочитать мемуары его секретаря Лилии Беленькой. Друзья и близкие звали его просто — Апостол добра.

ЦИТАТА

Евгений Шварц, советский прозаик, сценарист, драматург (из дневников):

— Ни тени предательства, ни попытки бросить товарища в трудную минуту, отказаться отвечать на его горе мы не видели за все тридцать лет дружбы от Каверина. Мы отводили на нем душу еще и потому, что недостатки его были так же ясны и просматриваемы, как и все его существо. И вдруг поняли — жизнь показала, время подтвердило: Каверин — благородное, простое существо.