Точное число россиян, страдающих от психических заболеваний, неизвестно. По одним оценкам, это около четырех миллионов человек, по другим, признаки расстройств есть у каждого третьего, а в постоянной помощи нуждаются до шести процентов населения — то есть около девяти миллионов граждан. Но иногда в психиатрические клиники попадают здоровые люди, а другие о поставленном диагнозе узнают совершенно случайно. Эти люди становятся жертвами сведения счетов, у них пытаются отнять имущество и детей или угрожают им отправкой в «психушку», они вынуждены годами или даже десятилетиями доказывать, что не больны. «Лента.ру» рассказывает четыре истории о том, как психиатрические диагнозы используют против россиян.

«Тебя обкалывают препаратами, от которых ты ничего не понимаешь»

Светлана Гудкова, Москва

Жительница Москвы Светлана Гудкова лишилась квартиры и получила ограничение в родительских правах на своих трех детей из-за психиатрического диагноза, постановку которого, как уверена она, подстроил ее бывший супруг.

Впервые в одну из московских психиатрических клиник женщина попала в 2018 году, в это время ее жизнь сопровождали ссоры с мужем из-за бракоразводного процесса. Там она провела 50 дней. После этой госпитализации Гудковой поставили диагноз параноидная шизофрения. После того как в медкарте Светланы появилась эта запись, бывший супруг подал в суд на алименты.

«Чтобы довести человека с тремя детьми до ситуации полного истощения, нужно время — он начал заниматься этим в тот момент, когда у меня родился третий ребенок, умерла мама и максимально не было поддержки», — рассказывает Гудкова.

Женщина утверждает, что при детях они с мужем никогда не ссорились, и даже когда после развода мужчина начал ее избивать — он делал это тихо, и они ничего не слышали.

А потом случился суд по алиментам, он забрал детей, и женщина оказалась на грани. По ее словам, ей диагностировали бред преследования: «Преследованием назвали то, что я считаю, что бывший муж меня избивает, ведет суды против меня и так далее».

Первый раз Гудкова вызывала скорую помощь и попросила отвезти ее в психиатрическое отделение сама, однако сейчас считает это ошибкой. Ей обещали, что ее выпишут через 21 день с расстройством адаптации на почве острого стресса, однако, когда в ситуацию, как уверена она, вмешался муж, через суд ей оформили госпитализацию еще на один срок — в итоге она провела в больнице те самые 50 дней.

В декабре 2019 года Гудкову снова принудительно госпитализировали еще на 50 дней, однако теперь бригаду вызывал бывший супруг — врачам он сказал, что Светлана месяц не принимает назначенные препараты и что ей надо в больницу. Врач, который выписывал ей таблетки, приехал в больницу и заявил, что Гудкова его не посещала и никакие таблетки не пила. На основе этих показаний женщину положили в больницу, после чего поставили новый диагноз — шизотипическое расстройство. Согласно кассационной жалобе по одному из судов, 4 апреля 2020 года консилиум врачей установил, что симптоматика Гудковой не удовлетворяет критериям параноидной шизофрении. В этой же жалобе говорилось, что, согласно выписке из истории болезни, бывший супруг Гудковой всячески усугублял эмоционально нестабильное состояние женщины, изолируя от нее детей и требуя назначить ей инвалидность по психическому расстройству, хотя она была против.

Обе принудительные госпитализации проходили через суд, заседания длились по пять минут, и Гудковой отказали в получении аудиопротоколов, сославшись на неполадки в базе данных. Ей назначили и третью госпитализацию, чтобы провести экспертизу, однако Гудкова в больницу не легла, и это стало основанием ограничения женщины в родительских правах, хотя у нее была справка о том, что помещение в больницу может причинить вред ее здоровью.

Светлана уверена, что ее бывший муж не намерен останавливаться и хочет, чтобы она провела в больнице остаток своей жизни.

После этой госпитализации она также пообщалась с независимым психиатром, который за два часа разговора не нашел у нее признаков ни шизотипического расстройства, ни шизофрении. Его экспертное заключение было предоставлено в суд, но, по утверждению Гудковой, документы с ее стороны игнорируются — во внимание принимаются только материалы от бывшего супруга.

Бывший муж Гудковой после второй госпитализации не пустил ее домой и добился выселения из квартиры, в которой она прописана и в которую она вложила свои деньги: ее доля там — 58 процентов собственности. Продать свою долю в квартире Гудкова не может — она заложена в долг по алиментам, который превысил миллион рублей, а бывший муж назначен ответственным хранителем.

«Речь об алиментах на старшего сына. Это парадокс — мать вырастила прекрасного ребенка до 18 лет, который окончил школу с золотой медалью, поступил в ВШЭ на бюджет, а матери за полгода до его совершеннолетия присуждают алименты», — говорит Гудкова.

Видеться с детьми Гудкова не может — самую младшую, семилетнюю дочь, она видела год назад, хотя был суд, который закончился в ее пользу, и ей положены встречи три раза в неделю.

«Но на каждую встречу бывший муж предоставляет справки — либо она болеет, либо он, и встреча не происходит. И это все законно, потому что решения по встречам выносятся исходя из желания ребенка и его состояния здоровья, а как вы думаете, кто принимает такие решения о желании и здоровье, когда ребенку семь лет?» — спрашивает Светлана.

При этом дочь хорошо относится к матери, а старшая, 17-летняя, еще колеблется. Старшему сыну уже 20 лет, иногда он навещает Светлану. «Сын тоже хочет жить отдельно, и мы обсуждали раздел квартиры, — рассказывает Гудкова. — Он обсудил это с моим бывшим мужем и прислал мне сообщение потом: "Папа сказал, что на всех квартир не накупишься"».

Светлана утверждает, что после начала развода и постановки диагноза дети начали болеть — у старшей дочери выявили рассеянный склероз с потерей зрения, а у младшей — эпилептические судороги.

Несмотря на два диагноза, Гудкова не лишена трудоспособности. Она считает, что это невыгодно бывшему мужу — если бы Светлана не могла работать, то он не смог бы требовать с нее алименты.

Из-за госпитализации женщина лишилась хорошей должности, а после пандемии ей пришлось сменить работу. Сейчас Гудкова пытается заниматься собственным делом, так как из-за постоянных судов не может выйти на офисную работу.

Однажды один из врачей предлагал ей оформить инвалидность.

«Я искренне задаю вопрос: "Вы правда считаете, что она мне нужна?" И он мне отвечает, что это [выгодно] чисто с материальной точки зрения. То есть, приобретая инвалидность, я бы получила 10 тысяч пособия, а на кону стояло имущество в 40 миллионов и трое детей. Такая вот материальная заинтересованность в инвалидности», — рассуждает Гудкова.

Женщина считает, что главное для нее — доказать незаконность двух первых госпитализаций, так как иначе бывший муж сможет и дальше пользоваться ситуацией в свою пользу. На данный момент в Преображенский межрайонный следственный отдел СК Москвы поступил рапорт следователя «об обнаружении признаков преступления» (есть в распоряжении «Ленты.ру») в связи с помещением Гудковой в больницу. Параллельно у нее идет еще два десятка судебных процессов.

«Проблема в том, что все произошло неожиданно — если я живу в своей квартире, купленной на свои деньги, ее никто не заберет. Но это произошло, пока я лежала на принудительной госпитализации, — говорит собеседница «Ленты.ру». — И диагнозы фактически выставлены со слов бывшего мужа, выписки это подтверждают».

На последней комиссии в ПНД, которая состоялась 19 июля 2022 года (аудиозапись есть в распоряжении «Ленты.ру»), Гудковой снова рекомендовали лечь на экспертизу, указав, что «даже здоровые люди там находятся», и не принимая во внимание ее текущее состояние и необходимость работать из-за алиментов.

«Диагноз за мной до сих пор следует»

Ирек Биккинин, Мордовия

Ирек Биккинин более 40 лет стоял на учете с диагнозом шизофрения — он получил его в 1970 году, когда был еще 14-летним подростком. По его словам, этому поспособствовала его тетя, которая не хотела, чтобы он жил у нее четыре года во время учебы в техникуме. Мужчина предполагает, что у его родственницы были личные отношения с главврачом Мордовской психбольницы.

Биккинин утверждает, что сначала ему пообещали снять диагноз через семь лет, потом — через 14, но «обманули совсем». Однако он приспособился к таким условиям и даже смог получить справку на оружие и водительские права, а также оформить военный билет без справки о психическом расстройстве.

Биккинина признали психически здоровым лишь после того, как в 2011 году прокуратура потребовала лишить его водительских прав и назначила экспертизы — тогда врачи Центра Сербского пришли к выводу, что он не страдает никакими психическими расстройствами. В 2012 году прокуратура отказалась от исковых требований, а в 2015-м он получил компенсацию в размере 250 тысяч рублей.

При этом мужчина не стал оспаривать постановку диагноза, так как на суде указывали, что истек срок давности — диагноз был поставлен в 1970 году, и оспаривать его надо было в течение трех лет.

Биккинин получил высшие образования и в целом жил обычной жизнью, но во время работы возникали сложности — ему приходилось отказываться от должностей из-за проверок, во время которых на него могли «стукануть». Впрочем, по словам жителя Мордовии, на него и так доносили — одним из таких людей был руководитель района.

По его словам, эксперты мордовских учреждений еще долго отказывались признавать экспертизу Центра Сербского в Москве, а документы составляли с ошибками и несоответствием международной классификации болезней. Больница продолжает стоять на своем, несмотря на прекращение процесса.

«Когда я в 2016 году обновлял водительские права, мне начали было отказывать, так как я все еще стоял у них на учете как психически больной. Я пошел к заместителю главврача и говорю — как же так, Центр Сербского же признал здоровым, и так далее. В итоге мне выдали справку, в 2026 году снова идти ее обновлять», — рассуждает мужчина.

Он предполагает, что в Мордовской психбольнице он до сих пор «числится психом», хоть медсестры и санитарки, а также другие пациенты, изначально были уверены, что с него снимут диагноз.

«Но постоянно, до сих пор, мне это припоминают оппоненты в соцсетях и на форумах — что я психбольной, что мне надо лечиться, и так далее. И диагноз за мной до сих пор следует», — заключил Биккинин.

«Врач вызвал санитаров, меня закрыли в отделение на четыре месяца»

Ильрат Кабдешев, Астрахань

В 2013 году работник правоохранительных органов Ильрат Кабдешев обратился в психоневрологический диспансер из-за семейных проблем на почве развода с женой — он сделал это по наставлению командира батальона под угрозой увольнения. В медучреждении его уговорили на стационар, а после выписки поставили диагноз «параноидная шизофрения», о чем сообщили по месту работы в МВД. Кабдешева уволили из органов и рекомендовали получить инвалидность — на это у него ушло три года.

Кабдешев говорит, что не понимает, на каком основании ему поставили такой диагноз, хоть и признает, что иногда во время острой депрессии вел себя странно, но уверен, что по нему не скажешь, что он больной человек и представляет опасность для окружающих.

Астраханец получил вторую группу инвалидности в 2017 году — он считает, что ему выдали ее, чтобы он «отстал и успокоился». При этом инвалидность выдана пожизненно, хотя обычно ее дают на год, чтобы затем продлевать.

«Как это получилось: я судился, проиграл суды, писал жалобы в прокуратуру, областной минздрав, Росздравнадзор — везде получал отписки. А потом получил письмо от минздрава о том, что они не могут повлиять на врача областной психиатрической больницы, так как это независимая медицинская организация. Я поехал на личный прием, и врач вызвал санитаров, меня закрыли в отделение на четыре месяца, после чего мне оформили группу, хотя я даже ее не просил. Он меня давно знает, понял, что я не отстану, и решил мне дать группу, чтобы я успокоился, — и я немного успокоился, потому что я хоть что-то получаю», — говорит Кабдешев.

Но проблема, по его словам, не в группе, а в диагнозе.

Кабдешеву необходимо работать из-за алиментов на ребенка — пока он был трудоустроен в органах, он выплачивал их из зарплаты, а после увольнения, пока шли суды, набежали крупные долги. Теперь он вынужден работать неофициально.

«По-хорошему, раз вы запрещаете человеку работать, надо предоставить ему льготы, пенсию, чтобы он мог жить, особенно если у него дети. Сейчас меня группа устраивает, какие-никакие деньги я получаю. Но долги мне надо платить до 2024-го года, и вместе с ними удерживаются и текущие алименты. Поэтому из пенсии у меня удерживается 50 процентов: 25 — на долг и 25 — на текущие», — объясняет он.

«Я не хочу жить с диагнозом, которого у меня быть не должно»

Андрей Исаков (имя изменено)

32-летний Андрей Исаков узнал о своем диагнозе в конце февраля 2022 года, когда проходил водительскую медкомиссию для продления прав. По словам мужчины, речь идет об одном из типов расстройств личности. Диагноз был поставлен ему через военкомат, а информацию в психдиспансер передали оттуда в 2018 году. Подтверждающих документов у мужчины нет — их придется запрашивать в диспансере, на учете он при этом не состоит.

«Это было неофициально, так как я пытался уточнить у комиссии, почему я столько лет к ним хожу, и только сейчас диагноз выяснился — они ответили, что когда-то моя мать заявила о каких-то моих расстройствах, так как не хотела, чтобы я шел в армию. Видимо, на основании каких-то голословных заявлений мне поставили этот диагноз, и снять его я смогу только через суд», — рассказал Исаков.

При этом он хотел пойти в армию, но чувствовал, что ему кто-то мешает: он проходил обследования и тесты, но результаты теряли. В итоге мужчина так и не отслужил, военкомат не беспокоит его и сейчас. Приписное он не получал — документ ему не нужен, так как он работает на себя — уже 15 лет он инструктор по вождению.

Но в будущем, говорит собеседник «Ленты.ру», проблемы возникнуть могут. На данный момент у него открыты права категорий A и B, он хотел получить C — тогда и выяснилось наличие диагноза.

«На А они справку всегда выдают, на В, видимо, зависит от того, как ты ответишь на их вопросы. При этом они априори тебя считают больным и провоцируют. Но тем не менее, когда я попытался на комиссии выяснить, как так получилось и что с этим делать, так как у меня нет признаков для постановки такого диагноза, мне сказали, что я сейчас договорюсь и мне вообще ничего не выдадут. В итоге категории А и В мне одобрили, а С уже нет. При этом мне разрешили водить спецтранспорт — то есть в грузовик мне сесть нельзя, а видимо, трактором все таранить можно», — рассуждает он.

Другие медики, с которыми он общался, сказали, что оснований для диагноза у него нет. Чтобы снять его, россиянину надо обращаться в суд.

«Я не хочу жить с диагнозом, которого у меня быть не должно — я готов пройти любые экспертизы. Но если смотреть статистику подобных дел, положительный исход в шести процентах в лучшем случае, потому что суды доверяют госучреждениям, а им, в свою очередь, не хочется признавать свои косяки», — разводит руками Исаков.