В начале сентября Мосгорсуд вынес приговор по громкому делу журналиста и советника главы «Роскосмоса» Ивана Сафронова. По версии следствия, он передавал секретные данные разведке НАТО, за что получил 22 года колонии. Этот приговор стал самым суровым по делам о госизмене за последние годы. Впрочем, иногда одно только расследование уже может стать приговором: именно так случилось с новосибирским ученым Дмитрием Колкером. Физика с четвертой стадией рака прямо из клиники отправили в СИЗО «Лефортово», где он скончался через несколько дней. Двое коллег Колкера из Новосибирска до сих пор находятся под арестом: за госизмену им грозит до 20 лет лишения свободы. «Лента.ру» разбиралась, почему ученые оказались под пристальным вниманием спецслужб и чем это грозит российской науке.

Серия громких задержаний по делам о госизмене началась в Новосибирске 28 июня. Тогда обвинение было предъявлено замдиректора Института теоретической и прикладной механики имени Христиановича Сибирского отделения РАН Анатолию Маслову. После задержания его отправили в СИЗО «Лефортово», где он отметил 76-й день рождения.

Это задержание потрясло научный мир страны: Сибирское отделение — самое крупное из региональных филиалов РАН, а его история насчитывает 65 лет. Видный ученый, Маслов сотрудничал с коллегами из США, Китая и Германии. Но из-за секретности дела никаких подробностей его обвинений следователи не раскрыли.

Два дня спустя, 30 июня, сотрудники правоохранительных органов пришли в частную новосибирскую клинику за 54-летним Дмитрием Колкером, заведующим лабораторией квантовых оптических технологий Новосибирского госуниверситета, научным сотрудником Института лазерной физики СО РАН. В эту клинику ученый с четвертой стадией рака поджелудочной железы поступил накануне.

Вопреки протестам родных и медиков, Колкера из клиники отправили в столичное СИЗО «Лефортово». Следствие ходатайствовало об аресте ученого до 29 августа — и на рассмотрении этого ходатайства в Советском суде Новосибирска между Колкером и следователем состоялся примечательный диалог.

Дмитрий Колкер: Как вы думаете, до 29 августа я доживу?

Следователь: В материалах имеются справки врачей, из которых видно, что в следственных действиях вы участвовать можете. Я больше чем уверен, что доживете.

Впрочем, следователь ошибся: Колкер скончался два дня спустя после того, как оказался в «Лефортово». А уже 5 августа стало известно, что очередным фигурантом дела о госизмене стал 55-летний директор новосибирского Института теоретической и прикладной механики (ИТПМ) СО РАН Александр Шиплюк. Его также отправили в «Лефортово».

Из открытых источников известно, что в ИТПМ Шиплюк — доктор физико-математических наук и действующий член-корреспондент РАН — работал около 32 лет. Он также заведовал лабораторией №5 «Гиперзвуковые технологии» и считался специалистом в области высокоскоростной аэрогазодинамики и экспериментальных методов исследования газовых потоков.

В капкане гостайны

Сын Дмитрия Колкера, Максим, пошел по стопам отца: сейчас он обучается в Сколковском институте науки и технологий (Сколтех) по специальности «Фотоника и квантовые материалы». Колкер-младший утверждает: сегодня российские ученые становятся «легкой мишенью для спецслужб» из-за сотрудничества с фондами-грантодателями или иностранными вузами.

Те обязывают ученых публиковать свои работы в рейтинговых зарубежных изданиях. Но такие публикации в обязательном порядке проверяются на отсутствие в них гостайны. Такими проверками, по словам Колкера-младшего, в Новосибирске занимается как 1-й отдел Института лазерной физики СО РАН, так и напрямую специалисты из ФСБ.

Для новосибирских ученых, которые в итоге оказались в СИЗО «Лефортово», наличие подобных экспертиз было особенно важно, учитывая стратегическое значение их работы.

Однако по непонятным причинам наличие бумаг об отсутствии гостайны в публикациях не спасло от ареста ни Анатолия Маслова, ни Дмитрия Колкера, ни Александра Шиплюка. Как отмечает Колкер-младший, череда уголовных дел о госизменах привела к тому, что ученые стали бояться за свою свободу.

В обстановке полной секретности

Сегодня у российских ученых практически не осталось механизмов защиты от обвинений в госизмене, которая остается одной из самых суровых статей в УК РФ. Более того, из-за секретности материалов по таким делам закрытыми оказываются даже заседания по избранию меры пресечения, не говоря уже о рассмотрении дел по существу. Фабула обвинения также либо скрыта вообще, либо изложена в максимально размытой форме.

Немногословны и адвокаты, защищающие ученых: после вступления в дело они дают подписку о неразглашении и сами рискуют ненароком раскрыть гостайну. Единственным средством защиты для ученых остается огласка: к примеру, недавно на сайте ИТМП, где Анатолий Маслов прошел путь от стажера-исследователя до заместителя директора, начали сбор подписей в его защиту.

Кроме того, там разместили открытое письмо в поддержку ученого с его биографией. Это письмо уже подписали больше 500 человек, в том числе 160 кандидатов и 120 докторов наук. Однако никакой реакции на него со стороны властей так и не последовало.

В свою очередь, за скончавшегося Дмитрия Колкера вступились участники так называемого Клуба 1 июля — неформального сообщества членов РАН, которые 1 июля 2013 года выступили против внесенного тогда в Госдуму законопроекта о реформе академии.

На своем сайте «Клуб» разместил обращение по поводу дела Колкера, в котором указал на ряд моментов. Во-первых, все лекции ученого прошли предварительную экспертизу и получили разрешение на вывоз за границу как не содержащие сведений, составляющих гостайну.

А во-вторых, Колкера арестовали на больничной койке в Новосибирске и увезли в СИЗО «Лефортово» на IV (терминальной) стадии рака поджелудочной железы. К тому моменту ученый находился на искусственном кормлении. Участники «Клуба 1 июля» отметили, что со стороны следствия такой подход бесчеловечен и грубо нарушает элементарные принципы гуманизма.

Это обращение появилось в сети еще 5 июля. Как и в случае с открытым письмом на сайте ИТМП, никакой реакции со стороны властей на него не последовало.

«Дело о госизмене раскрывается в момент задержания»

О том, как в России заводятся дела о госизменах, хорошо знает адвокат Иван Павлов (признан в России иноагентом): ранее он защищал советника главы «Роскосмоса» Ивана Сафронова. Павлов поделился с «Лентой.ру» своим мнением о том, почему новосибирские ученые могли оказаться под ударом спецслужб.

«Лента.ру»: Почему нынешним летом Новосибирск внезапно стал «столицей госизмен»?

Иван Павлов: Новосибирск — далеко не первый город в плане таких дел: до этого их регулярно возбуждали в Москве. Каждое из уголовных дел в отношении ученого — это «матрешка», которая рождает несколько других дел в отношении его коллег.

Обычно происходит так: силовики арестовывают ученого и уговаривают на так называемую сделку с правосудием, на досудебное соглашение о сотрудничестве. Его убеждают, что на сделку нужно идти, что это правильно с точки зрения закона. А для сделки ученый должен дать изобличающие показания на третье лицо — проще говоря, сдать кого-то еще.

Ученых очень легко убедить в необходимости такого сотрудничества, поэтому новые дела появляются регулярно. Люди науки — они ведь продукты советской эпохи, советской системы. Они верят в эту систему и доверяют ей. А когда система начинает их «прессовать», они говорят: мол, сейчас все объясню, все расскажу, и следователь поймет. Но так не происходит.

Следователь ему говорит: «Ты уже точно будешь сидеть. Весь вопрос только в том, сколько сидеть». А потом описывает перспективу: либо по полной, 12-20 лет, либо 6-8 лет в случае сделки со следствием.

История Дмитрия Колкера чем-то отличается от других дел о госизменах?

Случай с Колкером абсолютно типичный. Как вообще появляются такие дела? Дела о госизмене — элитные для людей в погонах, на которых они получают кучу всяких бонусов в виде наград, повышений в должностях и званиях.

Фактически дело о госизмене раскрывается в момент задержания, но его оперативная разработка может длиться годами. Это длительный процесс, который тянется до момента, когда генерал ФСБ даст отмашку и скажет, что для возбуждения уголовного дела и задержания материала достаточно.

И сколько человек ждет отмашки от генерала?

По моим оценкам — человек 15. После этого ученого рано утром задерживают, проводят обыски у него в квартире и в квартирах всех его близких. Задержанного «тепленьким» везут на допрос, потом в суд, а затем и в СИЗО «Лефортово». Там он две недели сидит в карантинной камере-одиночке, к нему имеет доступ только следователь и адвокат по назначению.

Человека ломают в это время, да и сложно не сломаться в такой ситуации: сдается большинство. И после этого следователь говорит: мол, ну давай показания. Ты работал в международном проекте, читал лекции, а этот человек работал вместе с тобой. Давай показания, что он тоже был в курсе всего.

Почему ученых не защищают экспертизы о том, что в их материалах нет гостайны?

В разрешениях сказано, что на тот момент времени в материалах не было гостайны. «А сейчас мы считаем, что это была гостайна», — вот и вся логика следствия. Причем те, кто входил в комиссию, определившую отсутствие гостайны, ничем не рискуют. Они не интересны следователям, так как их действия максимум можно расценить как «превышение должностных полномочий».

А для силовиков лишь госизмена является желанной. Участие в разработке по такому делу — это огромная удача. Раскрыть госизмену — это мечта для людей в погонах. А все остальное не имеет значения.