Солдаты читают “Закат Европы”, а дети наблюдают за вертолётами: фотограф из Челябинска рассказал о командировке в зону СВО

Про южноуральского фотографа Сергея Коляскина «Хорошие новости» писали не раз. Он получил множество международных наград, снимал на Перевале Дятлова, привозил серии работ с Кубы, из древнего индийского города Варанаси и однажды чуть не утонул в Индийском океане. Когда началась специальная военная операция, Сергей решил отправиться и туда, чтобы показать, как живут люди под постоянными обстрелами ВСУ.Сергей снимал в Донецке, Мариуполе, Мелитополе, Купянске, Изюме, Новой Каховке, Волновахе, Херсоне и в других городах и поселках зоны СВО. Фотограф сделал порядка тысячи кадров, из которых сейчас может продемонстрировать только 50. Сергей говорит, что не стремился снимать «жесть», а хотел показать то, что происходит на освобожденных и прифронтовых территориях — так же, как это видят солдаты и местные жители.«Хорошим новостям» Сергей рассказал восемь небольших историй, связанных с фотографиями, вошедшими в выставку, и в целом с пребыванием в зоне боевых действий. — Я сразу узнал у командиров, что я могу снимать, а что не могу, где могу находиться, а куда ходить нельзя. Учитывая эти вводные, я снимал все, что считал нужным. Потом мы отсмотрели кадры и отобрали те, которые можно показывать. Некоторые снимки опубликуем только, когда война закончится, ведь речь идет о безопасности бойцов, лагеря, разведки и контрразведки. Никаких лиц, географических привязок. Один из командиров-ополченцев сказал: «Ты меня можешь совершенно спокойно показать, за меня все равно объявлена награда, меня и так ищут, я ко всему готов». Он из Донецка, воюет с 2014 года, пошел, как и все, добровольцем. Еще один ополченец служил алтарником в храме, а как только начались военные действия, пошел на фронт добровольцем. Большинство из тех, кто там воюет — фаталисты. Спокойно относятся к защите, бронежилетам: привезут — значит, будет, не привезут — нет.На дороге по направлению к Купянску Сергей застал женщину: она махала рукой и крестила все проезжающие российские машины.— Мы ездили в Купянск в сентябре — как раз шли активные бои, контрнаступление украинских войск. В прифронтовой зоне у дороги стояла женщина — всех встречала, крестила, благословляла. Когда мы проезжали эту деревню на обратном пути, раздали гуманитарную помощь, и мне удалось с ней пообщаться, поснимать. Она говорила, что стоит здесь почти каждый день с самого утра, не пропускает ни одной машины. Еще сказала, нее на доме висит российский флаг, и к ней периодически приходят из местного сельсовета и говорят: «Как только русские отсюда уйдут, мы тебя повесим на твоей же газовой трубе» (к сожалению, российские войска оставили Купянск. Героиня этой истории жива — прим. ред.). — У границы связь поймать трудно — бойцы ловят сеть в поле. Дальше уже ходить нельзя — там граница с Украиной, а здесь можно. Я тоже ходил. Разговоры проходят достаточно кратко: говоришь, что с тобой все хорошо, успокаиваешь.В библиотеке военного лагеря Сергей сфотографировал книгу «Закат Европы» Освальда Шпенглера.— Военный лагерь, в котором сделан этот снимок, стоит «спокойно» — бойцы из него выезжают, потом возвращаются обратно на передышку. Во время отдыха есть время почитать. Телевизоров-то нет. В основном отдых — это общение. Надо наколоть дрова, истопить баню, приготовить еду. В библиотеке, заметил, лежат в основном детективы, фантастика — из военной части. Я, кстати, когда служил в армии (кинологом в Озёрске — прим. ред.), перечитал тома Лао-цзы, и вообще, читал столько, сколько в обычной жизни не читаю.В палатке военно-полевого лагеря рядам с койками бойцов висят детские рисунки, которые часто агитируют отправлять бойцам волонтеры, которые собирают помощь СВО.— Солдаты, когда получают детские рисунки, рассматривают их, вешают около кроватей — потом тоже подходят. Для всех, с кем я общался, это очень дорого. К рисункам тянутся все — и молодые, и уже зрелые солдаты, у которых есть дети. В основном там люди старше 30 лет. Для них это связь с домом, поддержка. Есть эта жизнь, есть — та, и рисунки – ниточка, которая их связывает. Понимаешь, для чего и для кого ты борешься, за что тут стоишь.Один из снимков — «Детство». На нем мальчишки на велосипедах остановились на обочине дороги, чтобы посмотреть на вертолеты, которые летят в бой.— Это была самая активная прифронтовая зона, там буквально метрах в двухстах шли бои. Меня интересовал контраст между войной и миром — там все сплетается в один клубок. Большая часть деревни брошена, людей эвакуировали. Идут войска, тут же гуляют и катаются на велосипедах дети. Мальчишки смотрели на вертолеты, которые летели в бой, не так далеко расположились разведчики. Спецназовцы говорили мальчишкам, «не ходите туда, там – минное поле, тут в кусты не лезьте – там растяжки». Эти дети более собранные, строгие к себе. Они точно так же шутят, веселятся, играют, но при этом не становятся капризными. Когда общаешься с детьми в том же Донецке, понимаешь: они прекрасно знают, определяют по звуку, что именно летит и стоит ли опасаться, какое будет разрушение. Когда мы заночевали в городе, в соседний дом и двор прилетел снаряд — трех подростков, 14-16 лет, убило. Это был «вечерний прилет» — ВСУ хаотично разбрасывают в город снаряды, они попадают в жилые дома, и так происходит постоянно с 2014 года. И для этих детей это в принципе «нормально», они больше ничего не помнят. Дети идут в школу, взрослые – на работу, и при этом знают, что что-то может прилететь, взорваться, убить их или их родных.— Города, в которые мы заходили, как будто замерли в «80-х», такой «замороженный Советский Союз», осталось ощущение запустения. Понятно, что так было до войны. А сейчас многие потеряли жилье. Часть домов была заминирована — когда в Мариуполь вошла Российская армия, был заминировал практически весь город, мины оставляли отходившие нацбатальоны (в серии снимков Сергея есть кадры Донецкого академического драматического театра в Мариуполе — там люди временно размещались, когда потеряли жилье после обстрелов и бомбардировок. Позже и это здание было разрушено — прим. ред.). Сейчас поврежденные здания сносятся, на их месте строятся новые. На улицах, около строек формируются стихийные рынки — они тоже как будто переносят в прошлое: там, например, сигареты продают поштучно.Отец Игорь Шестаков (секретарь челябинской митрополии — прим.ред.) рассматривает свою фотографию на фоне завода «Азовсталь» за спиной. — Отец Игорь в прифронтовой зоне благословлял бойцов, ездил по церквям в окрестностях Донецка, общался с местными батюшками. Некоторые церкви сильно повреждены, обстреляны. Когда мы приехали к «Азовстали», снял сначала завод. Он огромный. Где-то в глубине еще что-то догорает, в воздухе еще стоит специфический запах боя. Я решил, что должен сфотографировать Отца Игоря на этом фоне. Все, что я хочу сказать, я говорю визуальным языком — приходите, смотрите, делайте выводы.Отметим, выставка «Сила в правде» проработает до конца ноября, фотографии можно увидеть в фойе второго этажа Восточной башни Исторического музея Южного Урала. Напомним, ранее мы публиковали интервью с капелланом, который служит при 90-ой танковой дивизии в Чебаркуле: он рассказал, зачем священники едут на фронт и много ли атеистов в окопах.