Зритель хочет сопереживать

Премьера спектакля «Продавец игрушек» состоится 10 ноября на сцене Театра «Кремлевский дворец». «Вечерняя Москва» побеседовала с постановщиком Андреем Петровым.

Народный артист России, главный балетмейстер труппы, хореограф-постановщик Андрей Петров назвал стилистику танца в спектакле «Продавец игрушек» неоклассикой. В разговоре с «ВМ» он объяснил, что это такое, а также рассказал о сегодняшнем дне и перспективах развития классической хореографии.

— Андрей Борисович, к балету «Продавец игрушек» вы обращаетесь повторно — ранее была постановка в Воронеже. В чем отличие московской премьеры?

— Учитывая размер труппы «Кремлевского балета» (она задействована в постановке полностью) и возможности нашей сцены, мы немного усложнили спектакль технически и хореографически. В основе этой истории лежит одноименный роман Виктора Добросоцкого об одном парижанине, потомке русских эмигрантов первой волны, мастере изготовления кукол, который оказывается в России, влюбляется в русскую переводчицу и открывает в Москве свой магазин игрушек. В Воронеже этот балет два года назад был очень востребован. И до сих пор на него там аншлаги.

В нынешней версии мы, по сути, ничего не меняли. Хотя в сегодняшних политических реалиях я, может быть, как-то иначе осмысливал бы эту историю.

— Для постановки вы выбрали музыку современного композитора Алексея Шелыгина. Чем она вас привлекла?

— Мне очень нравится музыка этого композитора. Хотя, за исключением некоторых эпизодов, она не была написана специально для балета.

Когда я ее услышал, то сразу понял — из этого может получиться спектакль. В ней есть развитие и образы, которые мне показались очень подходящими. Наша премьера — это современная сказка, поэтому музыка... достаточно сказочная.

Вообще Алексей Шелыгин — очень интересный композитор. У него такой богатый музыкально-лексический запас, запас интересных ритмов, мелодий, и это современная музыка.

— А как современная музыка уживается в одном спектакле с классической хореографией?

— В последних своих двух спектаклях — это «Безымянная звезда» и «Продавец игрушек» — я как-то перешел по стилистике к другому формату балетного спектакля. Это современные балеты.

Но это не означает сплошной современной хореографии, когда артисты катаются без конца по полу и ничего невозможно понять. У нас хорошая драматургическая основа и все-таки классическая хореография — я имею в виду пальцевую технику прежде всего. То есть весь балет делается на пальцах, артисты танцуют в пуантах, но элементы современных систем танца, разных спортивных движений тем не менее органично входят в спектакль. Так диапазон и эмоциональной, и хореографической палитры расширяется.

Поэтому сказать, что это чистая балетная классика, нельзя. Это новый тип танца. Наверное, его можно назвать неоклассикой. С его помощью можно создать образ современного человека — не выдуманного сегодняшнего человека, а настоящего, с его проблемами и переживаниями!

— Некоторые ваши коллеги иногда сетуют на то, что российские молодые артисты балета имеют недостаточную подготовку. Приходилось слышать?

— Я сам преподаю в Московской академии хореографии. Правда, преподаю в высшем звене — балетмейстерам и педагогам. Однако ежегодно бываю членом госкомиссии при выпуске учащихся. Лично я вижу, что уровень подготовки наших ребят не падает, а наоборот — все время повышается! Несмотря на то, что в какой-то год бывают более талантливые ученики, в какой-то — менее, общий уровень все время растет. То есть мы готовим артистов, с которыми можно абсолютно все, что хотите, осуществить на сцене! Наши выпускники легко осваивают и то, что делают наши коллеги за рубежом, и то, что предлагают современные отечественные хореографы.

— В балетной академии проходят современный танец?

— Там для учащихся проводят много посвященных этой теме семинаров. Сложность ситуации в том, что у нас никак не могут определиться, какой тип современной хореографии нам ближе. У всех современных российских трупп совершенно разный стиль, они иногда выдумывают его сами, не беря за основу какие-то аналоги, восходящие, допустим, к Марте Грэхем (американская танцовщица и хореограф, одна из основоположников американского танца модерн. — «ВМ») или к другим основоположникам современного танца. Однажды я даже возглавлял жюри Всероссийского конкурса современного танца, и это было любопытно. Постепенно все эволюционирует в сторону интересных сочетаний. Другое дело, что общая масса современных постановок не слишком хорошего уровня, в ней трудно разглядеть что-то действительно стоящее. Но тем не менее оно есть.

— А зритель готов заниматься подобным отбором?

— Это самое важное в вопросе современного балета. Все-таки современный зритель в России тяготеет, как выяснилось, к классическому театру. Театры, которые считали, что современный танец важнее всего, насыщали большие классические коллективы вот этими различными современными — абсолютно все они западного происхождения — произведениями. Наш зритель мало на них реагирует, не принимает. Ему нужны переживания, он хочет на сцене видеть историю, которая тронула бы до глубины души. Поэтому классическое искусство или современный балет на классической основе как раз и нужны публике.

В нашем балете «Продавец игрушек», мне кажется, я нашел оптимальное сочетание классического танца с большим количеством современных элементов, которые зрителю понятны. Именно в таком направлении, думаю, должен развиваться современный классический танец.

— И все-таки доверие к нашему искусству пытаются подорвать западные «эксперты».

— Я не думаю, что в мировом масштабе мы сейчас отстаем. А если говорить прямо, мы совсем не отстаем, судя по зарубежным постановкам последнего времени. То, что привозили в Россию, это и вообще все было не очень высокого качества. Например, редакции замечательных спектаклей Григоровича, скажем, балета «Ромео и Джульетта» или новые «варианты» той же «Жизели». Не думаю, что это находки для классического балета.

— Вы посещали XIV Международный конкурс артистов балета в Большом театре этим летом?

— Организация конкурса проходила без участия широкого круга тех людей, которые всегда раньше входили в оргкомитет. Это всегда был коллективный большой орган, который задавал хотя бы определенный художественный тон. В этот раз ничего ни с кем не согласовывалось, все делалось исключительно Министерством культуры, в узком кругу. Я также не был по этой причине приглашен на конкурс. Попасть на него было трудно, так что я не видел ни одного выступления...

— Зато в сентябре у вас прошел Х Международный фестиваль балета в Кремле. Все сложилось, как задумывали?

— Участников из многих стран приглашать оказалось сложно. Кто-то не хочет к нам ехать, кто-то не может, потому что боится давления внутри своей страны… И мы подумали: у нас в России так много театров, столько замечательных танцовщиков, пар, которые никогда не выступали в Москве. Гастроли в столице у них редкие, и для них это всегда событие, которое случается, может быть, раз в 25 лет. Соответственно, кто-то из балерин и вовсе никогда не выступит на московской сцене. Мы поступили так: пригласили из 12 самых крупных российских театров ведущих танцовщиков, и они показывали свое искусство в большом гала-концерте. Это был очень разнообразный концерт, прежде всего по стилю. Танцевали и современные номера, и классические. Причем классические иногда в разных редакциях, которых мы еще не видели.

Было очень яркое зрелище. У многих театров ведь сегодня очень интересный репертуар, есть спектакли, которых Москва вообще не видела. На нашем фестивале хотя бы фрагменты можно было посмотреть. И такое направление творческого сотрудничества в настоящее время развивать гораздо перспективнее.

— И напоследок поговорим о цензуре в искусстве. Нужна она?

— Цензура всегда существовала и будет существовать. Она может быть в разных формах, явная или тайная, но всегда обществом диктуется. А когда не диктуется, это очень плохо, потому что появляется черт знает что! Думаю, если в обществе приняты какие-то определенные правила — морали, жизни, общения, то вот это и есть цензура для тех, кто занимается конкретно искусством. Вот и все.