По статистике на 2021 год, в России около 494 тысяч детей являются сиротами или же остались без попечения родителей. Многие из них большую часть своего детства проводят в детском доме, а после выпуска сталкиваются с проблемами адаптации в обществе. Корреспондент Дарья Новичкова поговорила с несколькими выпускниками о жизни в детском доме, чувстве одиночества и о том, как они справлялись с трудностями самостоятельной жизни.
«За все четыре года ко мне ни разу никто не приехал»
Наталья:
Мне было 12 лет, когда я в первый раз попала в реабилитационный центр. Мама болела пневмонией тяжелой степени и лежала в больнице. Я пробыла в центре четыре месяца. Потом меня под опеку взяла моя родная сестра и ее подруга. Мы жили втроем, но не уладилось, меня опять сдали в центр, но уже другой. В 13 лет моя мама умерла, а я стала гулять и сбегать из центра. Потом меня отправили уже в детский дом, там я тоже сбегала шесть раз. Сбегала потому, что хотелось погулять в городе. Мало отпускали.
Но с девятого класса стала хорошо учиться, мировоззрение поменялось. Я стала приличной девочкой и даже благодарна детскому дому за то, что меня ругали и наказывали. Полы, например, надо было драить.
Волонтеры к нам часто приезжали, подтягивали с предметами, с которыми были проблемы. Самая любимая воспитательница была Татьяна Алексеевна, она в возрасте, свои дети уже есть. Мы ее мамой называли, очень хорошая. Всегда математикой со мной занималась, мы допоздна сидели. Рассказывала смешные истории.
У мамы две родных сестры, они ни разу не приехали. Брат папы рядом жил, но он в возрасте, у него своя семья, мы толком не общаемся. Одна из теть хотела меня взять под опеку, когда я в девятый класс переходила, но мне сказали, что она хочет взять меня из-за денег. Я отказалась к ней идти, подумала, что мне осталось доучиться немного, здесь мне помогут подготовиться.
Мы дружили всем детским домом. По сути, это была одна семья. С лучшей подругой Гелей я до сих пор живу в одном общежитии. Мальчики всегда за нас заступались, не давали в обиду.
Я любила, когда у нас были всякие праздники, и мы с девочками выступали, придумывали танцы. Я занималась гимнастикой, показывала номера разные. Было здорово, когда ездили на встречу с Александром Карелиным, борцом, депутатом. С детства хотела с ним встретиться, пожать руку, так как занималась греко-римской борьбой.
Из негативного помню, что персонал мог разговаривать очень грубо, если ты что-то натворил. Был один воспитатель, который однажды наорал на меня матом, я таких слов даже не слышала. Довел до такой истерики, что я стала заикаться. Наорал за то, что ему послышалось, что я сматерилась в столовой. Приплел мою наставницу. Обидело, что за меня никто из взрослых не заступился.
Когда выбирались в город, жизнь там казалась совсем другой. Хотелось подольше погулять, возвращались всегда грустные. Платили детские деньги по 400 рублей в месяц, на них даже на аттракционы не сходишь. Хорошего помаленьку.
В школе мы учились с «домашними» детьми. Общались с такими, которые нас понимали и ничего плохого не говорили. А было такое, что родители запрещали с нами общаться. Думали, что раз мы детдомовские, то обязательно воришки или материмся. Даже наставники с нами иногда боялись вступать в контакт, хотя потом быстро привыкали. Обидно бывает, что люди такого о нас мнения.
Детский дом учит жизни. «Домашние» дети нас не понимали, а мы всегда были будто бы старше и умнее. Когда у них что-то произойдет, им родители тогда начинают объяснять, а для нас это была постоянная профилактика: что можно делать, что нельзя, чего нужно остерегаться. Нам говорили, что не нужно огрызаться на взрослых, лезть в драку. Бывало, что мальчики воровали в магазинах, их ругали, говорили, что они испортят себе репутацию, их не возьмут на работу.
Комнаты были не на замках. Постоянно было, что то мальчики зайдут без стука, то дети воруют друг у друга, девочки тоже заходили в комнату без спроса, брали все, что хотели, это очень бесило. Постоянно ходишь по детскому дому, ищешь свои вещи. Никто же не сознается никогда.
Было такое, что сидишь, грустишь, скучаешь по родителям, а тебе говорят идти к волонтерам. Если не хочешь, то орут. А если говоришь, что грустно, то отправляли к психологу. А иногда ведь, как и любому человеку, хотелось просто побыть одному.
Я как-то работала с психологом, но она постоянно просила что-то нарисовать. А когда ты расстроен, то это не успокаивает. Мы с Гелей всегда открывались друг другу, если что-то тревожило. Становилось легче. Даже новенькие тихони могли в первый день приезда рассказать про свою ситуацию.
Телефоны не покупали и не выдавали, кто-то уже приезжал со своими, ими можно было пользоваться. Мальчик один был, он копил детские деньги, где-то подрабатывал, чтобы купить себе телефон.
У нас была прикольная программа по финансовой грамотности. Было несколько сеансов, игры. Объясняли, как покупать продукты в магазине, распределяли ненастоящие деньги.
У детского дома была своя квартира для будущих выпускников. Когда подходило время выпускаться, то заселяли туда по парам. Выписывали продукты на месяц, учились там готовить. Волонтеры приезжали, проводили мастер-классы, готовили пиццу, салаты на Новый год.
После выпуска я стала учиться на повара-кондитера, сейчас уже на втором курсе. Пошла на курсы визажистов. В первый день после выпуска было чувство свободы. Даже не ночевали в общаге, уехали к друзьям. Режим сразу же выбивается.
Что было еще непривычно: когда в детском доме живешь, у тебя заболел зуб, и тебе сразу стоматолог его лечит. А тут надо идти, брать талон, стоять в очереди. Или если ты заболел, то должен идти в больницу. А в детском доме были свои медики. По сути, там за нас все делали, а тут надо самому вертеться. Иногда возникают сомнения: а вдруг я что-то не то скажу, не туда пойду. Боязнь все время — как правильно позвонить, уточнить, взять талон, записаться.
Через несколько месяцев мне будет 18, я очень сильно боюсь такого количества денег, что меня кто-то выловит. Думаю посоветоваться с наставницей насчет этого, может быть, отложить их на нужды и ремонт, положить под проценты, чтобы не тратить.
«Родителей я своих видела, но не помню их»
В детский дом я попала совсем маленькой. Не помню, сколько мне было лет, прожила там три или четыре года, а потом меня перевели в школу-интернат для слабовидящих. Там я проучилась десять классов, а потом из-за плохого поведения попала в психоневрологический интернат. Год я училась на повара-кондитера, после чего переехала в социальную гостиницу.
Мою маму лишили родительских прав из-за того, что она пила, через несколько лет она умерла. Соседи мне говорили, что родителей я своих видела, но я их не помню. Мне только показывали темно-серую фотографию мамы.
Сначала я была скромная и стеснительная, почти ни с кем не общалась. Потом привыкла и стала хулиганить. Бегала от воспитателей, гулять выходила без разрешения.
Плохих вещей в детском доме не было, только иногда ругали или наказывали за плохое поведение. Но ко мне все хорошо относились. Сирот в школе-интернате было немного, сначала восемь человек, потом четыре.
Учились вместе с «домашними» детьми. Бывало, что обижали. Класса до четвертого надо мной шутили. Могли прийти в туалет, когда я там умывалась, взять за волосы и ударить головой об стену. Взрослые ничего не могли сделать. Это продолжалось до шестого класса. Обижали в основном старшеклассники. Потом все неожиданно прекратилось. Кто-то выпустился, кто-то перестал ко мне приставать. Я пыталась узнать, почему они так поступали. Обычно говорили, что не понимали, почему так делали.
Когда я была в психоневрологическом интернате, к нам однажды приехал тренер, предложил позаниматься велоспортом. Это было в 2017 или 2018 году. Я никогда особо не каталась, а тут села и поехала. Предложили тренироваться, я согласилась. Через год нас повезли в Дубай, там было много людей из всей России, а из Костромы я одна.
Паника началась, когда сказали, что полетим на самолете. Было восьмое марта, стюардесса раздавала всем по цветочку. Тренер увидел, что я нервничаю, и попросил дать мне два. Эмоции на соревнованиях зашкаливали, много с кем познакомилась, и было приятно преодолеть себя — вроде никогда не занималась спортом, а тут смогла. Сейчас велоспортом не занимаюсь — работа, муж.
В психоневрологический интернат я попала из-за плохого поведения. Убегала, хотела гулять по городу, изучать его, чтобы знать, где и что находится. А там в основном были дети с психическими отклонениями. Директор моего предыдущего интерната без моего согласия сделала в поликлинике документ, чтобы мне поставили инвалидность не по зрению, а по голове. Так я там и оказалась.
Потом приезжала комиссия, задавали вопросы, проверяли мою адекватность и самостоятельность. Несмотря на то что у меня плохое зрение, я хорошо могла найти, где и что находится в городе. Когда директор интерната узнал ситуацию, то решил помочь и отправил меня на полную комиссию, где поставили инвалидность только по зрению.
Помню, что разбрасывалась деньгами поначалу. Однажды купила нижнее белье за 15 тысяч рублей. В то время я была очень глупой. Потом рассказала об этой ситуации куратору, он стал учить меня, как распоряжаться деньгами. Выбирал со мной продукты в магазине, советовал обращать внимание на акции и скидки, составлять список. Сейчас я работаю в кофейне в центре города.
У нас в социальной гостинице были разные сироты, в том числе и с зависимостями. Таким долго не разрешали оставаться, выселяли быстро. Были и те, кто ***** [употреблял] клей, воровали деньги или вещи.
«Когда попал в армию, мне все было знакомо»
Петр:
В детский дом я попал, когда мне было два с половиной года. Родителей лишили прав. Отец выпивал, мать не справлялась, потому и отправили. Мне это тогда по-любому не понравилось, дома лучше вне зависимости от того, какая там обстановка.
Постепенно я все равно привык, понятия нормы сменились. День был стандартный: подъем, умывались, завтракали, ходили на занятия, после них можно было посмотреть советские мультики по телевизору, тихий час, после него полдник, потом снова какие-то занятия, прогулка, ужин, потом какое-то свободное время и отбой.
Честно скажу, что от поведения ребенка зависит отношение к нему и со стороны взрослых. Поведение у меня было не очень, я со всеми любил подраться, поэтому и не особо хорошее ко мне было отношение. Нет, не скажу, что плохо: были воспитатели, которые относились ко мне с добром и теплом, отдача с моей стороны тоже была. А с некоторыми дружба не сложилась.
В дошкольном детском доме я был до семи лет, а потом попал в школьный детский дом-интернат и там учился до девятого класса. Запомнил оттуда двух преподавательниц — Людмилу Степановну и Екатерину Степановну. Первая с добром ко мне относилась, а вторая строгая была. Баланс был соблюден.
Когда учился с четвертого по девятый, там уже были другие воспитатели. Ксения Петровна вот учила бережливости, все выдавала в ограниченном количестве и требовала, чтобы одежда была гладкая. Тренер Александр Ильич возил нас на соревнования по области и России по футболу.
С ребятами общался понемногу, у всех судьбы были разные — кто-то круглая сирота, у кого-то родители попали в тюрьму, от кого-то полностью отказались, подкинули к детскому дому, кого-то забрали из неблагополучной семьи.
В детском доме со мной были две старших сестры, только в других группах. И вот помню, как нам на полднике давали большие вкусные пряники, и я специально с полдника оставил свой, чтобы поделиться с ними, мне было приятно их угостить. Одну из сестер, кстати, хотели усыновить, но она отказалась, чтобы я не остался один в детском доме.
Часто возникало ощущение, что у тебя нет ничего своего. Допустим, если появлялись деньги, то купить бич-пакет было приятнее, чем сходить на обед или ужин, потому что систематический распорядок дня очень надоедает и хотелось чего-то отходящего от этой нормы. И даже съесть бич-пакет было прикольно, приятно, классно и здорово.
Нас выпускали в город, но чем мы там могли заниматься? Денег нет, соответственно, мы бедокурили. Могли залезть в чужой cад, попрыгать по гаражам. Город нас поэтому не особо любил. Сейчас даже ребята из детских домов стали спокойнее, больше в телефонах сидят.
В 2007 году я из детского дома выпустился. Когда попал в армию, мне все было знакомо: система, отношение. Так же, как в военной части, где-то есть дедовщина, где-то нет, — так и в детских домах. У нас было все нормально, бывало, конечно, получали лещей, но мне кажется, что так с каждым ребенком случалось.
После армии поступил в Новосибирске в университет. Параллельно работал. Потом жил во Владивостоке, работал в сфере торговли, продажи обуви и одежды.
Когда выпустился из детского дома, то понимал, что надо будет делать все самому и результат может быть любой. Помню, что через какое-то время после выпуска купил себе велосипед. Мечтал об этом еще в детском доме, там ведь было все общее, невозможно было относиться к этому полностью как к своему.
С деньгами нас обращаться не учили, с этим есть проблемы и сейчас. Иногда ребята не различают —600 рублей или 600 тысяч. Плюс еще друзья могут обмануть.
После армии, когда пришел, оставались какие-то накопления, на них купил себе зимнюю обувь. Попадались люди, которые помогали. Больше не финансово, поддержкой.
Когда выпускался, за мной было закреплено жилье. Там квартира метров 13, прописаны пять человек, один из них пьет. Пришлось побегать, через четыре года получилось добиться отдельного жилья.
Но судьбы складываются по-разному у выпускников. Есть у меня знакомый, который не смог обжиться, пошел по кривой — стал пить и бомжевать. Нам удалось все же с ним встретиться, помочь переехать в общежитие. Позже ему должны выдать квартиру. На самом деле у выпускников часто встречается проблема с алкоголем и наркотиками.
Ты выходишь из интерната — оказываешься один на один с внешней средой. Появляются друзья, которые захотят выманить деньги. Все зависит от компании. Если оказался в плохой, то начинаешь выпивать. Склонить к этому получается многих, к сожалению.
«Я прошел четыре приемных семьи»
Кирилл:
Я попал в детский дом, как это обычно и происходит — проблема с алкоголем, вот это все. Матери дома не было, опека нас с сестрой забрала. Нам было четыре, с тех пор я сестру не видел и не общался с ней.
Воспоминаний с первых дней осталось довольно мало. Мне говорят, что я даже не улыбался совсем, когда только попал в детский дом.
Когда снова отправили в детский дом, были обычные ощущения — попал и попал, уже не привыкать, уже много детских домов обошел. Это вошло в привычку, везде одно и то же, одни и те же правила, одна и та же обстановка.
Друзей в детских домах у меня не было, и я их не планировал там заводить. Общаться общались, но отношения были поверхностными. Просто зачем было заводить друзей, если я живу временно с этими ребятами. Потом разъедемся по разным местам да и вообще характеры у нас разные были. У кого-то — как у АУЕшников (движения АУЕ признано экстремистским и запрещено на территории России), у кого-то никакой — совсем. Детдом был для меня всегда временным проживанием. В школе обычно залипал в телефоне и ни на кого не обращал внимания.
Есть и счастливые воспоминания. Когда появился наставник, то у меня был классный день рождения, никогда такого не было. Мне подарили телефон, нормальный и адекватный, потом поехали гулять, ели в ресторане пасту карбонара, а потом — в картинг.
К тому же наставник мне помог найти себя, я стал заниматься музыкой. Мы с ним ездили, постоянно слушали музыку. Однажды я рассказал ему, что пишу песни, просто набор слов без музыки, он предложил записаться в студии. Пишу в основном про жизнь, про себя. Важные для меня строки из третьей песни: «Я стараюсь собраться со своими мыслями / Я пытаюсь подняться, добиться успеха». Мечтаю продвинуться в этом деле.
Сначала побаивался выпускаться, думал, что в жизни ничего не сложится, останусь на улице и буду бомжевать. Но нет, на работу устроили, стажируюсь пока что. Работаю бариста, все проходит отлично. Обслужил семь или восемь клиентов в первый же день. Учусь параллельно на штукатура-маляра, потом планирую на повара пойти.
«Стереотипы очень мешают выпускникам детских домов»
О том, как выпускники детских домов адаптируются в обществе, «Ленте.ру» рассказала куратор проектов «Лига волонтеров» и «Наставничество» детского благотворительного фонда «Солнечный город» Анастасия Шилибольская.
«Лента.ру»: С какими проблемами сталкиваются выпускники детских домов?
Шилибольская: Наши ребята чаще всего выпускаются после 9-го класса, им на тот момент исполняется 16-18 лет. Первая проблема, с которой они сталкиваются, — это в принципе самостоятельная жизнь и устройство быта, потому что они сами до этого этим никогда не занимались, а в 16 лет обслуживать себя и решать взрослые проблемы сложновато.
Это первый этап, когда наставник особенно важен и к нему можно обратиться с каким-либо вопросом, начиная с того, как взвесить овощи в магазине и заканчивая вопросом, что делать, если ты потерял паспорт.
Дальше встает вопрос с жильем. В регионах ситуация обстоит по-разному. Где-то, как, например, в Москве, с этим проблем нет. Бывает, что у ребенка есть жилье в наследство от родственников, но оно чаще всего находится в плачевном состоянии. Если тебе 18-19 лет, ты можешь сложить руки и в панике не понимать, как с этим можно справиться. Наставник опять же может помочь приклеить обои, например.
Многим ребятам жилье положено от государства, и они стоят в очереди на его выдачу. У нас в Новосибирске очередь составляет около 1000 человек, которым по факту негде жить, потому что они ждут квартиру. Выживают как могут: кто-то живет у друзей, кто-то у родственников, кто-то у наставников. Последние могут помочь обратиться с юристом в суд, написать заявление с просьбой поскорее выдать жилье.
Когда его выдают, то оно обычно с голыми стенами, плитой и ванной. Его нужно обставлять. Здесь опять же наставник может помочь как физически, так и советом. Выпускники отмечают, что сильно нуждаются именно в эмоциональной поддержке и совете.
Очень мешают стереотипы по отношению к выпускникам детских домов, потому что большинство сирот учатся, работают, стремятся к лучшему. Есть, конечно, и неблагополучные дети. Но стереотип очень мешает адекватному и нормальному выпускнику. Соседи часто, узнавая, что девочка выпустилась из детского дома, заранее пишут жалобу, чтобы ее отселили. Это ужасно, потому что девочка может быть прекрасной и спокойной. И таких детей много, потому что наши ребята часто домоседы. Они ценят свое пространство, потому что у них никогда его не было. Наставник в данном случае опять же может подсказать, как быть в этой ситуации, как мирно разрешить конфликт.
Обращение с деньгами тоже становится проблемой?
Да, такое часто бывает. Это понятно: ты всю жизнь живешь без них, а потом они у тебя резко появляются, да еще и большая сумма. Истории про быструю трату денег действительно существуют. Наставник может вовремя включиться в процесс и помочь вложить деньги в банк или купить на них имущество. Часто мы успеваем это сделать.
Около 5-10 процентов выпускников получают высшее образование. Это связано с тем, что дети стараются быстрее начать зарабатывать, поэтому ребята стараются выпуститься после девятого класса, закончить училище, чтобы пойти работать.
Здесь опять же важен наставник. Мы проводили исследование, где сравнивали некоторые параметры жизни детей — у которых есть наставник и у которых нет. Исследование показало, что образовательная траектория лучше у тех, у кого он был. Они чаще заканчивают 11 классов и стремятся получить высшее образование. Опять же, наставник может рассказать о перспективах такого выбора.
В детском доме не рассказывают, что воспитанников ждет за его стенами?
Чаще всего подготовка ко взрослой жизни в детском доме отсутствует. Да, детей могут учить готовить, но не рассказывать о том, что должно быть в квартире, в какие инстанции идти. Эту проблему пытаются решить волонтерские программы. После выпуска все зависит и от окружения. Неблагополучное окружение может оказать дурное влияние на выпускника.
Здесь наставник может помочь восстановить привязанность, показать, что конфликты разрешимы, если с человеком просто поговорить.