«Подошел к командиру полка и попросил отправить меня на Украину». Отец российского солдата рассказал, как добился возвращения сына из плена

В конце ноября Daily Storm

рассказывал

историю российского солдата Санчаа Оюна, который провел в украинском плену четыре месяца. За это время он отсидел в двух подвалах и СИЗО. Военнослужащий не подозревал, какой путь проделал отец, чтобы вернуть его на родину. О ночевках на улицах Москвы, встречах с парламентариями, задержании полицейскими и поездке в Чечню — в монологе Салима Оюна, отца Санчаа, — для Daily Storm.

«Связан желтым скотчем и сидит побитый». Первые известия 

Мой сын Санчаа пошел на СВО еще в феврале добровольцем, а нам с женой ни о чем не сказал. Мы и не догадывались, ведь сын жил в Москве, а мы в Туве. Узнали об этом только весной, когда его после отпуска снова призвали как уже опытного бойца. 

Его двоюродный брат погиб на Украине. Они вместе выросли, вместе спали в одной кровати. Его отец — мой старший брат, тоже погиб, когда дети еще были маленькие. Поэтому я обоих их воспитывал, брал с собой на охоту в тайгу, прививал любовь к спорту. После похорон, которые нам всем дались тяжело, я уже чувствовал, что Санчаа поедет за брата отомстить. 

Он позвонил мне, уже когда выезжал на Украину. А что я мог ему сказать: давай оттуда уходи?! Он же взрослый, сам сделал выбор. Я сказал ему: сын, будь осторожнее, если уже все решил. Но мне было тяжело, тогда только похоронил его братишку.

Когда он уехал на Украину, мы не могли поддерживать с ним связь постоянно. Сын мне тоже говорил, что когда они уходят в зону боевых действий, то выключают телефоны или вообще их оставляют. 

Спустя время его друг как-то нашел меня через соцсети моей дочки и передал, что сын попал в плен. Он отправил мне фото, где Санчаа связан желтым скотчем и сидит побитый. А сбоку написано: «убить или пусть живет». Такой был заголовок и что-то написанное по-украински. Я это фото увидел, и внутри меня все сжалось и перевернулось. Подумал: вот и все. Тогда же всех пленных убивали. 

Позже на YouTube нашел видео, снятое чуть раньше в лесу и в машине, когда их только поймали. И тогда я подумал, что если его сразу не убили — значит, все должно быть нормально. 

Я в тот же день пошел в военкомат в Туве, хотел в своем регионе добиться хоть какой-то информации о нахождении сына. Мне сказали, что ответ будет в течение 30 дней. Я обратился в военную полицию региона, мне назвали те же сроки ожидания. 

Конечно, у меня не было столько времени и я не мог ждать. Ночами не спал, пересматривал фото и видео, а потом снились кошмары. Пачками курил сигареты. 

«Все говорили одно: он без вести пропавший». Продал машину и полетел в Москву

После очередной бессонной ночи я позвонил своему другу Алексею, который живет в Москве. Санчаа отправился в горячую точку из Таманской дивизии в Подмосковье, поэтому я хотел попросить товарища съездить туда и показать фото из плена. Он поехал сразу после моего звонка, хотя тогда в столице было всего шесть утра. 

В части ему сказали, что мой сын числится без вести пропавшим и его ищут. Даже фотографии не смогли доказать, что он в плену.

Я посовещался с родственниками, друзьями и решил ехать в Москву. Близкие помогли мне с деньгами, а сам я продал свою машину — «Волгу». Пришлось отдать ее подешевле — срочно собирал сумму на дорогу. 

В столице уже был в начале августа. Первую неделю жил у своего друга. Но мне быстро пришлось съехать. Он жил со своей женой и пятью детьми в одной комнате, им и без меня было тесно. Затем какое-то время я ночевал в хостелах. 

Когда закончились деньги, пришлось пару ночей провести на улице. Спать особо не получалось, поэтому я по несколько часов ходил. Если честно, даже не знаю куда, просто по улицам туда-обратно. Отдыхал на скамейках и снова гулял. Убивал так время. 

Мы с другом решили, что раз мне негде жить, можно попробовать обратиться в воинскую часть, из которой уезжал сын. Мы туда приехали и попросили у командира полка, чтобы меня поселили у ребят в роте и помогли мне с жилищным вопросом. Они нашли мне в части комнату для командированных. 

Я старался экономить на еде и питался в основном «Роллтоном». В какой-то момент я его так переел, что меня почти тошнило от специй, поэтом лапшу я просто солил. Когда поесть горячее не было возможности, я покупал буханку хлеба и растягивал ее на три дня. Об этом я никому не рассказывал, даже Алексею. 

Еще для меня стало проблемой находить себе воду. У меня вообще в голове не укладывалось, что в Москве ее везде нужно покупать. В Туве добыть воду вообще не проблема — можно бесплатно набрать на любой колонке, она еще и родниковой будет. Покупал себе раз в несколько дней полуторалитровую бутылку и старался пить понемногу.

Каждый день я объезжал разные ведомства. Писал новые обращения и узнавал, пришли ли ответы на старые. Первое время меня сопровождал помощник сенатора от Республики Тыва Дины Оюн. Помощник — Омак Ондар — подсказывал, куда нужно съездить, и всегда меня поддерживал. 

На одну из встреч с ним я попасть не смог, потому что меня задержали полицейские. Случилось это на одной из станций метро, где я делал пересадку между ветками. 

В Москве я был первый раз в жизни, поэтому помощник сенатора мне предварительно объяснил маршрут, а сам ждал на выходе нужной станции. Ко мне подошли два сотрудника транспортной полиции — мужчина и женщина — и попросили предъявить паспорт. 

Они посмотрели мои документы и сказали, что я задержан. Я спросил: «Почему?» Полицейский ответил: «Из-за того, что я из криминального региона». Я им стал объяснять, что еду на встречу с такими-то людьми. Фото показал, что у меня сын в плену. Но они не обращали на это внимание. 

Все просили у меня билет, с которым я приехал в Москву. Я удивлялся: у меня российский паспорт, я не могу, что ли, приехать в Москву? Сотрудник меня убеждал, что если нет билета, у меня должна быть прописка. 

Другая сотрудница отвела меня в участок, где сняла мои отпечатки пальцев и сделала фото моего лица. Я ей тоже пытался все объяснить, но в итоге просидел в участке четыре часа. В конце концов, полицейская передо мной извинилась и отпустила. Конечно, ни на какую встречу я уже не успел. 

С помощником сенатора мы увиделись уже в другой день. Мы отправились к уполномоченному по правам человека Татьяне Москальковой. Надеялись, что она поможет вытащить сына. Написали ей обращение, но и там сказали, что ждать придется 30 дней.

Я искал любые возможности, поэтому решил еще обратиться в Красный Крест. Они попросили отправить данные сына и через две недели мне позвонили. Сообщили, что моего сына нашли и он действительно находится в плену на Украине! Я тогда так обрадовался, что чуть в обморок не упал, у меня даже давление подскочило.

Там же сказали, что известно и его местоположение. В тот момент он еще сидел в подвале. Я так понимаю, что именно когда про него узнали, то и отправили в СИЗО. И более-менее его условия стали лучше. 

А еще Санчаа смог через Красный Крест передать письмо другу. Мог бы и мне, наверное, отправить, но забыл мой номер телефона. А номер друга помнил. Написал, что у него все хорошо, что сидит в плену. Попросил найти сестренку и узнать ее контакты, чтобы, если будет возможность, можно было созваниваться.

Друг ему в ответ написал: «Держись, брат». А я сыну не стал ничего говорить, чтобы он не переживал за меня, поэтому попросил написать от нас дочь — сестренку Санчаа. Она пожелала ему беречь здоровье и сказала, что он обязательно выйдет. В общем, написала простые, но самые важные слова. Как мы потом узнали, оба эти письма до сына не дошли. 

Но данные из Красного Креста нам пригодились: мы их направили в Министерство обороны, чтобы сына все-таки признали пленным. Через горячую линию я дозвонился чуть ли не до капитана, который, наконец, подтвердил: мой сын действительно находится в плену на Украине. 

Я обрадовался и не мог поверить, что добился хотя бы этого. Но потом понял, что это только полдела. Пришлось добиваться и того, чтобы сына включили в списки на обмен. Для этого снова оббегал все ведомства. 

К счастью, Минобороны достаточно быстро прислало ответ, что мой сын стоит в очереди. В тот момент у меня появилась маленькая надежда на его возвращение. Но никаких подробностей и конкретных данных они не дали. Я снова ждал и снова бегал по ведомствам. В какой-то момент меня на входе в здание Минобороны стали узнавать. 

«Хочу попасть на прием к Кадырову». Встречи в Чечне

Становилось все сложнее ждать, когда моего сына обменяют. У меня начали опускаться руки. Но потом в интернете я увидел, как Кадыров из плена вытащил двух офицеров, и решил обратиться к нему. Поэтому поехал в Грозный, обращаться напрямую в резиденцию.

Мое решение поддержали друзья, семья, потому что я, если честно, уже стал уставать, заканчивались деньги, а шансы найти сына уменьшались с каждым днем.

Не было средств даже на дорогу. Тогда мне помогла старшая дочь, у которой была кредитная карточка. Она купила мне билеты в обе стороны. А еще деньги иногда присылали родственники и одноклассники из Тувы. 

Я приехал в Грозный к самой резиденции Кадырова. Друг меня заранее предостерег, чтобы я слишком близко со своей сумкой не подходил, потому что без лишних вопросов и застрелить могут. 

Так оно почти и получилось. Я заранее от руки написал письмо: «Приехал из Сибири, такой-то человек, у меня сын в плену — хочу попасть на прием к Кадырову. Можете ли принять меня?» Оставил сумку на скамейке напротив резиденции, аккуратно подошел к охранникам. Они сразу автоматы «чик-чик» — перезарядили. Говорят: «Близко не подходи, а то застрелим». Я говорю: «Просто возьмите, ребята, бумагу, почитайте». Отдал листочек, повернулся и пошел на скамейку напротив здания. 

Я просидел на ней целый день и всю ночь. Мимо проходили люди, проезжали машины, но ко мне так никто и не подошел. Под утро следующего дня сходил в ближайший магазин, попросил там кофе. Продавщица добрая попалась, помогла мне, дала его бесплатно, хотя даже не знала, что я всю ночь просидел на улице. 

К утру на лавочке стало прохладно, и я решил пойти погреться в ближайшей гостинице — она оказалась пятизвездочной. Я там обосновался на диване, да и уснул. Проснулся часов в девять, пошел обратно на скамейку и снова ждал. 

Ко мне подошел какой-то чеченец. Спросил, неужели я просидел тут всю ночь? Он предложил переночевать у него, если снова будет некуда пойти. Пообещал подобрать у резиденции вечером. Это был рабочий, который ремонтировал фонтан напротив. Оказывается, он видел, что я сидел на лавочке весь прошлый день. 

Но его предложением я не воспользовался. Тем же утром к резиденции подъехали пять или шесть машин. Я думал, там сидит Кадыров, хотел как-то издалека внимание на себя обратить, чтобы меня к нему пропустили. Но к моей лавочке подошел охранник и сказал, что сейчас приедут важные люди и нужно отойти в сторону. 

Я ему сказал, что приехал из Сибири, чтобы встретиться с Рамзаном Ахматовичем. Он меня выслушал и передал все это одному из пассажиров машин. Это оказался уполномоченный по правам человека Чеченской Республики Мансур Солтаев. Он уже знал о моей проблеме. 

Он меня пригласил в свой кабинет и сразу позвонил кому надо. Как я потом узнал, это был депутат Госдумы Шамсаил Саралиев. Тот подтвердил, что Санчаа находится в плену и даже внесен в списки на обмен.

Уполномоченный продолжил кому-то звонить. Я, если честно, не знаю, кому именно, говорил-то на своем языке. Но я решил, что Кадыров им дал распоряжение помочь мне и вытащить сына. Саралиев мне лично пообещал, что Санчаа скоро вернется. 

У меня от этого приема сразу сложилось хорошее впечатление. Когда я приходил в Москве, я чувствовал, что в ведомствах хотели, чтобы я поскорее ушел. А тут приняли тепло и подробно все объяснили. 

Единственное, что мне сказали, чтобы я ни в коем случае не ехал на Украину сам — я уже готов был это сделать. Сказали, что если я туда зайду, то сын по возвращении может пойти обратно за мной. 

«Попросил отправить меня на Украину». Неожиданный обмен

К концу октября я вернулся в Москву и продолжил бегать по министерствам. Остановился снова в воинской части. Просто сидеть и ждать не было уже никаких сил, поэтому я подошел к командиру полка и попросил отправить меня на Украину, но он мне отказал. 

Для себя я решил, что если снова будет мобилизация, то точно туда поеду. А пока тренировался и приводил себя в форму. Всю жизнь я увлекался охотой, поэтому умел стрелять, но хотел научиться работать именно с военным оружием. Мне разрешили ездить на стрельбище и даже дали военную форму.

В один из дней раздался звонок, это был Мансур Солтаев. Тогда он сказал, что на днях произойдет обмен, подали список, в котором был мой сын. После этой новости я не мог спать трое суток. Просто ночами ходил по своей комнате, по длинному коридору в военчасти и просто не мог уснуть. 

Спустя несколько дней мне позвонил Саралиев и сказал, чтобы через три часа я был в центре Москвы. В тот момент я был на полигоне, поэтому не успел бы доехать со всеми пересадками из Подмосковья. Он посоветовал мне взять такси, но денег у меня не хватало, у дочери тоже кончились. В общем, Саралиев отправил нужную сумму и я поехал. На место прибыл в один момент с ним.

«Я за брата отомстил, но поскользнулся». Встреча с сыном

Мы сели в кафе, поговорили, а потом он кому-то набрал. Это оказался генерал, который встречал наших пленных на российской территории. Шамсаил Юнусович посмотрел на меня с улыбкой и сказал: «Обмен произошел».

Он попросил к трубке моего сына и передал ее мне. Первое, что услышал от сына: «Здравствуйте». Сын узнал меня, но вообще не понял, где я нахожусь. Я сказал, что в Москве, жду его возвращения. Мы перекинулись парой слов и ненадолго попрощались. Его должны были доставить в Москву через три часа. 

Мы поехали на военный аэродром, где стали ждать возвращения пленных. Самолет приземлился, и мы пошли прямо на полосу. Когда Санчаа из него выходил, я выдохнул. Мы сразу обнялись, а сын на ухо сказал одну фразу: «Я за брата отомстил, но поскользнулся». Он имел в виду, что попал в плен.

Я не видел сына с января, и он за эти месяцы, конечно, изменился. В первую очередь характером. Стал немного задумчивым и серьезным. Телосложение осталось почти тем же — он всю жизнь занимался борьбой. Но исхудал. У него раньше лапы были побольше моих, а теперь стали такие худенькие. Еще была пара выбитых зубов.

Мы особо не успели пообщаться, стоя на аэродроме. Нас окружили журналисты, но я вообще не хотел давать никаких интервью. Трое суток не спал и был как в тумане. После этого мы разъехались. Сына направили в госпиталь, а я вернулся в военчасть, уснул и проспал почти два дня. 

Когда отдохнул сам, приехал его навестить, нам дали пообщаться буквально пять минут. Все время, пока мы сидели, сын был на седьмом небе от счастья и постоянно улыбался. Он показал мне следы травм и рассказал, что им кости ломали, но дух сломать не смогли. Он так гордо об этом говорил, а я на него смотрел, и у меня тоже внутри огонь разгорался. Я ему вкратце рассказал про свой путь: как узнал, что он в плену, и кто мне помог. 

Когда его выписали из госпиталя, мы смогли еще раз увидеться в Москве. Тогда же приехала его мама и мы все долго разговаривали. 

Я тогда сыну сказал, что все — хватит. Дважды на войне был, все там повидал и даже из ада смог выйти. А он мне говорит: «У меня там друзья полегли, с которыми я воевал. Я поеду, если меня снова вызовут, отец». У него такие яростные глаза были, когда он про это рассказывал. 

Я это услышал, тяжело выдохнул и ответил ему: «Это твое решение, сын, будь осторожен». Мне, конечно, больно это слышать. Но в то же время я понимаю его причины. А потом я с улыбкой ему сказал: «Нарожай мне пять внуков и езжай куда хочешь, свободен». Он рассмеялся и ответил: «Ладно, понял». 

«Если бы я не поехал сам искать сына, он бы до сих пор сидел в плену». Жизнь после плена

Сейчас сын находится в своей воинской части, а мы с женой вернулись в Туву. У меня в ближайшее время в планах — привезти побольше дров. У нас свой дом, хозяйство — топим зимой печь. 

Позже займусь поиском работы. До отъезда в Москву работал воспитателем в детском приюте, но, конечно, пришлось уволиться. Но я не жалею. Понимаю, что если бы я не поехал искать сына, он бы до сих пор сидел в плену. А если бы не чеченцы, он бы еще долго ждал своей очереди на обмен. 

Санчаа — потомок нашей семьи, единственный наследник, мужчина. Каждый раз, когда у меня опускались руки, меня спасала только надежда, что все закончится хорошо. Были разные трудности, но я их преодолел. 

Сейчас ко мне начали обращаться родственники других участников СВО. Звонят со всей Республики Тыва, теперь и из Бурятии. В интернете увидели мою историю, где-то нашли мой телефон и звонят. Спрашивают, как пройти мой путь. Обычно звонят женщины — я им объясняю, куда нужно писать обращения. Но часто они просто ждут ответа — как я, те самые 30 дней. 

Я им объясняю, что нужно ехать в Москву и своими ногами идти в управление по делам человека, в Минобороны, писать в Красный Крест. Нужно писать обращения от руки и относить самостоятельно, потому что по электронной почте они могут даже не прочитать. И тоже все хотят теперь ехать в Чечню. Но я никому не желаю пройти мой путь — он был очень сложный.

]]>