Московские дворики 60-х и поэзия повседневности. В галерее братьев Люмьер открылась выставка советского фотографа Владимира Степанова
Галерея Люмьер не первый раз показывает фотографии Владимира Степанова, профессионального фотографа, выпускника операторского факультета ВГИКа, но, пожалуй, впервые фокусирует внимание исключительно на его ранних снимках 1957-1963 годов.
Сделанные вчерашним школьником, пришедшим в фотосекцию Комитета молодежных организаций СССР, где среди преподавателей были знаменитые репортеры Валерий Генде-Роте, Виктор Ахломов, эти снимки Степанова вроде бы идеально вписываются в жанр street photography. Улицы и дворики Москвы оттепельных конца 1950-х - начала 1960-х, когда человек с фотоаппаратом уже не вызывает бдительного интереса милиционеров и граждан, выглядят идеальной площадкой для пробы пера. Точнее - фотоаппарата. Улочки и особенно двор - пространство, где продолжается коммунальная жизнь, у соседей на виду. Здесь все знают всех, здесь судачат кумушки, в выходные вывешивают сушить белье, здесь вертятся и скачут через скакалку дети... Здесь фотографа, который снимает, например, двух женщин, сидящих на низеньких скамеечках, протягивающих руки весеннему солнцу, встречают благодушной улыбкой.
Это ощущение взаимопонимания со своей живой "натурой" с полувзгляда, включенность фотографа в полуприватную дворовую и уличную жизнь - очевидны даже на снимках явно репортажного толка. Например, на фото, снятых на крыше дома на проспекте Мира во время Международного фестиваля молодежи и студентов в Москве в 1957-м. Почему фотограф вылез на крышу, в общем понятно: с верхней точки удобнее снимать украшенные флажками грузовики и автобусы с гостями, толпу на тротуарах, восхищенную невиданным зрелищем - встречей сверстников из других стран.
На выставке, к слову, довольно много снимков, сделанных во время фестиваля 1957 года. Можно предположить, что и фотосекцию в Комитете молодежных организаций (КМО СССР, если коротко) организовали срочно в преддверии как раз фестиваля. Фотосекция просуществовала до 1963 года. Может, просто сменилось начальство во главе комитета. А может, опускающийся "железный занавес" сделали менее актуальными идеи интернационального братства трудовой молодежи всех стран, а заодно и воспитание фотолетописцев при КМО.
Как бы то ни было, школа фотосекции КМО оказалась очень толковой: ее прошли, между прочим, и Анатолий Болдин, и Александр Слюсарев. И совершенно очевидно, что учили там снимать не только нужное событие с правильной точки зрения, но открывали фотографию как отдельный мир. Достаточно увидеть на выставке Степанова фото Цветного бульвара в солнечный апрель 1956 года, когда тени ветвей ложатся на землю ажурным узором, или снимок заснеженного плаца в Суворовском училище, который где-то вдалеке чистят двое воспитанников, чтобы почувствовать, как в работах Степанова дышат, взаимодействуют пространство, солнце, свет, люди.
Настоящее так себе, но поэзия жизни и здесь пробивает себе дорогу
Эти фотографии, где главными действующими героями оказываются солнечный свет, тени деревьев, заснеженный двор или мягкий свет сквозь листву, освещающий девочку на велосипеде, запечатлевают не событие - настроение, интонацию. Лирическая интонация схожа с той, что примерно в это же время появляется в первых оттепельных фильмах: "Сережа" Георгия Данелии, "Весна на Заречной улице" Марлена Хуциева... Эта смена фокуса взгляда ощутима не только в композиции кадра, но и в выборе персонажей. На ранних снимках Степанова дети - среди главных действующих лиц. Это естественно - они меньше обращают внимание на фотографа, более непосредственны. Они ныряют в Москву-реку прямо на Софийской набережной, напротив башен Кремля. Они беззаботно катят на самокатах по Волхонке без всяких взрослых. Скачут через скакалку прямо перед заводской проходной. Смотрят на Кузнецкий мост, уцепившись за шею отца... Фотографа интересует их мир и их взгляд.
Демократичность взгляда, внимание автора к маленькому человеку (буквально - не ставшему еще взрослым) дарят снимки, полные юмора. Как в фотографии, где карапуз, которого ведут на помочах на бульваре, устремляется к двум собачкам. Это внимание к деталям повседневности, к поэзии случайности, к обыденности обветшавших домов и простоте быта сближает фото Степанова с поэтикой итальянских неореалистов. Как подметит историк фотографии Дарья Панайотти в статье о Степанове, "Фотограф середины ХХ века - интеллектуал, пропускающий события мира через гуманистическую оптику".
В работах юного фотографа эта гуманистическая оптика "неореализма" очевидна, например, в фото дворика в Панкратьевском переулке. Этот колодец двора похож на античные руины, которые обживают римляне конца 1940-х. Тут нет ничего от плакатного противопоставления темного прошлого светлому будущему. Настоящее так себе, но поэзия жизни и здесь пробивает себе дорогу.
Не скажешь, конечно, что серия снимков московских двориков, сделанных Степановым в конце 1950-х, рифмуется с одноименной картиной Поленова. Другой век, другие обстоятельства и люди. Но у Степанова в его лучших оттепельных снимках пленяет неангажированность взгляда. И еще - осознание молодым фотографом волшебства фотокамеры, которая способна извлечь и сохранить радость солнца и полноты жизни в самые обыденные моменты.