Замначальника отряда «Спасрезерв»

Наши добровольцы становятся самыми лучшими спасателями-профессионалами, то есть от нас переходят в профессиональные подразделения и многие остаются с нами. Кто-то ушёл и работает, сказал «спасибо, «Спасрезерв», вы мне дали старт», а кто-то продолжает работать в профессиональном подразделении и заступает на дежурство у нас в отряде. М.АЛЕКСАНДРОВА: 13 часов 6 минуты в Москве. Всем доброго дня. В студии Анна Соловьёва. А.СОЛОВЬЁВА: Марина Александрова. М.АЛЕКСАНДРОВА: Программа «Выход в город», которая подготовлена совместно с программой мэра Москвы «Мой район». Наш сегодняшний выпуск о безопасности в большом городе, об отряде «Спасрезерв». Знают многие москвичи, что это за отряд. А.СОЛОВЬЁВА: А кто-то не знает, но мы сейчас расскажем подробно. М.АЛЕКСАНДРОВА: Это волонтёры отряда. Вызволяют кошек, попавших в водопроводную трубу, например, или замурованных в подвалах домов. Это они помогают открыть дверь, с которой не справился пожилой человек. О том, как сделать город безопаснее, стать спасателем, мы сегодня поговорим с Еленой Александровной Шалимовой, заместителем начальника отряда «Спасрезерв». Елена Александровна, здравствуйте. А.СОЛОВЬЁВА: Добрый день. Е.ШАЛИМОВА: Здравствуйте. М.АЛЕКСАНДРОВА: Я напомню наши координаты. Если у вас есть вопросы, задавайте их, пожалуйста. SMS-портал +7 (925) 88-88-948, Telegram — govoritmskbot. А.СОЛОВЬЁВА: Елена Александровна, давайте, как говорят, начнём сначала. С чего всё началось? Как создавался отряд «Спасрезерв»? Как пришла эта идея и кому? Е.ШАЛИМОВА: «Спасрезерв» имеет большую историю давнюю, отряду 16 лет, и мы наследники Московской службы спасения. В своё время была такая организация в Москве, которая помогала и людям, и животным. После того как организация была реорганизована и там не осталось профессиональных спасателей, но зато остались добровольцы, которые всю жизнь работали рядом с профессионалами. И мы поняли, что у нас остаётся пласт людей, который заряжен, который может, который хочет, который уже имеет, самое главное, опыт работы в самых сложных ситуациях в Москве. Мы подумали, что надо объединять этих людей и создали отряд «Спасрезерв». История у нас очень давнишняя. Начало 2000-х — конец 90-х, эти страшные катастрофы в Москве, и наравне с профессиональными спасателями москвичам помогали добровольцы. Эти первые добровольцы и стали костяком отряда. А.СОЛОВЬЁВА: Получается, что у вас работают только добровольцы, это волонтёры. Профессионалов нет, это непрофессиональные спасатели? Е.ШАЛИМОВА: Это спасатели, которые аттестованы точно так же, как профессиональные, то есть наше добровольчество квалифицированное. Нельзя просто так сказать «я хочу стать спасателем «Спасрезерва», я хочу стать спасателем-добровольцем». Этому предшествует достаточно длительное обучение, больше трёх с половиной месяцев новые кандидаты учатся. А.СОЛОВЬЁВА: Допустим, я к вам прихожу и говорю «я хочу быть спасателем, помогать людям», и вы отправляете меня на обучение? Е.ШАЛИМОВА: Мы говорим: мы очень рады, хорошо, но вам немножечко придётся подождать, потому что Москва выделяет квоту на обучение таких добровольцев, это 90 человек в год. И мы три раза в год имеем возможность направить слушателя в отдел подготовки спасателей-резервистов в УМЦ ГО и ЧС г.Москвы. Это обучение бесплатное, но оно достаточно сложное, потому что это профессия. И несмотря на то, что мы учимся в вечернее время, оно требует достаточно много времени, потому что из семи дней в неделю — пять учебных. И в связи с этим человек должен понимать, кто будет гулять с собакой, делать с детьми уроки, ухаживать за пожилыми родителями в то время, пока ты учишься, получаешь профессию для того, чтобы приступить к спасению людей. У нас очень специфическое волонтёрство. А.СОЛОВЬЁВА: И много людей к вам приходят? Е.ШАЛИМОВА: Списочный состав отряда 300 человек, держится уже на протяжении последних десяти лет. То есть у нас есть ротация определённая: 50 пришли, 50 ушли в течение года. Это связано с разными жизненными ситуациями: у кого-то работа поменялась; кто-то детей родил; кто-то наоборот развёлся. М.АЛЕКСАНДРОВА: Кто-то, может быть, просто оказался не готов. Е.ШАЛИМОВА: Да. Причины абсолютно разные, ротация есть. М.АЛЕКСАНДРОВА: А бывает, что ваши волонтёры проходят специальный тест, по которому вы определяете: подходит он для участия в вашей программе или нет? Е.ШАЛИМОВА: Тест — это дежурство в сменах. Дело в том, что пока учимся, мы смотрим на людей. Слушатели заступают стажёрами в дежурные смены, подсаживаем мы по одному. Вхождение в коллектив — это самый сложный тест, потому что добровольцы заступают в своё свободное время. Соответственно мы, как администраторы, не можем сказать, что сегодня дежурит Иванов, Петров, Сидоров; завтра Пронькин, Смирнов, ещё кто-то. Ребята составляют смены практически самостоятельно. У нас есть календарь и смены собираются за месяц вперёд. Это происходит не спонтанно, но добровольно. Соответственно, если человек в смене не прижился, то есть он вышел на дежурство, сказали «стоять», он не стоит; сказали «молчать», он не молчит; если он не соответствует политике смены и нашим требованиям, он просто не удержится. М.АЛЕКСАНДРОВА: А часто такая история бывает, что не удерживаются волонтёры? Е.ШАЛИМОВА: У нас уже на протяжении обучения, например, мы 30 человек взяли, а выпустить можем 26, то есть три-четыре человека уходят даже в процессе обучения, уже не говоря о том, чтобы дойти до постоянных дежурств. Да, отсев очень большой. А.СОЛОВЬЁВА: Елена Александровна, знаете, у меня какой вопрос возник. Допустим, у меня произошла какая-то ситуация и мне нужна помощь. Обычно люди звонят по единому номеру, чтобы пришли им на помощь. Как это происходит? Как реагирует «Спасрезерв», тоже приезжает по звонку? Откуда вы получаете эти вызовы? Е.ШАЛИМОВА: «Спасрезерв» заступает на круглосуточное дежурство по Москве, то есть дежурная смена, так же как у всех остальных спасателей, 24 часа. Наш отряд стоит в расписании выездов. Это такой документ, который подписывается наивысшим руководством Москвы, где полностью расписано: какие вызовы; какие подразделения оперативно выезжают; в каком порядке; в какой последовательности; каким составом. Мы входим в расписание выезда. Если мы заступили на дежурство, то мы сообщаем об этом в службу «112» и в Центр управления кризисных ситуаций. Уже операторы этих двух служб решают, какое подразделение поедет на тот или иной вызов. Соответственно, напрямую мы никаких заявок не принимаем. Нас направляют операторы пульта «112» и пульта «101». А.СОЛОВЬЁВА: То есть вы интегрированы со всеми этими службами? Е.ШАЛИМОВА: Абсолютно. Так как мы резервное звено, то мы должны друг друга знать, мы должны отвечать по качеству подготовки. Более того, оперативные службы должны быть в нас уверены. То есть это очень-очень большая ответственность. Работа, которую нам поручают, очень ответственная, мы же с людьми работаем, нам жизни доверяют. А.СОЛОВЬЁВА: С какими проблемами сейчас жители города обращаются чаще всего? Есть какой-то рейтинг? Е.ШАЛИМОВА: Есть определённый рейтинг заявок, который передают нам. Потому что всё-таки мы идём вторым эшелоном, и нас стараются отправить на выезды, которые по степени значимости вторым эшелоном идут. Например, произошло дорожно-транспортное происшествие. Если мы находимся прямо на соседней улице, отряд поедет туда параллельно с профессиональным подразделением. А если оно произошло достаточно далеко, то нас не отправят. По мере приближения к объекту поедет то подразделение, которое ближе. Но если обращается человек и говорит «нам нужно помочь животному», если этот случай произошёл на другом конце города относительно «Спасрезерва», направят нас, для того чтобы профессиональные спасатели остались в расчёте и смогли среагировать на более сложные происшествия. География наших выездов — это вся Москва внутри МКАД. М.АЛЕКСАНДРОВА: А если говорить о животных, с какими чаще всего проблемами к вам обращаются? Е.ШАЛИМОВА: Спасателей направляют в тех случаях, когда необходимо применение аварийно-спасательного оборудования. А.СОЛОВЬЁВА: Аварийно-спасательное оборудование, я так понимаю, это уже МЧС отправляется. Е.ШАЛИМОВА: У нас такая же машина, в которой есть всё необходимое — гидравлическое аварийно-спасательное оборудование, бензопилы, бензорезы, «хулиган» (это тоже такой спасательный инструмент), слесарный инструмент. Мы работаем точно так же, как профессионалы. А.СОЛОВЬЁВА: У вас вся материально-техническая база есть. Е.ШАЛИМОВА: Насколько мы можем себе позволить. Безусловно, Пожарно-спасательный центр г.Москвы оснащён гораздо круче, но у него государственное финансирование, а у нас самостоятельное. А.СОЛОВЬЁВА: Кстати, по поводу финансирования. Как это происходит? Е.ШАЛИМОВА: Наше увлечение достаточно дорогостоящее. У нас есть якорный спонсор, который помогает нам с помещением и который в своё время приобрёл нам автомобиль. То есть добровольцам это очень проблематично сделать. И наиболее дорогостоящее оборудование — гидравлический аварийно-спасательный инструмент — остался нам ещё со времен службы спасения. Чтобы вы понимали, стоимость этого инструмента — это миллионы, это не 200, не 300 тысяч, это очень дорогостоящий девайс, который служит соответственно долго. У нас прекрасный механик, который умеет это всё восстанавливать. Эта ситуация у нас прикрыта. Но есть мелочёвка, расходы: например, диски для бензорезов, слесарный инструмент, всякая мелочь, вплоть до заправки аварийно-спасательного автомобиля. Это всё ложится на плечи добровольцев. То есть у отряда, как у общественной организации, есть вступительные членские взносы. Наше добровольчество — это достаточно затратный для людей, которые этим занимаются, проект. Но мы считаем, что это и хорошо, потому что у нас нет случайных людей. Те ребята, которые заступают в «Спасрезерве», они точно понимают, что они хотят. А.СОЛОВЬЁВА: Люди, которые к вам приходят, самых разных профессий? Это не только врачи, профессиональные спасатели, есть такие бывшие спасатели, они приходят, хотят какую-то помощь оказать? Е.ШАЛИМОВА: Наоборот, наши добровольцы становятся самыми лучшими спасателями-профессионалами, то есть от нас переходят в профессиональные подразделения и многие остаются с нами. Кто-то ушёл и работает, сказал «спасибо, «Спасрезерв», вы мне дали старт», а кто-то продолжает работать в профессиональном подразделении и заступает на дежурство у нас в отряде. Как правило, это старшие смен, потому что они на период работы самое главное действующее звено, которое понимает, что и как происходит. М.АЛЕКСАНДРОВА: Все ваши волонтёры получают одинаковое обучение? Е.ШАЛИМОВА: Да. Программа называется «Первоначальная подготовка спасателей». М.АЛЕКСАНДРОВА: Что она в себя включает? Е.ШАЛИМОВА: Так как это профессия, то это то, что нужно для того чтобы получить потом аттестацию на квалификацию «спасатель». Есть обучение: это медицинская подготовка; противопожарная подготовка; работа с гидравлическим инструментом, т.е. то, что у спасателя должно быть в руках. Надо сказать, что большая часть занятий у нас практическая, потому что в онлайн мы спасателя научить не сможем. Он же должен инструментом работать, тем более сейчас. Если пул более старшего возраста умеет держать в руках инструмент, знают, что такое отвёртка, то поколение помоложе прекрасно знает, как пользоваться мышкой, а как устроен двигатель внутреннего сгорания — это прям Америка. Кажется, что профессия мужская, а получается, что у нас что юные программисты, что женщины приблизительно на одном уровне для того, чтобы разобраться, как устроены все эти инструменты. М.АЛЕКСАНДРОВА: Женщины тоже легко обучаются и понимают, как работает двигатель внутреннего сгорания? Е.ШАЛИМОВА: В отделе подготовки резервистов УМЦ ГО и ЧС очень хорошие преподаватели. Неоднократно девочки отмечают, что тогда мы говорили о бензорезе на «вы», а теперь мы понимаем, что мы с ним на «ты». А.СОЛОВЬЁВА: Кто эти люди, которые к вам приходят, я имею в виду возрастные группы, это всех возрастов люди? Е.ШАЛИМОВА: Самому младшему нашему спасателю 19 лет, а самому старшему 66 лет. Но мы здесь с вами не обольщаемся, совсем молодёжи у нас очень-очень мало. Мы где-то начинаемся от 27 лет и дальше, у нас средний возраст в отряде 34. А.СОЛОВЬЁВА: Это нормально. Е.ШАЛИМОВА: Это связано с тем, что всё-таки проект затратный. Например, ребёнок учится в институте, родители обучение оплачивают. Ну какое ещё спасение, когда мы здесь замок купили, чтобы бабушке поставить; здесь машину заправили; там диски для бензореза. Постоянно какой-то расходный материал. Вы ещё спрашивали о профессиях. У нас абсолютно разные люди. Весь спектр, что есть, представлен: менеджеры всех мастей, аналитики. Очень специфические есть аналитики, я даже не представляла, что такие специальности есть. Есть люди, которые работают руками: арбористы, пекари; очень разные профессии, и кандидаты наук. Люди, которые работают руками, — они совсем ценны, честно скажу. М.АЛЕКСАНДРОВА: Вы задавали им вопрос: почему они к вам приходят? Е.ШАЛИМОВА: Конечно, задавали. На самом деле у всех примерно один и тот же ответ — хочу помогать людям, пережил какую-то травмирующую ситуацию. М.АЛЕКСАНДРОВА: Столкнулся с чем-то. Е.ШАЛИМОВА: Да, хочу реабилитироваться. Но это всё внешние вещи, которые все озвучивают, а уже что внутри — это сказать очень сложно. Даже реагируют ребята по-разному в зависимости от того, как у нас меняется состав вызовов. Начинали мы, когда никто не знал «Спасрезерв», когда нужно было заслуживать доверие. У нас было один, два, три вызова за смену, это 2008, 2009, 2010 год. Первый у нас массовый заход — это торфяные пожары в Подмосковье, когда наши добровольцы месяц просидели в лесах для того, чтобы быть полезным в этом отношении. А.СОЛОВЬЁВА: Это в 2010 году было? Е.ШАЛИМОВА: Да. Вызовов сначала было не много. В 2015 году у нас прорыв происходит, потому что наши машины удалось оснастить цветографической раскраской, мы получили спецсигналы. Это был прорыв. У нас увеличилось количество вызовов кратно. У нас увеличилось количество людей, которые работают. Это очень важно на самом деле. В прошлом году, к счастью, к сожалению, сложно сказать, изменились законы и общественное аварийно-спасательное формирование перестало иметь возможности иметь автомобиль со спецсигналом и цветографической раскраской. А.СОЛОВЬЁВА: То есть у вас больше их нет. Е.ШАЛИМОВА: Это для нас катастрофа на сегодняшний момент. Машину, конечно, мы раскрасили, её видно, но она не имеет никаких преимуществ, поэтому у нас нет возможности выехать на полосу общественного транспорта. А.СОЛОВЬЁВА: Даже так!? Вы даже не можете на эту полосу выехать? Е.ШАЛИМОВА: Не можем, мы в общем потоке также как все едем. Парковка платная. Безусловно, департамент нам старается помочь. Нам передали автомобиль, который оснащён спецсигналами. То есть мы не можем иметь свой, но можем пользоваться, потому что мы аттестованное аварийно-спасательное формирование. Конечно, мечта у нас такая есть, что может быть город ещё одну машину нам через департамент даст, но это пока мечта. Так что мы дежурим: одна машина со спецсигналами, другая без спецсигналов, но всё равно вызовы выполняем, стараемся. Даже такие вещи влияют на количество добровольцев, на их мотивацию. Иногда говорят: в Москве столько спасательных подразделений, для чего вам добровольцы, вы вообще для чего? Мы — второй эшелон, который в случае необходимости придёт на помощь профессиональным спасателям. 2020 год, когда случился режим повышенной готовности. Мы все сидим дома. Мы вообще не знаем, что за зараза к нам пришла, что с ней делать, все нервничаем и боимся. Я, во всяком случае, это ощущение очень хорошо помню. А теперь мы понимаем, что эта болезнь касается работы лёгких. Гарнизон пожарной охраны и спасатели, которые работают в дыхательных аппаратах, извините, лёгкие — это их рабочий инструмент. Кого в первую очередь нужно беречь? Нужно беречь этих людей, потому что в случае возгорания, в случае пожаров в Москве, кто тогда будет работать? Это золотой фонд, который нужно беречь. И, тем не менее, мы с вами все сели дома, а в квартирах остались беспомощные пожилые люди, инвалиды, к которым раньше родственники могли приехать, помочь, а сейчас они остались в гордом одиночестве. В течение трёх месяцев «Спасрезерв» заступал на дежурство ежедневно. Мы выполняли по пустой Москве до 25 выездов в сутки, накатывали до 600 километров. В один день у нас вообще была 1 000 километров проезда в сутки: это север-юг, север-юг, север-юг. Мы выполнили тогда около 1 200 выездов для помощи людям. Мы едем к человеку, мы не знаем — ковид у него, не ковид, то есть нам нужно было полностью себя обезопасить, обезопасить людей, к которым мы приезжаем, средства защиты, все эти вещи. Я считаю, что это такая прорывная позиция для помощи городу, и мы справились. 2015 год, катастрофа в московском метро. Москва — это же огромный город, это как некоторые европейские государства. Когда что-то случилось, в одном районе беда, а весь остальной город живёт и даже может об этом не знать, если вы нам не расскажете. А.СОЛОВЬЁВА: Легко, да. Е.ШАЛИМОВА: Происходит катастрофа в московском метро. Силы гарнизона стягиваются на эту локацию, потому что там очень сложные технические работы. Соответственно оголяются районы, в которых находятся спасательные подразделения. Мы в течение двух часов собираем дополнительно три экипажа, и пока профессиональные спасатели работают под землёй, спасатели «Спасрезерва» работают на земле и спасают людей. То есть те вызовы, которые раньше выполнял профессиональный отряд, на эти сутки выполняет «Спасрезерв». А для того чтобы мы могли это делать, нас нельзя применять раз в год или раз в месяц, мы должны быть постоянно в активе. Спасение людей — это такой навык, который должен быть на кончиках пальцев. Нельзя выучиться, прийти через пять лет, когда тебе позвонили и сказали «заступай на дежурство, выезжай». М.АЛЕКСАНДРОВА: «Поехали спасать людей». Е.ШАЛИМОВА: Так не бывает. Поэтому мы заступаем на дежурство всё время, поэтому мы стоим в расчёте. И пусть в основное время у нас вызовы, может быть, не такие фееричные, не такие красивые, но они реальные, мы к реальным людям приезжаем. М.АЛЕКСАНДРОВА: А можете рассказать о «фееричных и красивых» вызовах, которые вам сейчас придут в голову, что вам запомнилось? Е.ШАЛИМОВА: Самые медийные выезды — это, конечно, животные. То есть то, по чему знают «Спасрезерв», это животные. А.СОЛОВЬЁВА: Всё время достают откуда-то кошечек. Е.ШАЛИМОВА: Конечно. Потому что наши бабушки и двери не такие интересные. Мне кажется, у нас жизнь такая сложная, что показывать ту боль, которую мы видим на выездах… Заходите в наш Telegram, почитайте спокойненько, это такая локальная история. Но это не будут показывать массово. Хотя ситуации иногда выворачивают наизнанку. Самые сложные — именно человеческие выезды, когда мы приезжаем. Нас вызвали поднять человека с пола на кровать. Мы заходим в квартиру и понимаем, что на полу лежит женщина с очень тяжкими заболеваниями, что ей очень тяжело. Не буду описывать всю историю. Самое главное, что она нуждается не в том, чтобы её подняли с пола на кровать, она нуждается в медицинской помощи. А просят помочь поднять две её дочки, которым примерно в районе пятидесяти лет, и обе инвалиды по психиатрическому диагнозу. А.СОЛОВЬЁВА: И что вы делаете в этой ситуации? Е.ШАЛИМОВА: Мы вызываем скорую, женщину госпитализируют и в скорой остаётся контактный телефон нашего отряда. Потому что девочки не смогут. Мы им говорим, что маму нужно в больницу класть, они говорят «нет, нам её нужно поднять». То есть они минимально себя обслуживают, но не понимают, что происходит. А.СОЛОВЬЁВА: То есть они себя обслужить не могут, по сути. Е.ШАЛИМОВА: Какая-то помощь есть, соцработник приходит, но минималка. И дальше ситуация развивается следующим образом: через неделю звонок на наш телефон, нам звонят из социальной службы, чтобы спросить: а можно ли женщину забрать домой? Не этим девочкам звонят, а звонят нам. Мы рассказываем, что эту женщину нельзя просто так отвозить домой, что этой семье нужна помощь. Социальная служба забирает это в работу. Апофеоз этой ситуации, к сожалению, грустный: женщина умерла. А так как наш телефон находится в работе, то звонят нам и говорят: вы почему маму из морга не забираете? Представляете, диспетчер, который снимает трубку, ему говорят. М.АЛЕКСАНДРОВА: Ему тоже понадобится психологическая помощь, скорее всего, после того звонка. Е.ШАЛИМОВА: Такие случаи не медийные. А медийные — совершенно замечательная кошка. М.АЛЕКСАНДРОВА: О них мы поговорим сразу после выпуска новостей на «Говорит Москва». У нас в гостях заместитель начальника отряда «Спасрезерв» Елена Александровна Шалимова. НОВОСТИ М.АЛЕКСАНДРОВА: 13 часов 36 минут. Всем доброго дня. В студии Анна Соловьёва. А.СОЛОВЬЁВА: Марина Александрова. М.АЛЕКСАНДРОВА: Программа «Выход в город», которая подготовлена совместно с программой мэра Москвы «Мой район». Сегодня мы говорим о безопасности в большом городе вместе с заместителем начальника отряда «Спасрезерв» Еленой Александровной Шалимовой. Елена Александровна, здравствуйте ещё раз. А.СОЛОВЬЁВА: Здравствуйте ещё раз. Е.ШАЛИМОВА: Здравствуйте. А.СОЛОВЬЁВА: Мы на очень интересной теме остановились. М.АЛЕКСАНДРОВА: На ёжиках. А.СОЛОВЬЁВА: Вы рассказывали самые яркие истории. Была печальная история в прошлой получасовке. Ну что делать, это наша жизнь, без этого никуда. Знаете как, солнце взошло, ночь и день. А теперь ёжики. М.АЛЕКСАНДРОВА: История про ёжиков. Е.ШАЛИМОВА: Чемпионы по попаданию во всякие нестандартные ситуации, мне кажется, котики. А.СОЛОВЬЁВА: Это очевидно, потому что их очень много. Е.ШАЛИМОВА: Это котики, это птички. Это я по статистике наших выездов смотрю. Мне хочется, чтобы всё-таки мы не только с вами сказки рассказывали, но и какую-то пользу извлекли из этого. Мы если пройдём по городу, мы поймём — окошки, окошки, балконы, балконы, при этом мы понимаем, что наверно в каждой третьей квартире живёт котик. Но специальных сеток для того, чтобы этот котик не вывалился из окошка, нет. А.СОЛОВЬЁВА: Есть, но мало. Е.ШАЛИМОВА: В общем, надо искать. Наша статистика говорит о том, что это не совсем бесполезные девайсы. Котики вываливаются, прыгают за птичками. Стандартные сетки, которые защищают нас от комаров и мух, не выдерживают котиков. А.СОЛОВЬЁВА: Они вместе с этой сеткой выпадают. Е.ШАЛИМОВА: К сожалению, мы имеем не очень хорошие истории. Теперь про смешное и про хорошее. Несколько дней назад, в начале апреля, нас направила служба «112» помочь котику, который засунул лапку в оконную створку. При этом нас ждут в квартире. Экипаж едет и удивляется, для чего вызывают спасателей? Если квартира открыта, хозяева рядом, в чём проблема, почему они не могут этого котика приподнять и вытащить лапку из форточки? Заходят в квартиру и первое, что их встречает — лоток метр на полтора размером. Спасатели начинают задумываться, к какому же котику мы приехали. Выясняется, что котик породы саванна, это гибрид сервала и обычного кота. Они есть разной степени дикости, я не знаю, как правильно это называется. А.СОЛОВЬЁВА: Размером с алабая примерно. Е.ШАЛИМОВА: 58 сантиметров в холке. Совершенно замечательный котик в горошек, красивый невозможно, с огромными зубами, с элегантными лапами, с огромными, как кинжалы, когтями, практически прикован к окну, то есть лапа одна зажата. Он сидит, он не висит, но второй свободной лапкой размахивает на метр — не подходи. А.СОЛОВЬЁВА: А когти же у него наверно. Е.ШАЛИМОВА: И когти, и зубы. Нас встречают в квартире хозяева, у которых руки перебинтованы, они к этому коту подойти не могут. В ходе разговора выяснилось, что кота нельзя седировать. Кстати, мы это сделать не смогли бы. А самое главное, что уходит драгоценное время, потому что у котика лапка зажата — это синдром длительного сдавливания, то есть это грозит потерей лапки. Мы понимаем, что разборки с ветеринарами, способы «с танцами с бубнами», как подойти к этому коту, ни к чему хорошему не приведут. М.АЛЕКСАНДРОВА: Не нарушив его личное пространство. Е.ШАЛИМОВА: А личное пространство он не даёт нарушать. То есть боевая одежда пожарного, подушки, одеяла — всё то, что уже испробовали хозяева, — не подходит, кот всё расцарапает. И для того чтобы спасти котика, нашим спасателям пришлось спуститься с 42-го этажа на 41-й, чтобы вытащить лапку снаружи. Это был самый безопасный способ. Кот на 41-м этаже, хозяева квартиры на 42-м этаже разрешили сделать альпинистский спуск. Казалось бы, самое безопасное — спуститься к коту с 42-го этажа. Это реально был самый безопасный способ и для спасателей, и для кота. Вот такие штуки у нас бывают. М.АЛЕКСАНДРОВА: Так вызовут тебя к котику, а там сидит рысь. А.СОЛОВЬЁВА: А там не котик, а тигр встречает, как Metro-Goldwyn-Mayer. М.АЛЕКСАНДРОВА: Примерно так же и выглядит ещё. Е.ШАЛИМОВА: Финал был фееричен: котишка, когда его освободили, забился в шкаф и пару дней сидел там. М.АЛЕКСАНДРОВА: Закрылся с обратной стороны и не выходил. Е.ШАЛИМОВА: Наверное. А.СОЛОВЬЁВА: А часто такое бывает? Сейчас же мода на экзотических животных, более того, люди диких животных дома держат. М.АЛЕКСАНДРОВА: Часто приходится их спасать? А.СОЛОВЬЁВА: Вот вы говорили про ёжика. Е.ШАЛИМОВА: Ёжик просто попал в западню. Бетонная стенка и там отверстие, зачем-то ёжик в него залез и застрял. Попа не пролезла, как у того Винни-Пуха. Ребятам пришлось делать такой тоннельчик, чтобы ёжика безопасно вытащить, и тянуть ёжика на себя со стороны попки, потому что вперёд он не мог пролезть, для того чтобы освободить. Сильно специфического спасения не произошло, просто надо было догадаться, что ёжика нужно аккуратно обложить специальными ленточками. У нас есть такие ленточки, которыми мы прокладываем, когда вскрываем двери, смотрим, где закрывается замок. Этим тонким пластиком обернули ежа и вытащили.М.АЛЕКСАНДРОВА: Кстати, часто к вам обращаются по поводу дверей, которые не могут открыть, или что-то ещё интересное с ними происходит? А.СОЛОВЬЁВА: Вы обещали дать нам, в том числе, несколько советов, потому что я выяснила, что всё неправильно делаю. Про задвижки вы говорили в перерыве. Е.ШАЛИМОВА: Двери — это наверно одна треть всех наших выездов. Тип вызова называется «дверь». Дверь есть двух типов. Одни двери с угрозой жизни — это значит, что внутри квартиры кому-то угрожает опасность. Такие двери вскрываются аварийно, вскрываются быстро и здесь о сохранности имущества речи не идёт. Хотя, конечно, всегда спасатели стараются имущество сохранить, потому что никому неинтересно менять дверь. Но мы не всегда это можем сделать, особенно если речь идёт о жизни и смерти. Нас заявители встречают и говорят «мне всё равно что с дверью, давайте только быстро», и мы понимаем, что нужно быстро. А.СОЛОВЬЁВА: Автогеном её просто вырезают и всё. Е.ШАЛИМОВА: Нет, не автогеном, есть слесарные инструменты. Иногда безопаснее вскрыть, ригели спилить бензорезом. Всё зависит от типа звонка. «Дверь ЧП» — что это такое? Мама оставила своего трёхлетнего малыша под присмотр своей мамы (бабушки). Ребёнку три года, бабушка в очень хорошем возрасте, всего-то 65 лет. Мама уехала на работу. Звонит — бабушка не отвечает; раз звонит, два звонит, три звонит. Я бы подумала, что не слышит, спать укладывает, гулять ушла. Но что-то женщину насторожило. Она бросила все дела, приехала с другого конца города. В результате, когда вскрыли дверь, застали малыша, у бабушки инсульт. Слава богу, что мама приехала вовремя. Это называется «дверь ЧП», то есть когда нет времени думать, выбирать более гуманный способ, здесь нужно быстро вскрывать дверь. М.АЛЕКСАНДРОВА: А мама не могла сама открыть дверь, потому что она была закрыта изнутри? Е.ШАЛИМОВА: Мама не могла открыть дверь, потому что там была задвижка. А.СОЛОВЬЁВА: Та самая задвижка. Е.ШАЛИМОВА: Когда у нас нет задвижки на двери, то у нас есть ключи, можно ключи оставить соседям, хотя бы что-то можно сделать безопасно и быстро. А когда у нас задвижка, то нам надо понять: какой тип задвижки, как она закрыта, можем ли мы её хоть каким-то образом протолкнуть. То есть задвижка это хуже, чем замок. Бабушкам стареньким мы просто задвижки снимаем, конечно, по согласованию с ними. Если мы приехали открывать дверь пожилым людям, мы родственников стараемся убедить, бабушек стараемся убедить — оставьте, пожалуйста, замки, не нужны вам эти задвижки. Это очень страшная история. Самое главное, что задвижки в самый неподходящий момент закрывают животные: коты прекрасно закрывают, собаки прекрасно закрывают. Маленькие дети способные, два с половиной года. Вы не думайте, что два с половиной года он у вас задвижку не закроет. Вы пойдёте мусор выносить, придёте к закрытой двери. М.АЛЕКСАНДРОВА: Задвижка — это зло. Е.ШАЛИМОВА: Задвижка — это зло — мы это пишем в каждом нашем отчёте, мы прям большими буквами пишем «ЗАДВИЖКА». А.СОЛОВЬЁВА: И до сих пор это продолжается, всё равно все пользуются задвижкой. Е.ШАЛИМОВА: Мы с вами как начали металлические двери ставить в 90-х годах, так мы и ставим с задвижкой. Я вам больше скажу: я себе меняла металлическую дверь; конечно, я в техзадании написала, что мне задвижка не нужна. Мне пришла дверь с задвижкой. Это такой наработанный процесс. А.СОЛОВЬЁВА: Такое ощущение, что по умолчанию делают задвижку. М.АЛЕКСАНДРОВА: Менталитет у нас такой: должна быть задвижка. А.СОЛОВЬЁВА: Потому что люди думают: я ложусь спать, я закрываю задвижку. Е.ШАЛИМОВА: Закройте на замок. А.СОЛОВЬЁВА: Они думают: воры попробуют замок вскрыть, а задвижку они не откроют. Е.ШАЛИМОВА: Мне кажется, Москва сейчас стала гораздо безопаснее. Это действительно наследие наших 90-х, когда мы боялись. Сейчас, мне кажется, гораздо безопаснее город, и уже надо нам менять свой менталитет. М.АЛЕКСАНДРОВА: Вспомните фильмы из 90-х, когда ты открываешь дверь, на ней остаётся цепочка, и какой-нибудь опасный человек цепочку просто снимает. А.СОЛОВЬЁВА: Цепочка — это лёгкий вариант, задвижка намного сложнее. Е.ШАЛИМОВА: Цепочка — это полбеды, но тоже нехорошо. А вот задвижечки, которые закручиваются, — ох! Особенно бабушки в состоянии аффекта умудряются так эту задвижку закрутить руками, что потом спасатели открутить не могут. М.АЛЕКСАНДРОВА: Наш слушатель Добрый Дог пишет: «Коллеги, большой привет вам от Грифа-8 ССиНМП им.Пучкова. За 17 лет стажа работы на скорой постоянно взаимодействуем с МЧС вообще и со «Спасрезервом» в частности. Спасибо вам, профессионалы. Без вас нам — край». Е.ШАЛИМОВА: Боже мой, как приятно, спасибо большое! Спасибо всем оперативным службам, которые с нами взаимодействуют, которые с нами работают, которые нам доверяют. Ваши слова, ваше доверие — это мотивация добровольцев работать. Потому что никаких плюшек у нас нет, реально никаких плюшек нет. Но добрые слова и добрые дела — это такой стимул к работе! А.СОЛОВЬЁВА: Это наш постоянный слушатель Добрый Дог. Катя спрашивает: «А как насчёт двух дверей — старой и новой?» Ведь у многих ещё и две двери. М.АЛЕКСАНДРОВА: Это комбо просто какое-то. Е.ШАЛИМОВА: Пожилой человек пошёл купаться (бабушка, дедушка, неважно). Она присела в ванну, а вылезти сил нет. В результате бабушка у нас оказывается за тремя дверьми: одна в ванной и две входные. А.СОЛОВЬЁВА: Такое бывает? Е.ШАЛИМОВА: Такое бывает. Соответственно, какие у нас варианты? Мы можем входить в окно, если есть возможность, можем входить через двери. Это уже по ситуации. Но задвижка всегда плохо. М.АЛЕКСАНДРОВА: Елена Александровна, а можно сказать, что какие-то районы, с вашей профессиональной точки зрения, более опасные или безопасные. Е.ШАЛИМОВА: На такой вопрос я ответить не смогу. Я могу сказать так: экипажи «Спасрезерва» дислоцируются в Центральном административном округе и в Восточном административном округе. А.СОЛОВЬЁВА: То есть у вас ЦАО и ВАО. Е.ШАЛИМОВА: Да. С юго-востоком у нас несколько сложно сейчас, вопрос в количестве автомобилей, которые мы можем выставить на дежурство. Мы будем надеяться, что жизнь жителей Центрального и Восточного округа мы делаем безопасней, потому что туда мы можем приехать быстрее всего. А.СОЛОВЬЁВА: Хороший вопрос, я бы хотела его задать: «Если в квартире живёт пожилой человек, какие советы дадите ему и его родственникам?» Базовые советы. Е.ШАЛИМОВА: Спасибо вам большое за этот вопрос, потому что это очень серьёзная тема, о которой нужно говорить. Во-первых, хорошо бы, если вы родственники, мониторили состояние пожилого человека. Что можно сделать? Некоторые ставят видеонаблюдение, это вообще шикарно. То есть когда звонит женщина и говорит: «У меня в квартире стоит видеонаблюдение, я вижу, что моя мама упала, и она беспомощна»; это замечательно — во-первых, быстро можно оказать помощь; во-вторых, понятно, что за дверью происходит. Установка видеонаблюдения — это очень редко, но очень эффективно. Во-вторых, конечно, с родственниками желательно общаться для того чтобы понимать, когда мама или папа пожилые, или просто нездоровые (у нас могут быть люди гораздо моложе, которым требуется уход) перестанут выходить на связь. Очень часто наступает такой момент, когда пожилой человек обслуживал себя сам, всё было нормально, и наступил момент, когда он один жить не может, и вы не можете, например, его забрать к себе. Здесь надо говорить о том, что человеку нужна помощь не только соцработника, который два раза в неделю придёт, принесёт продукты, а возможно нужен более серьёзный уход, чтобы была сиделка с проживанием. Как это, например, выражается? Женщина падает, нас направляют поднять с пола на кровать. И мы понимаем, что мы едем уже восьмой, девятый раз по этому адресу. Почему она падает? Потому что она очень интеллигентная и она не курит в кровати, поэтому для того чтобы покурить, а ей хочется покурить (курильщики знают, что это просто непреодолимое желание), она встаёт и кое-как по стенке, как угодно, но она доходит до кухни. Дальше она садится на табуретку, она покурила и упала. Это же не работа спасателей — приезжать и поднимать бабушку. А.СОЛОВЬЁВА: Которая это делает постоянно. Е.ШАЛИМОВА: Одно дело, когда это первый раз случилось и человек грузный, 120, 130, 140, 170 килограммов, это же очень много. В наших узких квартирах часто человек грузный упавший занимает собой всю площадь, и поднять этого человека задачка не из простых. Экипаж прямо-таки изобретает, каким образом это сделать. Чем ещё опасны падения? Пока у вас бабушка на своих ногах, лучше заранее о ней позаботиться, чем когда она упадёт, сломает шейку бедра (это вполне себе нормальный вариант в таком случае), и тогда она у вас будет лежать. Это ещё хуже. И вам всё равно придётся нанимать сиделку. Поэтому эти вещи надо предупредить. Дальше, пожилым людям по стенке — поручни, ручки, всякие хваталки, чтобы они могли держаться; обязательно хваталки и ручки в туалете. Вы не представляете, какое количество пожилых людей не могут встать с унитаза. Это страшное дело. Они сидят, они боятся об этом сказать, они не говорят об этом родственникам. А.СОЛОВЬЁВА: Ведь это очень просто, эти насадки продаются. Е.ШАЛИМОВА: Надо делать. М.АЛЕКСАНДРОВА: Стесняются сказать? Е.ШАЛИМОВА: Конечно! Когда человек сутки сидит в туалете, как вы думаете, когда мы приехали по этому вызову, конечно человек поехал уже в больницу. Нельзя его просто поднять, перенести на кровать и оставить. Это госпитализация, это кратное ухудшение состояния. Убрать коврики, за которые можно зацепиться, освободить проходы по возможности. Иногда чтобы транспортировать человека в скорую помощь, мы выносим мебель из квартиры. Потому что мы так живём, это жизнь, куда с этим деваться. А.СОЛОВЬЁВА: Вы это видите на самом деле каждый день, можете сказать, как-то менталитет у людей меняется или всё-таки нет? Е.ШАЛИМОВА: Я считаю, сейчас стало гораздо больше людей, ответственных детей или родственников, которые нанимают сиделок для того чтобы ухаживать за пожилыми родителями. Это с одной стороны. А с другой стороны, это специфика нашей работы, когда мы приезжаем и понимаем, что квартира неухожена, человек неухожен, что бельё ему не меняли. Это специфика, а куда деваться. А.СОЛОВЬЁВА: А много совершенно одиноких людей или, как правило, у них есть родственники? Е.ШАЛИМОВА: Мы не можем об этом знать, потому что мы соприкасаемся в тот момент, когда мы приехали. Мы получаем дополнительную информацию, когда мы один, два, три раза едем по одному и тому же поводу, тут уже начинаешь задумываться: а что же там происходит и каким способом можно эту ситуацию купировать. Не всегда мы в силах помочь, очень часто люди выбирают такой образ жизни. У нас был вариант, когда мы приехали, сначала дверь вскрывали, потом этого человека нужно было поднять. Он в очень тяжёлом состоянии, мы вызываем скорую. И доктор скорой говорит (я не смогу эту интонацию передать): «Ну что же ты, засранец, себя довёл до такого состояния» — это не с укоризной, а с сожалением говорит человек. Тот мужчина выбрал такой образ жизни. На выпивку он нашёл средства, а стимула жить у него нет. А бывает случай, когда мы приезжаем, вскрываем дверь, посередине комнаты пожилой человек в окружении пивных бутылок. Его сын заходит с нами в квартиру и у взрослого мужчины слёзы на глазах, он говорит: «Папа, ну что же ты за человек такой». Он ехал с работы, спасатели ехали. И ничего с этим сделать нельзя. И это не вопрос: ухода или неухода со стороны родственников. М.АЛЕКСАНДРОВА: Здесь нужна помощь, конечно, специалиста, потом что алкоголизм — это очень сложная история. Ещё хотела у вас, Елена Александровна, спросить: после того когда вы принимаете вызов, выезжаете на вызов, помогаете человеку, вы через какое-то время связываетесь с этим человеком, спрашиваете, как у него дела? Е.ШАЛИМОВА: Нет, не коммуницируем по этому поводу. В общем-то, это и не входит в наши задачи. И знаете, это очень сложно, всё у нас не очень весело получается, но это жизнь. Мне иногда говорят: Елена Александровна, давайте мы спросим у тех людей, которым вы помогали, что они вам скажут, как у них дела. И тут мне необходимо было найти несколько человек; я обзваниваю десять телефонов и понимаю, что по пяти из них ситуация только ухудшилась. Иногда нам и разговаривать потом не с кем. Всё-таки мы спасательная служба, у нас не совсем весёлые будни, вот в чём дело, то есть мы не крестиком вышиваем. И зовут нас к людям, которые находятся в критическом состоянии, и трудно нам узнать, как дальше происходит. М.АЛЕКСАНДРОВА: Я ещё знаю, что вы помогаете инвалидам, в частности, с транспортировкой. Е.ШАЛИМОВА: Сейчас есть платные службы медицинские, которые взяли человека из больницы, транспортировали до дома и подняли на этаж. Но не у всех есть возможность оплатить такую услугу. Если довезти до дома можно, то есть больница закажет санитарный транспорт специальный, то поднять на этаж уже целая история. Одно дело, когда человек не очень грузный, могут родственники каким-то образом поднять, а когда человек большого веса — это уже беда-беда. Даже одиннадцать ступенек — это очень серьёзно, уже не будем говорить о том, если это «хрущёвка», пятый этаж, лифта нет, это целая спасательная операция. Причём человек ослаблен, человеку плохо и нести его надо очень аккуратно для того, чтобы ситуацию не ухудшить. Нам здоровым, когда нас несут, кажется, что всё вроде бы ничего, а для человека, который пережил операцию, когда у него свежие раны, каждый шаг отдаётся в этой ране. В Москве дороги ровные, скорая помощь везёт и везёт, а есть не в Москве дороги — сплошные ухабы, и проблема не в том, что все рессоры мы сломаем и машину раздолбим, а проблема в том, что человек, который находится в машине, каждую выбоинку чувствует собой. Это очень иногда неприятно. То есть это надо на своей шкуре попробовать. А.СОЛОВЬЁВА: Я хотела ещё спросить о детях. Дети сами звонят в службу спасения и какие с ними происходят истории?Е.ШАЛИМОВА: Мы напрямую не можем такой вызов принять, дети звонят в службу «101» или «112». Но что у нас делают детки: детки надевают на пальчики различные колечки; засовывают пальчики в дырочки, из которых потом нельзя вытащить. А.СОЛОВЬЁВА: Это самое распространённое. Е.ШАЛИМОВА: Задвижки закрывают. М.АЛЕКСАНДРОВА: Елена Александровна, что вас объединяет в отряде «Спасрезерв»? Е.ШАЛИМОВА: Мне кажется, что объединяют добрые сердца. М.АЛЕКСАНДРОВА: Это самое главное. Друзья, у нас в гостях была заместитель начальника отряда «Спасрезерв» Елена Александровна Шалимова. Елена Александровна, большое вам спасибо. Вы делаете очень важную работу. А.СОЛОВЬЁВА: Спасибо за вашу работу.