Как кофеин сформировал современный мир      

Эспрессо или с молоком? До еды или после? С собой или на месте? Кажется, культура потребления кофе стала неотделимой частью жизни западного сообщества. Но в чем секрет этого напитка и, шире, в чем секрет и манящая тайна кофеина — не только в виде маленьких черных зерен, но и в виде, скажем, зеленых листьев чая? Публикуем перевод эссе автора и писателя Малкольма Гладуэлла о том, как кофеин повлиял на формирование западной культуры.

#note1 {display: none;} .block { background: #f5f5f5; border: 0px ; text-align: left; width: 300px; z-index: 1; padding: 10px; font-family: sans-serif; font-size: small; } .spoiler > .block {display: none; position: absolute;} .spoiler > input:checked + .block {display: block;} label {font-size: small; vertical-align: super;} label:hover {cursor: pointer; text-shadow: 1px 1px 2px #f5f5f5, 0 0 1em #f5f5f5; } .marker { background: #FFE3E0; background: linear-gradient(180deg,rgba(255,255,255,0) 45%, #FFE3E0 55%); }

Оригинальная Coca-Cola представляла собой напиток конца XIX века, известный как Pemberton’s French Wine Coca, — смесь алкоголя, богатого кофеином ореха кола и коки, сырого ингредиента кокаина. Перед лицом социального давления компания сначала отказалась от вина, а затем — и от коки, уступив место более простому и известному нам современному напитку: газированной воде с кофеином и сахаром, от которой вы вряд ли получите такой же эффект, как от чашки кофе. Но разве это то, что мы думаем о Coca-Cola? Вовсе нет. В тридцатых годах у коммерческого художника по имени Хэддон Сандблом возникла яркая идея изобразить своего дородного друга в красном костюме Санта-Клауса с бутылкой лимонада в руке и разместить изображение на рекламных щитах и ​​в объявлениях по всей стране. Так Coca-Cola волшебным образом преобразилась и возродилась как «кофеин для детей», то есть кофеин без каких-либо серьезных оттенков воздействия, как, например, у чистого кофе и чая для взрослых. Это стало — как было сказано в рекламе Сандблома с изображением Санты — «освежающей паузой». Добавило жизни. Заставило мир петь от удовольствия.

Одна из вещей, которые всегда делали наркотики столь сильным явлением, — это их культурная адаптивность, способ получения дополнительных значений за пределами их фармакологии. Например, мы думаем о марихуане как о наркотике вялости и недовольства. Но в Колумбии, как пишет историк Дэвид Т. Кортрайт в своей книге «Силы привычки»: «крестьяне хвастаются, что каннабис помогает им quita el cansancio, или уменьшить усталость; увеличить их fuerza и ánimo, или силу и дух; и стать incansable, то есть неутомимыми».

В Германии сразу после Второй мировой войны сигареты на короткое время и совершенно внезапно стали эквивалентом крэк-кокаина. «До определенного момента большинство заядлых курильщиков предпочитали обходиться без еды даже в самых экстремальных условиях питания, а не отказываться от табака», — говорится в одном из отчетов того периода. «Многие домохозяйки… обменивали жир и сахар на сигареты». Даже такой демонизированный наркотик, как опиум, когда-то рассматривался в более благоприятном свете. В 1830-х годах дед Франклина Делано Рузвельта, Уоррен Делано II, сколотил состояние семьи, экспортируя наркотик в Китай, и Делано смог настолько правдоподобно приукрасить свою деятельность, что никто и никогда не обвинял его внука в том, что он является отпрыском наркобарона.

И все же, как напоминают нам Беннетт Алан Вайнберг и Бонни К. Билер в своей чудесной книге «Мир кофеина», нет наркотика, который адаптировался бы так легко, как кофеин — Зелиг❓Вероятно, автор отсылает к одноименному фильму Вуди Аллена, герой которого, еврей по фамилии Зелиг, умел перевоплощаться в людей, с которыми он общается, — прим. ред. среди химических стимуляторов.

В одной своей форме, это наркотик, который предпочитают интеллектуалы и артисты, в другой — домохозяйки; в третьей — дзен-монахи; а в четвертой — дети, очарованные толстым мужчиной, который спускается по дымоходам

Король Густав III, правивший Швецией во второй половине XVIII века, был настолько убежден в особой опасности кофе по сравнению со всеми другими формами кофеина, что разработал сложный эксперимент. Он приговорил одного осужденного убийцу к тому, чтобы тот пил кофе чашку за чашкой, пока не умрет, а другого убийцу — к пожизненному чаепитию в качестве контроля над чистотой эксперимента. К сожалению, два доктора, ответственные за исследование, умерли раньше подопечных, затем был убит сам Густав и, наконец, убийца, пьющий чай, умер в возрасте восьмидесяти трех лет от старости, оставив первого подопытного наедине с его эспрессо и некоторыми сомнениями относительно предполагаемой токсичности кофе.

Позже различные формы кофеина стали разделять по социологическим признакам. Вольфганг Шивельбуш в своей книге «Вкусы рая» утверждает, что в XVIII веке кофе символизировал растущий средний класс, тогда как его главный кофеиновый конкурент в те годы — какао, или, как его называли в то время, шоколад, — был напитком аристократии.

«Гете, который использовал искусство как средство, чтобы вырваться из среднего класса в аристократию, и который как член придворного общества сохранял чувство аристократического спокойствия даже в разгар огромной продуктивности, создал культ шоколада и избегал кофе, — пишет Шивельбуш. — Бальзак, который, несмотря на свою сентиментальную преданность монархии, жил и трудился ради литературного рынка и только ради него, стал одним из самых чрезмерных любителей кофе в истории. Здесь мы видим два принципиально разных стиля работы и средств стимуляции — принципиально разные психологии и физиологии».

Сегодня, конечно, главное культурное различие делается между кофе и чаем, которые, согласно списку, составленному Вайнбергом и Билер, стали олицетворять почти полностью противоположные категории:

Аспекты кофе — мужской, шумный, снисходительный, упрямый, топология, Хайдеггер, Бетховен, либертарианец, беспорядочные половые связи

Аспекты чая — женский, приличный, умеренный, романтичный, геометрия, Карнап, Моцарт, статист, непорочность

Иными словами, то, что американская революция началась с символического отказа от чая в Бостонской гавани, имеет некоторый смысл. Настоящие революционеры, естественно, предпочли бы кофе. Напротив, борцы за свободу Канады сто лет спустя пили чай. И где была добыта автономия Канады? Не на залитых кровью полях Лексингтона и Конкорда, а в изысканных гостиных Вестминстера за чашкой прекрасного дарджилинга и маленькими треугольными бутербродами с огурцами.

Все это немного озадачивает. Мы не фетишизируем разницу между людьми, которые едят лосося или тунца, или людьми, которым нравится глазунья или омлет. Так зачем уделять столько внимания тому, в каком виде люди предпочитают кофеин?

В чашке кофе его содержится от ста до двухсот пятидесяти миллиграммов; черный чай, заваренный в течение четырех минут, содержит от сорока до ста миллиграммов. Но это несоответствие исчезает, если учесть, что многие любители чая выпивают более одной чашки за раз. Кофеин есть кофеин. «Чем больше об этом думают, — пишут Вайнберг и Билер, — тем более парадоксальной начинает казаться двойственность в культуре кофеина. В конце концов, и кофе, и чай представляют собой ароматные настои на основе растений, которые подаются горячими или холодными в одинаковых количествах; оба часто смешиваются со сливками или сахаром; оба доступны практически в любом продуктовом магазине или ресторане цивилизованного общества; и оба содержат идентичный психоактивный алкалоидный стимулятор, кофеин».

Казалось бы, имеет больше смысла проводить различия, основываясь на том, как метаболизируется кофеин, а не на том, как его подают. Кофеин, поступи он к вам через кофе, чай или безалкогольный напиток, легко перемещается из желудка и кишечника в кровоток, оттуда — в органы, и вскоре — почти во все клетки тела. Именно в этом кроется причина, по которой кофеин является таким прекрасным стимулятором.

Большинство веществ не могут преодолеть гематоэнцефалический барьер, который является защитным механизмом организма, предотвращающим проникновение вирусов или токсинов в центральную нервную систему. Кофеин справляется с легкостью

В течение часа или около того он достигает максимальной концентрации в головном мозге, где выполняет ряд функций, в основном блокируя действие аденозина, нейромодулятора, который вызывает сонливость, снижает кровяное давление и замедляет сердцебиение. Затем, так же быстро, как он накапливается в мозге и тканях, кофеин выводится из организма — поэтому он так безопасен. (В обычных количествах кофеин никогда не был однозначно связан с серьезными заболеваниями.)

Но то, насколько быстро он покидает организм, разительно отличается от человека к человеку. Мужчина весом 90 килограммов, выпивающий чашку кофе с сотней миллиграммов кофеина, будет иметь максимальную концентрацию кофеина с примерно одним миллиграммом на килограмм веса тела. Женщина весом 50 килограммов, выпившая ту же чашку кофе, достигнет концентрации кофеина в два миллиграмма на один килограмм веса, что в два раза выше. Кроме того, если женщина принимает противозачаточные таблетки, скорость, с которой она выводит кофеин из своего тела, значительно замедляется. (Некоторые из побочных эффектов, которые испытывают женщины, принимающие противозачаточные таблетки, на самом деле могут быть вызваны кофеиновым тремором, связанным с внезапной новоприобретенной неспособностью переносить столько кофе, как раньше, до приема таблеток).

Беременность снижает способность женщины перерабатывать кофеин еще больше. Период полувыведения кофеина у взрослого человека составляет примерно три с половиной часа, у беременной женщины — восемнадцать часов. (Даже четырехмесячный ребенок перерабатывает кофеин более эффективно). Таким образом, средний мужчина и женщина, сидящие с чашечкой кофе, не равны в глазах фармацевтики: в действительности женщина находится под гораздо более сильным воздействием. Учитывая эти различия, можно подумать, что вместо того, чтобы противопоставлять кофеиновые культуры чая и кофе, стоит противопоставлять кофеиновые культуры мужчин и женщин.

Но мы не будем этого делать, и по уважительной причине. Анализ кофеина по гендерному признаку не оправдывает его способность проникать в каждый аспект нашей жизни и не только влиять на культуру, но даже создавать ее. Возьмем репутацию кофе как напитка «мыслителей», которая пришла из Европы XVIII века, где кофейни играли важную роль в формировании эгалитарного, инклюзивного духа, охватившего тогда континент. Сперва они возникли в Лондоне, что настолько встревожило Карла II, что в 1676 году он попытался их запретить. Не вышло — к 1700 году в Лондоне были сотни кофеен […]. Затем движение распространилось на Париж, и к концу XVIII века количество кофеен исчислялось сотнями — самая известная, Café de la Régence, недалеко от Пале-Рояль, среди клиентов которой были Робеспьер, Наполеон, Вольтер, Виктор Гюго, Теофиль Готье, Руссо и герцог Ришелье.

Раньше, когда мужчины собирались вместе в общественных местах, чтобы пообщаться, они делали это в барах, которые представляли собой определенные социально-экономические ниши и из-за употребляемого алкоголя задавали особый вид и тон разговора. Новые кофейни, напротив, объединяли представителей самых разных слоев общества и профессий, и служили стимулятором, а не депрессантом. «Нет ничего экстравагантного в том, чтобы утверждать, что именно в этих местах искусство разговора стало основой нового литературного стиля и что так зародился новый идеал общего образования в области письма», — пишут Вайнберг и Билер.

Стоит также отметить, что в оригинальных кофейнях почти все курили, а никотин точно так же, как и кофеин, имеет характерный физиологический эффект. Он смягчает настроение и привлекает внимание, и, что более важно, удваивает скорость метаболизма кофеина: он позволяет выпивать его в два раза больше. Другими словами, первоначально кофейня была местом, где мужчины любого типа могли проводить весь день: табак, который они курили, позволял пить кофе сутками, а кофе, который они пили, вдохновлял их говорить без остановки. Вероятно, именно из этого произошло Просвещение. […]

Источник: nordwood / unsplash.com

Со временем кофеин перекочевал из кафе в дома. В Америке кофе восторжествовал из-за близости страны к новым кофейным плантациям Карибского бассейна и Латинской Америки, а также того факта, что на протяжении всего XIX века пошлины на его ввоз были незначительными. Кортрайт рассказывает, что в начале двадцатых годов прошлого века Бразилия «поставляла беспрерывный поток кофе, произведенного рабами. Потребление на душу населения в Америке, составлявшее три фунта в год (примерно 1,3 кг — прим.ред) в 1830 году, к 1859 году выросло до восьми фунтов (примерно 3,6 кг — прим.ред)».

По словам Вайнберга и Билер, этот поток кофеина способствовал процессу индустриализации, помогая «большому количеству людей координировать свои рабочие графики, давая им энергию для того, чтобы начать работу в определенное время и продолжать ее до тех пор, пока есть необходимость». Следует помнить, что до XVIII века многие жители Запада пили пиво почти постоянно, даже начиная с него свой день […] — теперь же они начинали его с чашки крепкого кофе.

Один из способов объяснить промышленную революцию — это назвать ее неизбежным следствием мира, в котором люди внезапно предпочли быть нервными, а не пьяными. И в современном мире не могло быть другого пути

В XX веке профессии изменились […], интеллектуальный героизм стал делом выдержки. Джеймс Глейк, пишущий о Манхэттенском проекте в биографии физика Ричарда Фейнмана «Гений», говорит о нем следующим образом: «День Фейнмана начинался в 8:30 и заканчивался через пятнадцать часов. Иногда он вообще не мог покинуть вычислительный центр. Однажды он проработал тридцать один час, а на следующий день обнаружил, что ошибка, случившаяся через несколько минут после того, как он лег спать, остановила работу всей команды. В его распоряжении было всего несколько перерывов». Отражают ли эти достижения Фейнмана более высокий природный талант… или же он просто пил намного больше кофе?

Пол Хоффман в книге «Человек, который любил только числа» пишет о легендарном математике двадцатого века Поле Эрдеше, что «он работал по девятнадцать часов в день, поддерживая себя 10–20 миллиграммами бензедрина или риталина, крепким эспрессо и кофеиновыми таблетками. «Математик, — любил говорить Эрдеш, — это машина для превращения кофе в теоремы»». Однажды друг поспорил с Эрдешем на пятьсот долларов, что тот не сможет бросить употреблять амфетамины в течение месяца. Эрдеш принял пари и выиграл, но во время воздержания обнаружил, что не способен к серьезной работе. «Ты отбросил математику на месяц назад», — сказал он своему другу, когда забирал выигранные деньги, и немедленно вернулся к своим таблеткам.

Настоящее «я» Эрдеша было менее реальным и менее знакомым ему, чем его искаженное «я», и это утверждение более или менее правомерно и для всего остального общества. Быть человеком в современную эпоху означает понимать тот факт, что мы пришли к конструированию наших эмоциональных и когнитивных состояний не просто изнутри наружу — мыслями и намерениями — но извне вовнутрь, через химические добавки. В этом смысле современная личность является синтетическим творением: умело регулируется, лечится лекарствами и дозируется кофеином так, что мы всегда можем быть бодрыми, бдительными и сосредоточенными, когда нам это нужно. Без сомнения, мы могли бы отказаться от кофеина, если бы пришлось. Но какой в ​​этом смысл? Адвокаты не получали бы оплату за свои сверхурочные. Молодые врачи отставали бы в своем обучении. Физики не делали бы своих открытий. Мы бы отодвинули мир на месяц назад.

То, что современная личность является синтетической, конечно, вызывает беспокойство. Когда мы говорим о синтетической личности или о создании нового «я» с помощью химических средств, мы думаем о тяжелых наркотиках, а не о кофеине. Тимоти Лири имел обыкновение делать такие заявления о ЛСД, и причина, по которой его психоделическая революция так и не увенчалась успехом, заключалась в том, что большинство из нас считают концепцию настройки, включения и выключения из жизни немного жуткой. […] Если мы захотим воссоздать себя, мы сперва захотим узнать, кем мы станем.

Кофеин — лучшее и самое полезное из наших лекарств, потому что в каждой своей форме он может точно ответить на этот вопрос. Это стимулятор, который блокирует действие аденозина и имеет множество обличий, к каждому из которых прилагается готовая смесь историй, суеверий и прихотей, которая придает ежедневному ритуалу блокировки аденозина смысл и цель. Налейте кофеин в красную банку — и он превратится в освежающее развлечение. Заварите его в чайнике — и он приобретет романтичность и пышность. Извлеките его из маленьких коричневых бобов, и он волшебным образом окажется сильным и целеустремленным. […]

Дайте человеку кофеин — и он станет способен на все на свете.