«У меня была дисграфия — по 80 ошибок на одной странице»

Кириллу Поехавшеву 34 года, но выглядит он на 43. Причем на «плохие» 43 года. Он тощий, заторможенный, с раскрасневшимся лицом, невнятной дикцией, как будто пьяный, волосы клоками. Кирилл был питерским мажором, тусовался по клубам, употреблял наркотики, потом по пьяни ударился головой и впал в кому. Из нее он выехал на инвалидной коляске. Жена бросила его, потому что он калека. Но он смог встать на ноги и пойти… в запой. Долго пил, скитался по наркологическим клиникам и бомжатникам, пока не решил описывать свою жизнь и ее маргинальных героев. Книги увлекли его больше, чем вещества. Сейчас он не пьет, проходит по 20 километров в день и готовит к выпуску седьмую книгу. Антон Кравцов поговорил с писателем специально для Daily Storm — о том, как он смог оттолкнуться от дна жизни и ворваться в литературу.

— Кирилл, готовясь к интервью с тобой, я воспринимал тебя, как андеграундного писателя, чьи герои — это маргиналы. Но в процессе гугления я наткнулся на твой рассказ о том, что ты представитель золотой молодежи. Сейчас, прямо скажем, ты не очень похож на мажора. Что произошло?

— Бывший представитель. Отец у меня был очень известным бизнесменом. Я с девяти лет сидел за рулем, потом права купил и ездил на «Гелендвагене», учился в престижном вузе на пилота гражданской авиации, в 19 лет у меня была своя туристическая фирма и куча денег. На футбольные матчи ездил не как сейчас, на «собаках», а на самолетах аэрофлота летал… Ну а дальше… Зачем **** (юноше) столько денег? Естественно, в ход пошло бухло типа «Ягуара», потом — «Джек Дэниэлс».

Я каждый день ходил по клубам. Нюхал кокаин, совокуплялся с такими, скажем, ВИП-шлюхами. В то время, когда пиво стоило 30 рублей, для меня потратить пять-шесть тысяч рублей за вечер было просто как сейчас сходить пачку сигарет купить.

— Ты просто у папы брал деньги?

— Да. Я был студентом и директором турфирмы. Как занимался бизнесом? У меня было в распоряжении шесть пассажирских кораблей, я приходил на причал, забирал из кассы 10-15 тысяч рублей — это для меня и сейчас огромные деньги, а прикинь, что было тогда! — и шел тусоваться в клубе. А бизнесом руководил — в те годы соцсетей и интернета не было. По кнопочному телефону периодически отзванивался. Если мне звонил папа, чтобы узнать, как дела, я говорил, что занят или у девушки. Или что я готовлю какую-то ***** (ерунду), студенческий проект… Ну и ****** (воровал), в общем, нещадно. А сам тусовался. Но потом «карьера» закончилась.

— Как?

— Бизнес мой прогорел, естественно, в ***** (полностью). Я оттуда, если по правде говорить, **** (украл) бабки и подтер ими жопу. Ладно бы на дело потратил! Считай просто как взял из кассы и разбросал их людям. Мне тогда было 24 года, у меня была девушка из Краснодара по имени Катя, и вышло так, что она забеременела. Я стал серьезно ходить на работу. Устроился к бате простым логистом.

— Звучит неплохо...

— Да. Когда дети рождаются, то многие люди, как говорится, взрослеют. Забивают на выезды, на разные панк-концерты перестают ходить. Все. Семья, черная пятница в IKEA, в выходные — бухло по акции в «Красное&Белое». У меня же случился клин в другую сторону. Теперь я был взрослый такой, большой… Я всегда любил ходить по лезвию, а теперь для меня город стал игровой площадкой. Я преспокойно гулял со стволом, который купил на рынке «Юнона» — аналоге «Черкизона». Это был Desert Eagle травматический. Он как «Оса» по мощности, но сторожевую собаку пристрелить можно было. Я просто совершал преступления. Ходил со стволом по улице. Если кто-то мне не нравился, то я мог спокойно настучать ему по ***** (лицу), устроить какой-нибудь дебош. Это я сейчас такой дохлый, а раньше физическая форма была отличная…

— А сейчас почему не такая?

— Я тогда увлекся такой еще вещью, как индустриальный туризм и зацепинг. Мне так понравилось кататься зайцем снаружи на поезде, как в Индии! Но случилось несчастье. Я возвращался с выезда на «собаках», на электричках пригородного сообщения. А с 2012 года контролеры стали ходить с полицейскими и всех безбилетников выдворять. Мы пили на каком-то полустанке, когда нас выгнали. Взяли самогона цыганского. Пьется как минералка, а «убирает» как водка в третьей степени. Сели в следующую электричку. В какой-то момент парни говорят: «Так-так, давай бегом в первый тамбур, менты идут нас выгонять». Я отвечаю: «Лошье, смотрите, как надо», и выхожу в «резину». Ну, знаешь, можно вылезти между вагонами в резиновую эту ***** (штуку). Будешь грязный, но разве панка этим испугаешь? Я так уже делал, только был более трезвый, и спокойно ехал на крыше, пока контры идут. Но в этот раз я был менее трезв, а поезд в тот момент поворачивал, и я башкой вошел в бетонный столб.

— Удивительно, что тебе не размозжило голову!

— Я был в коме и не помню момент аварии. Видел только схему происшествия потом, ее со слов свидетелей восстановили. Я лежал в отключке. Меня нашел путевой обходчик, выручил. Врачи несколько раз собирали консилиум — отключать меня от аппарата или не отключать. Говорили: «Он труп или овощ, пусть сдохнет». Спасибо родителям, они настояли на том, чтобы меня не отключать. Еще чат был фанатский, и просто так незнакомые люди со всего движа скинули мне донаты. Кто по сотке, кто побольше… Набрали мне на операцию, и врач решил на свой страх и риск сделать трепанацию черепа.

— А отец у тебя не мог заплатить?

— Ну он заплатил, но у него тогда тоже возникли проблемы... с законом. Одно время в местах лишения свободы был. Когда со мной это случилось, он уже вышел на свободу, но только восстанавливал свое положение. Ну, в общем, нашли деньги на операцию. Спасибо тем ребятам, кто поддержал. Я выжил.

— Дорогая операция?

— Ну да. Я точно не знаю, сколько, но вот эта вот железная **** (штуковина) (Поехавшев снимает кепку и стучит по вмятине на лбу, там у него вставлена металлическая пластина. — Примеч. Daily Storm), которую я уже повредил, — с кем-то ********* (подрался) или упал по-пьяни — стоила в 2012 году 300 тысяч рублей. Ну сделали мне нормально. В коме я пробыл три месяца. Ощущений не было никаких, просто как будто ты устал, ****** (все достало), вырубился и все. Просто темнота... А потом включился свет. Когда приходишь в себя, ощущения поганые. Я не мог шевелить ничем, не мог ходить, говорить, писа́ть.

— Как ты восстанавливался?

Я провел восемь месяцев на инвалидном кресле. Меня заново учили говорить. У меня с дикцией до сих пор проблемы, хотя сколько лет прошло уже. До сих пор «отдачка» мучит. Мне тогда говорили: «Фу-у, все, ты каля! Ты нас стебал, что мы попрошайки и постоянно клянчим у тебя деньги, а теперь будешь сам просить, калека». Мне практически все, кто меня знал, так говорили. Потому что я был эгоцентричным ублюдком. Я проходил реабилитацию в клинике, а потом меня выпустили домой.

— А что дома?

— Естественно, жена меня бросила, потому что для современной россиянской бабы, если у тебя инвалидность или какая-то травма, то это все. Это, считай, как будто тебя петухнули и ты вообще никому не нужен становишься. Она отказалась от меня. Зачем ей такой биомусор? Я пытался тщательно устроиться на работу, хотя бы раздавать объявления, газеты, что угодно делать, но меня никуда не брали. Инвалид — пошел на ***. Мне вторую группу дали. Я не знал, что делать. Плюс общество отвернулось… Я стал пить. Сначала я пил коктейли марки «Блейзер», водку «Белая березка» или, как в народе ее называли, «хач-водку» за 90 рублей. Это, грубо говоря, метиловый спирт с водой. Там оборотов всего 28-30, но от нее не хмелеешь, а дуреешь. Становишься как зомби. Я стал продавать все из дома. Если я видел в магазине что-то, что плохо лежало, — воровал вообще все. У своих, у чужих — мне было ***** (все равно). Мне даже сейчас так стыдно… Кто-нибудь из жалости меня брал на работу неважную, а я даже у своих ***** (крал) и пропивал.

— А почему так плохо с деньгами было? Родители перестали давать? Ты общался вообще с ними?

— Денег давали, но я, естественно, брал еще и еще. Когда они уже говорили, что хватит, я брал без спроса. Я и раньше у бати ***** (тащил) такие суммы, на которые мог бы «Лексус» себе купить в то время, и у нас конфликты из-за этого случались. Почему я пил самую дешевую водку? Потому что я все умудрялся ****** (спустить). Я звал бомжей, маргиналов. Хоть 100 тысяч у меня было бы — я бы купил железнодорожную цистерну этой водки по 100 рублей и пошел бы поить всех. Позвал бы какую-нибудь панк-группу и устроил бы адище… Но все это было до аварии. После аварии они мне давали по 500 рублей, чтобы я ездил на работу, но я все запарывал. И они мне сказали: «Иди-ка ты на ***, пенсия есть восемь тысяч, двигайся сам». Ну а я что? Мобильник есть — можно пойти на три пузыря обменять. Или еще пострелять денег. Научился в совершенстве попрошайничать. Шоп-лифтинг, карманные кражи — куда без этого…

— А на работу ты пытался как-то устроиться? 

— Да. В основном на жалость давил. Но инвалид второй группы никому на *** не нужен в этой стране. Говорят: «У тебя есть пенсия — ***** (проваливай)». Пенсия эта пропивалась дня за три самое долгое. И это еще экономно! Я откладывал пузырьки, но все равно как-то не выходило. Меня в день пенсии уже ждал «почетный караул» при походе на почту. Потому что весь наш ханыжно-люмпенский кружок знал, когда у кого пенсия — там же половина, естественно, инвалиды. Телефоны тоже дольше недели ни у кого не держались, пропивались. Мы шли на почту и тут же веселились. Еще делали попытки брать микрозаймы. Нам не давали, но мы пытались. Мы такое себе портфолио придумывали… Но систему-то все равно не ***** (обманешь).

— Это так водяры хотелось?

— От водки за 100 рублей — от нее ломка, мне даже героинщики из 90-х говорили, что это не сравнить с наркотой, это хуже и страшнее. У тебя пот течет, тебя трясет. Причем, когда ты ее покупаешь, то лежишь на кровати, тупо отхлебываешь из пузыря и вырубаешься спать. Просыпаешься — и тебе она опять нужна. Это хуже метадона. Я помню, как приходил к бичам своим и говорил: «Дайте мне что-нибудь, умираю с похмелья!» А они говорят, что только ширево. У них были «соль» и «мясо». Я им говорил: «Жальте меня». Я всего раза три ширялся.

А про водку — это ужасно. Идешь на кладбище ночью. Покойникам на *** не надо, а вот я не хочу пополнять их ряды — такое я себе оправдание делал. И обчищал кладбища, там стопки же оставляют на могилах, знаешь. Пил все что угодно. Когда ты в таком состоянии идешь и видишь бутылку с жидкостью, думаешь: «А по***! Ссанина, крысиный яд — что угодно, лишь бы вштырило».

— Как ты на этом дне нашел время для литературного творчества?

— Первый год после комы я только пытался с кресла встать, у меня не было возможности бухать. Но первое, что я сделал, когда научился ходить, — ******** (напился). «Отметить-то надо», — я тогда так мыслил. И пропил год. В 2014 году родители сдали меня в нарколыжку. Там ни выпить, ни *** (чего-либо еще). И я записал просто в тетради свои мысли. Писал больше тегами и эмоциями. Ну как у Ирвина Уэлша в «Эйсид-хаус». Психолог как-то попросила посмотреть, что я пишу, и говорит: «Попробуй издать». Я прикольнулся: у меня насобиралась пенсия чуть-чуть, попросил родителей помочь, мол, вот я хороший, у меня литература. И я напечатал первую книжку тиражом 10 экземпляров на листах А4 на принтере. И это увидела Наташа Романова (литературный критик и поэтесса. — Примеч Daily Storm). У меня еще после травмы была дисграфия, куча ошибок... И она **** (обалдела), когда увидела, что человек пишет такую ***** (жуть), у него 80 орфографических и пунктуационных ошибок на одной странице. Но сказала: «Да у тебя большое будущее!»

— Ты сел за комп и начал писать? Просто интересно понять техническую часть процесса, потому что я вот черновик своей книги все никак не соберусь отредактировать…

— Компа не было, но был ПУХТО — пункт утилизации хозяйственных твердых отходов. По сути, блошиный рынок в Питере и есть ПУХТО. Когда я бухал, я часто туда ходил и все за копейки сдавал. Они знают, что дрянь, на которой я сижу, стоит 200 рублей, и берут хорошие дорогие вещи за эти деньги. Видят, что я по-другому никак, сторговываются, а я бегу радостный в магазин «24 часа». Ну вот я и пришел в очередной раз к тому барыге. Говорю: «Слушай, у меня 500 рублей есть. Я ж вам столько всего приносил! Дай какой-нибудь ноутбук, тебе же такие же алкаши и наркоманы дают». Он смотрит на меня, видимо, хорошее настроение было, и достает огромную картонную коробку с микросхемами, клавиатурами, запчастями, жесткими дисками, всякой ***** (всячиной), смеется и говорит: «Вот игра «Сделай сам», на тебе шурупчики и отвертку. Все, что видишь в этой коробке, можешь потратить на ноутбук». И я собрал ноутбук MSI. Он очень тормознутый был. Там мог формат Word загружаться минут 20-30. Но на нем я написал пять своих книг.

— А как ты все это продвигал? Нужны же продажи, реклама, всякие там тусовки литературные, нет?

— Я развел родителей напечатать сборник рассказов Live in NevograD. Я их уже начал больше структурировать. Появился фундамент моего вертикального мира, понятного только мне, в котором есть постоянные герои. У них даже своя религия, как у Стюарта Хоума, появилась. Но многие люди из литературной тусовки говорили, что нельзя поставить мои книги. Потому что неэстетично, потому что пишу «про какое-то говно, наркоманов, бомжей, про ***сосание, *****лизание, каннибализм, групповые изнасилования». А мне хотелось писать такое. Я больше обращал внимание на таких авторов, как Владимир Сорокин, Маркиз де Сад, Стюарт Хоум — все в этом роде. В какой-то момент я понял, что литература — это единственное, что кроме секса и алкоголя с наркотиками приносит мне удовольствие. Публиковался сначала на сайте «Проза.ру». Помню, я так радовался! У меня появилась там тысяча подписчиков...

— О чем книга Live in NevograD? Я не читал просто.

— Я, грубо говоря, взял «Википедию» про маргинальные мистические места и составил на карте маршруты, где я попрошайничал, бомжевал, где были известные криминальные события и разборки, в которых участвовали мои друзья. Я составил четыре маршрута и к каждому из них сделал короткую, листов на 10-15, художественную историю. Плюс реальные факты. Это очень хорошо зашло, и моя книга есть даже в библиотеке штата Техас. Я распечатал ее тиражом в 150 экземпляров. Стрельнул денег у родителей на это. Иллюстратора нашел в соцсетях. А подвинули меня Петр Менделеев, группа «Русская альтернативная литература», Николай Кобзев… Это у тебя пятая книга, я допечатывал тираж, а есть еще шестая. Сейчас я общаюсь с Алексом Керви, и скоро седьмая моя книга издастся официально и будет продаваться в сетевых магазинах. 

— Кто такой Алекс Керви?

— Алекс Керви — это человек с большой буквы. Он переводами занимается. Это человек, сделавший мое представление об андеграундной литературе в России, он перевел Ирвина Уэлша, Берроуза, Паланика… Помнишь оранжевую серию книг «Альтернатива»? Вот это он! Мы с ним просто общались, встретились в Москве. Может, мне повезло, что он любит пиво. Я пил в Беляево с ним в «Бургер кинге». В общем, мы долго общались, а потом он как-то приехал в Питер и попросил его встретить. Я возил его на каршеринге и врубил свой рассказ «Отбросы», аудиоверсию. Он сказал, что это прикольно и что он должен это напечатать. Мне очень приятно, что такой человек считает меня своим другом. Это большое достижение.

— А эта книга о чем? Твоя проза действительно маргинальна. Думаешь, она зайдет широкому читателю? Как она будет выглядеть в сегодняшнем литературном мире?

— Не хочу спойлерить, но это такие рассказы на пять авторских листов всего. Они коротенькие, потому что современные писатели, которых я иногда читаю… Мне хочется блевать от них. Они пишут «дзеновским» языком абсолютную копирайтную историю. Это такой Чарли Буковски с «гайдаевской» цензурой. Читать это просто паскудно! Видно, что не их идея. Я пишу то, что от души, и пытаюсь передать свой ***** вертикальный мир читателю. И многим это заходит. Есть недостатки, не всем нравится стиль, слишком много жести, зашкаливают эмоции. Это на любителя, это проза не для всех.

]]>