Кремлевское изобилие для избранных
В сентябре 1941 года по продуктовым карточкам рабочему полагалось 800 граммов хлеба, инженеру - 600, служащим, детям, иждивенцам - по 400.
Месячная норма круп и макарон для рабочего составляла 2 килограмма, для прочих - по полтора. Нормировали также мясо и мясопродукты, рыбу и рыбопродукты, но их выдавали редко, вместо мяса иногда вручали яичный порошок. Позже стали ограничивать выдачу соли (по 400 граммов), спичек (по 3 коробки) и керосина (по 4 литра на месяц).
«По карточке было положено 500 грамм сахара на месяц, - вспоминала москвичка Зинаида Пронякина, работавшая на авиационном заводе. - Но давали 250 грамм сахара, а вместо других 250 грамм давали печенье галеты - это на месяц. Получим в гастрономе эти галеты, идем с ними домой, и мы их не доносили. Пока шли до дома, мы их все съедали. Невозможно передать, как нам хотелось есть! Ужасный был голод. Есть хотелось всегда…»
Испытывали лишения, конечно, не все. Представители партии и правительства, как и в мирное время, не отказывали себе ни в чем. Даже когда немцы стояли у стен Москвы, Сталин и его соратники закатывали фантастические пиры. Столы буквально ломились яств.
…Для участия в Международной конференции союзных держав, которая проходила с 29-го сентября по 1-е октября в Москву прибыли гости из США и Англии. «Сталин пригласил глав делегаций Гарримана и лорда Бевербрука посмотреть «Лебединое озеро», – вспоминал военный комендант Большого театра и охранник Сталина Алексей Рыбин. - Мне позвонили: Ждите гостей». Через несколько минут подкатили машины. Заглавную партию Одетты исполняла Галина Уланова. Ее партнером был прекрасный танцовщик из Ленинграда Константин Сергеев. Довольные гости дружно хлопали на весь пустой зал».
В честь союзников в Кремле был устроен обед, на котором работал переводчик Валентин Бережков. В тот день он впервые встретился с вождем. Но вместо восторга испытал разочарование:
«Взглянув на него, я испытал нечто близкое к шоку. Он был совершенно не похож на того Сталина, образ которого сложился в моем сознании. Ниже среднего роста, исхудавший, с землистым усталым лицом, изрытым оспой. Китель военного покроя висел на его сухощавой фигуре. Одна рука была короче другой - почти вся кисть скрывалась в рукаве. Неужели это он? Как будто его подменили... Медленно ступая кавказскими сапогами по ковровой дорожке, он со всеми поздоровался. Рука его была совсем маленькой, пожатие вялым».
По словам историка Владимира Невежина, в меню дипломатических приемов в Кремле важную роль играла французская кухня в сочетании с русскими закусками - красной икрой, соленой и копченой рыбой. На горячее подавали жаркое из рябчиков, куропаток, тетеревов, блюда из оленины, лосятины, домашней птицы.
При составлении меню учитывались гастрономические пристрастия Сталина. Именно по его рекомендации на горячее подавалась отварная нельма. Эта рыба водится в бассейне Северного Ледовитого океана. Сталин сам ловил эту рыбу во время заполярной ссылки в Курейке в 1913-1917 годах. Ее замечательный вкус он запомнил на всю жизнь.
По свидетельству Аверелла Гарримана, специального представителя президента США в Великобритании и СССР, во время обеда 1 октября 1941 года, на котором присутствовало сто гостей, холодные закуски начались с подачи икры, различных видов рыбы и свиного окорока. Затем принесли горячее - суп, кур и дичь. На десерт подали мороженое, пирожные и фрукты.
Возле каждого гостя стояли бутылки с перцовкой, красным и белым вином, коньяком. Шампанское подавалось во время десерта. Гарриман рассказывал, что на приеме прозвучало 32 здравицы. Его соотечественник, специальный посланник американского президента Уэнделл Уилки, насчитал 53 тоста.
На первое подавали крем-суп (суп пюре), консоме - осветленный густой бульон - и «борщок». Вместе с первым предлагали пирожки пай. В меню присутствовала стерлядь в шампанском, отварная нельма, индейка, цыплята, рябчики, спаржа, соус муслин и сливочное масло.
Среди холодных закусок были икра – зернистая и паюсная, - семга, балык, сельди с гарниром, ветчина, салат оливье, жареный поросенок, сыры, масло, огурцы и помидоры. Горячими закусками служили белые грибы в сметане «о гратен» и медальон из дичи пуаврад.
На десерт подавали кофе, ликеры, коньяки, шоколадное парфе, пети-фур - пирожные и печенье небольшого размера, фрукты и жареный миндаль.
Знали ли хозяева Кремля, чем питались осенью сорок первого рядовые москвичи, какие лишения испытывали? Наверняка. Но это пламенных большевиков ничуть не смущало. Они привыкли жить на широкую ногу и не видели необходимости менять свои привычки. Да и зачем? Продовольственные запасы Кремля пополнялись так же исправно, как в мирное время. И теми же деликатесами…
В декабре 1941 года в Москву прибыл премьер-министр правительства Польши в изгнании Владислав Сикорский. По этому случаю был устроен прием в Кремле, который описал писатель Ксаверий Прушинский: «Стол был сервирован с изысканной простотой; на великолепных скатертях голландского полотна я заметил тарелки из гостиницы «Москва»: старые и уже несколько поблекшие изображения виноградных гроздей и листьев. Это оказался сервиз императорского фарфорового завода в Петрограде…
Перед каждым из нас лежала карта, отпечатанная по-русски и по-французски. Любой из гостей имел также свою собственную тарелку с закусками и бутылки с различными алкогольными напитками…
После супов пришло время мясных блюд, дичи, рыбы - все в обильном выборе. Первые бутылки сменялись последующими, рюмки наполнялись вновь и вновь. Беседа становилась громче, подкрепляемая свободной жестикуляцией, чаще всего завершаемая взрывами смеха».
Это застолье происходило, когда столица ощетинилась баррикадами, в воздухе кружили патрульные самолеты! Улицы были пусты и мрачны, в воздухе повис страх – никто не знал, что будет завтра. Воистину это был пир во время чумы! Польский гость писал, что «немцы в этот день с особенным упорством перли на Москву. Тяжелые орудия крепко били всю ночь, и артиллерийский гул сотрясал толстые стены Кремля, проникая и в личный кинозал Сталина».
Прушинский был потрясен великолепием Кремля: «То было истинное буйство огней. В ярком сиянии мы узрели громадную и высокую лестницу, всю в позолоте и белизне. Посредине ее тянулся красный ковер, словно пурпурная река. Сияющие плафоны и лампионы напоминали здание Парижской оперы. Молчаливые, неподвижно застывшие агенты НКВД стояли по обе стороны лестницы. Мы находились в вестибюле Большого Кремлевского дворца. Это была увертюра к подлинному спектаклю…»
Польский писатель описывал Сталина совсем не так, как Бережков. Поляк увидел плечистого мужчину среднего роста в светлом костюме, застегнутом по самую шею. Его внешность «представлялась особенно выразительной: большие темные усы, ежик седеющих, коротко остриженных надо лбом волос… Его одежда, хотя с виду и простая, отличалась великолепным покроем. Бежевый материал сталинского костюма был, разумеется, высшего сорта и качества. Брюки, хотя и заправленные в сапоги по русскому обычаю, оказались превосходно отутюженными, а сапоги отлично пошитыми. Даже его тщательно ухоженные тяжелые, крепкие руки, сохраняли свою собственную экспрессию. Во всем этом сказывался уже преувеличенный педантизм. Один из моих друзей, который жил в Берлине и несколько раз видел Гитлера, сообщил мне, что его костюм выглядел так, словно он купил несколько предметов в магазине готового платья, не позаботившись о том, чтобы создать из них нечто цельное. Никто не смог бы сказать ничего такого о Сталине».
После ужина, завершившегося практически ночью, веселые и сытые участники торжества приступили к официальной части - церемонии подписания советско-польских документов. Когда все формальности были завершены, гостей проводили к выходу из Кремля - они расселись по машинам и отправились в гостиницу. «Под шум моторов я погрузился в раздумья, - вспоминал Прушинский. - я отдавал себе отчет в том, что за пределами этого прямоугольника красных стен существует другая жизнь, менее аскетическая и монархическая, менее интенсивная и загадочная, менее воодушевляющая, но более естественная».
Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль тоже был поражен яствами, которые ему предложили в Москве в августе 1942 года. Специально для британского премьера приготовили самое известное блюдо грузинской кухни – шашлык. Однако он был необычным…
Сотрудник НКВД Павел Русишвили, служивший в спецподразделении, готовившем еду для Сталина и его гостей, в одном из интервью рассказывал о том, как готовили шашлык из мяса двухнедельного ягненка, предназначавшийся для Черчилля. Кроме материнского молока такой ягненок не должен был пробовать ничего другого.
Ягненка разделывали в присутствии врача, и малейший дефект давал основание для выбраковки. В течение суток тушка выдерживалась в холодильнике и лишь после этого приступали к приготовлению шашлыка. Разумеется, Черчилль остался доволен блюдом - мясо буквально таяло во рту…
Представители союзных держав, бывавшие на банкетах в Кремле, испытывали смущение, видя изобилия блюд и алкогольных напитков. Однако советские руководители угрызений совести не испытывали. Они ведь тоже радели о народе. Осенью 1941 года объединенный пленум МК и МГК ВКП(б) обсудил вопрос «О ходе заготовок, отгрузки в Москву и подготовки к хранению картофеля и овощей». Документ был опубликован в газетах и свидетельствовал о заботе властей: «Мы о вас помним, товарищи и не дадим умереть с голоду!»