Подарок молодым хозяйкам: как жила составительница знаменитой книги рецептов Елена Молоховец
Елена Молоховец еще застала выход последнего издания своей книги «Подарок молодым хозяйкам». Этот памятник ушедшей эпохи увидел свет 105 лет назад.
Поразительно, но мы не знаем о Елене Молоховец почти ничего. Ее фотография мелькнула в газете «Биржевые ведомости» только в 1911 году, когда написанному ее рукой шедевру под названием «Подарок молодым хозяйкам, или Средство к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве» исполнилось 50 лет.
Простое лицо с высоким лбом, небольшими глазами и упрямой нижней губой несколько отличалось от того изображения, что появилось позже и стало почти каноническим — на нем Елена Молоховец была уже в некоторой степени «облагорожена» и напоминала даму треф из популярного набора карт. Но газеты живут коротко. Вместе с ними, пошедшими на самокрутки, ушел из памяти ее истинный облик, но осталась фамилия, звучанием напоминавшая приправу.
Когда Елена умирала, рядом с ней не было никого. Великая кулинарка и выдумщица знала, что даже самый горький перец не имеет той отчаянной остроты, какая бывает у одиночества.
Леночка родилась в семье начальника Архангельской таможни, статского советника Ивана Ермолаевича Бурмана. Но и его, и мамы, Екатерины Дмитриевны, очень рано не стало, сирота воспитывалась бабушкой — дамой небедной и с претензиями. Воспитать внучку правильно мог, в ее представлении, лишь институт благородных девиц, куда Лена и была отправлена.
Выбор бабушки пал на петербургский Смольный, учеба в котором стоила дорого, но была ненапрасной: ее выпускницы либо шли в учительницы, либо выходили замуж и безупречно вели хозяйство. Прибывшей в Смольный Леночке было 14 лет. Ее однокурсницы обладали звучными фамилиями — Варвара Дельвиг, Елена Голицына, Зоя Багратион...
Годы учебы были суровы: жизнь по расписанию, строгость, сдержанность. В 1848 году Елена вернулась в Архангельск готовой экономкой: прекрасно разбиралась в теории искусства управления семейным бюджетом, умело обращалась с иголкой и ниткой, определяла свежесть мяса и имела абсолютно патриархальный внутренний «уклад». Выпускница Смольного могла справедливо гордиться отличными отметками по религии, музыке, французскому и врученным ей на окончание института золотым браслетом и томиком Библии.
В Архангельске скромная «смолянка» быстро приглянулась архитектору Францу Молоховцу. Он был старше избранницы на 11 лет, к ней относился трепетно; после брака они перебрались в Курск и там начали расширять семейство — всего Елена родит десять детей. Увы, большинство из них ей придется пережить…
Судя по всему, одновременно с появлением наследников и неизбежным ростом затрат на жизнь между супругами начали пробегать черные кошки. Следы этого найдутся в книге Елены, где она напишет в предисловии, явно отсылаясь к личному опыту, что неопытность на кухне приводит к «разным неудовольствиям в семейной жизни», является причиной неразумных трат и порой заканчивается «потерей целых состояний». Можно предположить, что крутиться Елене пришлось нешуточно, но опыт Смольного ей пригодился. В ней было то, что сегодня назвали бы креативностью, а тогда называли сметливостью и бытовой хитростью. Она изобретала блюда из ничего, беря за основу известные рецепты и додумывая их. В итоге в ее записях скопилось множество рецептов, «жонглируя» которыми Елена умудрялась ублажать растущее семейство и которыми потом решила поделиться с другими.
Как это произошло — мы можем лишь предполагать. Не исключено, что так…
…Франц вошел тихо, но, услышав шорох, она вскочила, подбежала к нему, прижав палец к губам: тсс, младший приболел, только заснул.
— Что ты все пишешь? — улыбнулся Франц. — Под чем ныне подают перепела?
— Под клюквою, — улыбнулась она.
— А вот жена господина N готовить не умеет, знает лишь толк в шляпках, — продолжал Франц. — Бедный N измучился уже подыскивать стряпух. Может быть, тебе взять ее в обучение? Или…
А отчего бы не состояться такому диалогу? После него господину Молоховцу могла прийти в голову идея убедить жену собрать ее опыт в книгу. Или она, способная, с прекрасным образованием, страдала от невостребованности?
Все может быть. Но Франц Молоховец заставил супругу собрать рецепты, в 1860-м книга была одобрена цензорами, а затем и издана — в 1861-м. Растиражированная версия о том, что муж издал ее книгу тайно — не более чем миф: Елена Ивановна посвятила первое издание бывшей однокурснице и сама написала к нему предисловие. Выход первой книги совпал с днем ее именин. Это был добрый знак!
Возможно, госпожа Молоховец и правда была одарена разносторонне, но то, что она была хорошим «технарем», бесспорно. Только структурированные, четкие мозги могли с такой точностью «спрограммировать» книгу, заложив в нее подачу информации по особому алгоритму. Тут, как ныне в хорошо прописанной компьютерной программе, любой «пользователь» мог найти тот «уровень», что был интересен ему. Ведь книга содержала меню как для тех, кто побогаче, так и для тех, кто победнее, для ценителей еды посытнее и полегче, включая интересы тяготеющих к вегетарианству и соблюдающих посты.
Интересен был и слог прекрасной кулинарки: ее письменная речь оказалась сродни устной — казалось, она не описывала, а будто проговаривала рецепты собравшимся на ее «урок» слушательницам. Безусловно, Елена Ивановна и мечтать не могла, что на эти ее «занятия» вскоре соберется вся Россия!
Нет, успех книги Молоховец никак не связан с ее новаторством: рецепты и бытовые советы публиковали и прежде. Еще в 1790 году была издана книга «Старинная русская хозяйка, ключница и стряпуха», выходила «Народная поварня, или Наставление, служащее к дешевому и питательному приготовлению снедей для простого народа и солдат» (1809), за которой последовал «второй сезон» — «Русская поварня, или Наставление о приготовлении всякого рода русских кушаньев» (1816)…
А в 1837 году издал поэму «Обед» чиновник Филимонов, предупреждавший еще до создания Булгаковым образа Филиппа Филипповича Преображенского о том, что «газеты портят аппетит». Но эти книги переживали бум, затем потихоньку покрывались пылью и забывались. Книгу же Молоховец ждала иная судьба. Первый же тираж издания был просто снесен с прилавков, к немалому удивлению книготорговцев.
Думается, дело в том, что Елена Ивановна предлагала не просто те или иные рецепты, она как бы формировала определенный образ жизни, и главным рецептом ее книги был способ достижения этого образа. Все, что было собрано в томике, включая примерные цены на продукты и календарь питания, позволяло пользователям реально экономить и приучало к рачительности, но ни в коем случае не создавало у читателей ощущения ущербности. Она реально написала ее для всех сословий, групп и кошельков любого размера.
Через пять лет, в 1866 году, в жизни семейства Молоховец произошло два равновеликих события: они переехали в столицу и получили из типографии переизданный «Подарок». В это же время начался парад фальшивок. Мерилом успеха всегда были и остаются подражатели, и у Молоховец их была уйма. Авторы изощрялись, как могли, выдумывая схожие фамилии — Морович, Мороховцев, Малковец и даже Немалоховец… Подражатели отчасти копировали и название шедевра Елены Ивановны: в названиях книг-подражателей непременно присутствовало слово «Подарок», иногда — «новый», иногда — «дорогой».
Но книга Молоховец выдерживала все испытания. И русские классики, включая Куприна, любили изучать томик Елены Ивановны, чтобы затем включить в произведение что-нибудь позаковыристее, вроде «петиши с шоколадным бешемелем». А у Булгакова? «Представляю себе твою жену, пытающуюся соорудить в кастрюльке в общей кухне дома порционные судачки а-натюрель».
Время шло, Молоховец переиздавали. Если в первом издании было собрано порядка 1500 рецептов, в дальнейшем их число выросло до 4000. Но переезд в Санкт-Петербург сильно изменил Елену — она не только почувствовала себя писательницей, но и, попав под влияние модных тогда спиритов, заболела их идеями, впав в православный мистицизм. Из-под ее пера начали выходить другие книги — «Голос русской женщины, по поводу государственного и духовно-религиозно-нравственного возрождения России», «Монархизм, национализм и православие», «В защиту православно-русской семьи». Однако книги эти бестселлерами не становились — они тонули в кипах аналогичных «философских трактатов», отчего Елена Ивановна страдала и маялась комплексами. И отрывочные дневники ее посвящены этим философским терзаниям, но никак не тому, что сделало ее знаменитой.
В 1889 году не стало Франца. Сколько горя и боли выпало ей перенести уже одной, без мужа — всегда ее поддерживавшего… Но кто знал об этом? Россия зачитывалась рецептами Молоховец, как литературой золотой эпохи, а Елена Ивановна переживала серьезные испытания: определяла младшего сына в дом сумасшедших, позже оплакивала любимого сына Костю: после осады Порт-Артура он погибнет в госпитале от последствий недоедания… Его сын, Володя, тоже служил на флоте, в годы Гражданской войны оказался на юге России, откуда эмигрировал в Оксфорд, где и умер в 1966 году. Кстати, любопытный момент: однажды, услышав в Лондоне русскую речь, он подошел к группе людей и заговорил с ними. Беседа была короткой, но милой, фамилию Молоховец в СССР еще помнили, а беседовал Владимир... с Аркадием Райкиным, что последний описал в мемуарах.
Другие сыновья Молоховец тоже оторвутся от матери — Анатолий уедет в Сибирь, где сделает карьеру, Леонид пойдет в военные, станет генералом. Больно сделает внучка, выйдя замуж на офицера, который в 1912 году загремит в тюрьму за казнокрадство, и Елена Ивановна будет умирать от позора и запятнанности семейной чести.
Другой ее внук, правда, был «предметом гордости»: Владимир Анатольевич после Морского корпуса будет определен на службу на царскую яхту «Цесаревич» и не раз отмечался Николаем II. Застанет она и период его службы на «Адмирале Макарове», но не узнает трагического финала — ибо ее самой уже не будет: Владимир погибнет от тифа 11 января 1920 года в госпитале Ревеля. Но это все будет позже, позже…
В 1917 году книгу Елены Ивановны в очередной раз переиздали, а потом… А потом всем стало не до ее сельдерейно-трюфельных соусов и перепелок, чиненных фруктами. Тот мир, который ей был так дорог, рухнул. Во время голода и испытаний ее кулинарная жемчужина оказалась не нужна, разве что в период НЭПа к ней обращались самые резвые рестораторы, да потом изредка советы Молоховец вспоминались на кремлевской кухне перед самыми торжественными обедами. Ее книга, отныне вредоносная, воспевающая «буржуазное обжорство», не была востребована на коммунальных кухнях, но все же хранилась в сундуках и в памяти как свидетель безвозвратно ушедшей эпохи.
Мир рушился. Похоронив восемь из десяти своих детей, Молоховец была одинока в тот страшный 1918 год. И ее мучил голод… 11 декабря и голод и холод достигли апогея. Официально смерть нас тупила от паралича сердца. Неофициально — от хронического недоедания. Елене Ивановне было 87 лет. «Подарок молодым хозяйкам» был издан при ее жизни 29 раз, общий тираж издания — 295 тысяч экземпляров. Для сравнения: прижизненные тиражи книг Пушкина не превышали 1200 экземпляров, а тираж 10-томника, изданного к 50-летию со дня смерти поэта, составил 15 000.
Вместо послесловия
В советские времена томики дореволюционных изданий Молоховец продолжали хранить. Евгений Замятин в 1932 году заметил, что в эмиграции существуют «два наиболее ходовых автора: на первом месте Елена Молоховец, на втором — Пушкин». Определенным ответом советской власти стала «Книга о вкусной и здоровой пище», выпущенная в конце 1930-х годов, третье издание которой («сталинское», 1952 года) считается образцовым. Переиздавать Молоховец вновь стали в 1990-х годах — едва ли не самых трудных для страны. В 1992 году «Подарок молодым хозяйкам» вышел на английском языке, и предисловие к нему писала Татьяна Толстая.
Со свойственным ей остроумием Татьяна Никитична замечала: «Всем русским известна знаменитая ленинская фраза — «Каждая кухарка должна уметь управлять государством». Интересно, что он, ни разу в жизни не сваривший себе крутого яйца, мог знать о кухарках? А между тем в России была женщина, чьему умению управлять своим маленьким государством Ленин мог бы позавидовать». Можно ли, да и нужно ли прибавлять к этому что-то еще...
Тартинки по Молоховец
С городской булки срезать острым ножом корку, нарезать ломтиками толщиной в палец, обровнять, чтобы получились четырехугольники, намазать сливочным маслом, посыпать одни тертым голландским, другие зеленым сыром, или тертой солониной, или положить по ломтику сыра или холодной жареной телятины, говядины, курицы, дичи, языка, колбасы и пр. Или намазать сырным маслом, анчоусным, лимонным, сливочным с миндалем, с грецкими орехами или с фисташками. Или намазать маслом из рябчиков, зеленым сыром с ромом или сыром из яйца, или страсбургским пирогом и т.п.
КСТАТИ
В 1957 году поэт Арсений Тарковский, в ту пору запрещенный к печати, посвятил Елене Ивановне Молоховец нехарактерно злобное для него стихотворение. «Холуйка малохольная» — писал Тарковский, буквально истекая ядом, разделывая Елену Ивановну «под орех». Причина гнева поэта на давно почившую в бозе Елену Ивановну неизвестна. Судя всему, возмутила Тарковского фраза из «Подарка», взятая им эпиграфом к стихотворению: «… после чего отжимки можно отдать людям». Однако на самом деле в книге Молоховец есть немало рецептов для людей не слишком обеспеченных, а вот совета послать девку сбегать за тем или иным в погреб в книге нет, хотя именно он и цитируется чаще всего.
