«А вы помните дефолт 98-го?»
17 августа 1998 г. вся Россия узнала два новых иностранных слова: дефолт и девальвация. В этот день правительство и Центральный банк отказались от долговых обязательств, объявив тем самым технический дефолт. Практически на глазах курс доллара вырос в четыре раза (с 6 до 25 руб.), инфляция – в три. Все это привело к огромным финансовым потерям среди населения и продовольственному кризису. Деловой еженедельник «Конкурент» попросил своих читателей поделиться воспоминаниями о своей первой реакции на «черный август».
Сергей Спирин, владелец и директор строительной компании «Стройматик»: «Новость о дефолте мы встретили на речке Кема, по радио – я тогда организовывал экскурсию для иностранцев в Сихотэ-Алинский заповедник. Первая эмоция – растерянность, находясь за 600 км от города, сделать априори ничего было нельзя.
Дня через четыре вернулись во Владивосток. Деньги компании были размещены в «Дальрыббанке», который в результате дефолта «лопнул». Соответственно, все средства вкладчиков «накрылись медным тазом». Помню, частично нам компенсировали потери банковской мебелью – корейским креслом я до сих пор пользуюсь, даже инвентарный номер на нем сохранился.
Из положительного – тогда жене «выгорела» новая норковая шуба по старым ценам. А что касается бизнеса – спрос на турпоездки в то время был, так что выжили».
Кирилл Потапенко, генеральный директор DVR Group: «Все помню, словно это было вчера. Когда вам 25 лет и у вас зарплата 250–300 долларов, подобные дефолты никакого ужаса вовсе не производят. У меня были какие-то сбережения, на которые я очень быстро купил приличный кухонный стол и четыре стула. Кстати говоря, до сих пор у мамы в доме используются – отличная мебель оказалась. Думаю, что современной молодежи в возрасте 25–30 лет, с зарплатами в 1 тыс. долларов, сегодня точно ничего не угрожает».
Сергей Горшенин, предприниматель: «В августе 1998-го мне казалось, что кризис временный, что это все скоро пройдет. Это было ошибкой, потому что лично я не анализировал экономическую ситуацию в стране, не следил за стоимостью ГКО (государственные казначейские обязательства). А ГКО тогда продавались за 200% годовых. Государство продавало все, что можно, лишь бы закрыть текущие платежи.
Налоги никто не платил, поэтому бюджет не пополнялся. Сейчас я понимаю, что страна стояла на пороге краха! Но тогда мне казалось, что все идет правильно – я строю бизнес, вкладываю средства в производства, поэтому всегда буду обеспечен. Это тоже было ошибкой. Осознание краха пришло, когда мне пришлось распродавать полученный от японцев бензин по цене ниже себестоимости в 10 раз! Потом все просто посыпалось. Об этом и вспоминать не хочется…
В настоящий момент ситуация совсем другая. Налоги платятся, бюджет страны пополняется, значит, все социальные обязательства государства будут выполнены. Многие чиновники (жаль, не все) стали понимать, что бизнес – это про пополнение бюджета и рабочие места. Конечно, на душе неспокойно. Есть сомнения, что государство вытянет все платежи. В то же время запускаются программы поддержки предпринимателей – это внушает оптимизм».
Василий Нестеренко, владелец придомового магазина во Владивостоке: «Летом 1998 г. я был молод и полон задора, не придавал серьезного значения никаким преградам и трудностям. Тот год всех удивил. Для меня он стал индикатором событий всей глобальной госэкономики, которые, как я осознал, непосредственно отражаются лично на мне как на гражданине. Наступило четкое понимание, что мы – просто «маленькие винтики» в «большой машине». Удар в экономическом плане был сильным, но не смертельным. Что сегодня? Те трудности, с которыми мы сталкиваемся сейчас, – «цветочки», «ягодки» собирать будем в 2023 г., когда ничего не сможем ни купить, ни продать».
Юрий Минкин, директор Арсеньевского молочного комбината: «В 1994 г. мы в составе трех учредителей открыли собственный бизнес, связанный с мороженым, – выступали дистрибьюторами компании «Марс». И вот, проработав четыре года, становимся невольными свидетелями, как на наших глазах все рушится. Конечно, испытываешь шок, когда закупочная цена на мороженое за одну неделю могла увеличиться в два раза.
Получалось, что средств от реализованной продукции не хватало на закуп того же объема, который покупали в предыдущий раз. Происходила настоящая, глобальная трансформация рынка. До дефолта за счет дешевого доллара в страну ввозилось много иностранной продукции по заниженным ценам, что очень отрицательно влияло на внутреннее производство.
А то, что производили в России, на 60% состояло из импортных ингредиентов. В 1998 г. рынок начали массово покидать компании, торгующие зарубежной продукцией. В частности, с полок магазинов исчезли импортный шоколад, эскимо.
При этом в 1998 г. в России было выпущено 290 тыс. тонн отечественного мороженого, тогда как объемы импортного снизились до 40 тыс. тонн. А для Арсеньевского молочного комбината 1998–2000 гг. стали вообще периодом колоссального взлета. Тогда не было термина «импортозамещение». Но для тех, кто выпускал продукцию на местном сырье, открылись новые возможности. Мука, яйца, сливочное масло и молоко – вот все, что нужно для производства мороженого. Это сырье было и есть внутри России.
Позже в мороженое научились добавлять натуральные добавки и упаковывать в красивые упаковки. И спрос на российский продукт начал очень быстро расти.
Могу сказать точно: трудные времена – это новые возможности. Нечто похожее происходит и сегодня. Когда освобождаются целые ниши на рынке, у отечественного бизнеса есть все шансы их занять, особенно теперь, в отсутствие сильной конкуренции Запада. Для меня то время, несмотря на трудности, было прекрасным. Мы были молоды, полны сил, надежд, энергии и с оптимизмом смотрели в будущее. Это и есть самое главное, а условия вокруг – второстепенны. Думаю, и наше время, которое простым и легким язык не поворачивается назвать, будет, несмотря ни на что, счастливым для нынешнего юного поколения, потому что проживают они его на самом пике расцвета молодости, идей и амбиций».
Андрей Голдобин, предприниматель в сфере автобизнеса: «Прекрасно помню этот день. В это время я находился с семьей в Германии. Сообщение о дефолте застало нас врасплох, мы не понимали, что именно происходит и чем все это для нас обернется. Но сильного испуга не было. Серьезных накоплений мы не имели. Как людям советской закалки, нам до последнего казалось, что государство не может обмануть целую страну.
На пути в Россию постоянно слушали новости. В стране была паника: многие люди потеряли свои сбережения и больше всего пострадали те, у кого этих сбережений было меньше, те, кто годами, десятилетиями копил на старость.
Но мы же были молоды, верили в будущее, жили по принципу «делай что нужно, и будь что будет». Из Германии я привез тогда автомобиль, понятно, что за те деньги, что купил, продать я его не мог. В итоге пришлось машину обменивать на разные товары, которые потом долго и нудно реализовывал. Сейчас подобное вряд ли повторится. В эшелонах власти все поменялось, да и сами люди стали более грамотными и менее доверчивыми по отношению к чиновникам и банкам».
Евгений Новосельцев, советник генерального директора АО «ДНИИМФ»: «В то время мы не очень понимали сути и последствий того, что происходило в стране. Но все равно верили, что как-то все «обойдется» и выкрутимся. И выкручивались – кто как мог. Я был тогда в Нижнем Новгороде, в командировке. Обратно билет еще не покупал. А тут цены полетели, на обратную дорогу просто не хватало денег. Помню, звонил на работу, и меня с трудом «возвратили» во Владивосток».
Ирина Петрова, хозяйка базы отдыха «Шато Красный кот»: «11 августа 1998 г. у меня родился первый ребенок. И фактически одновременно с этим радостным событием цены взлетели в два раза. Помню, баночка смеси с 17 руб. подорожала сразу до 70 руб. Конечно, мы, как молодая семья, были в шоке. Тем более что все наши сбережения, на которые планировали купить машину, в одночасье «сгорели».
Я и сейчас думаю, что может произойти нечто подобное. В этом году мы просили людей делать 100%-ную предоплату за путевки, опасаясь, что на момент заезда будут действовать какие-то новые валюты – вдруг рубли превратятся в копейки? И, что интересно, многие понимают и опасаются такой ситуации – платят, чтобы потом, если что, не переплачивать».