Во что верили наши предки и как это влияло на их жизнь
Как и у других народов, у древних славян было множество необычных ритуалов. Например, младенцев помещали в печь на хлебной лопате, а чтобы снять злые чары с дома, в него заводили медведя. Почему наши предки делали именно так? Во что еще они верили? В этом разобралась исследовательница мифологии и фольклорист Александра Баркова. Делимся фрагментами из ее книги «Славянские мифы».
.disclamer { display: block; background-color:#f3f9f9; font-family:sans-serif; font-size: smaller; text-align: left; padding: 10px; }
«Славянские мифы»
Александра Баркова
Издательство МИФ, 2022
Мать сыра земля
Священной силой, отторгающей всякую нечистоту как в прямом, так и в переносном смысле, выступала мать сыра земля. Она не была богиней и вообще не имела персонификации, а также, по сути, обходилась без культа. Говоря о почитании земли в народной культуре, мы подразумеваем землю физическую — почву и дерн, которые воплощали максимально благое начало. Так, крестьяне в поле перед трапезой вытирали руки о землю, уверенные, что она очистит любую грязь. Это же касается нечистой смерти: земля не принимает трупы самоубийц и других людей, умерших «неправильно»; в легендах рассказывается, как она исторгает из себя кости колдуна или гроб с его телом, а в былине о Добрыне и Змее земля не хочет впитывать нечестивую змеиную кровь.
Земля — воплощение непогрешимой истины. Известно выражение «землю есть» в смысле «давать клятву» — в Древней Руси при такой клятве землю реально ели (или целовали).
Святогор пытается одолеть «тягу земную». Картина И.В. Симакова. 1917 г.
В споре о границах участка человек клал себе на голову кусок дерна и шел по предполагаемой меже — считалось, что если он обманет соседа, то земля его раздавит. Почитание земли настолько органично вросло в народное православие, что мать сыра земля стала отождествляться с Богородицей, и если почему-либо человек не мог исповедаться священнику, то допускалась исповедь земле: он опускался на землю на колени, целовал ее и каялся.
Земля обладает целительной силой, излечивая как телесные, так и душевные недуги. Скот в случае мора прогоняли через специальный туннель, образованный в почве. От тоски по умершему излечивала горсть земли с его могилы, которую следовало приложить к области сердца. Земля защищала и от вредоносного колдовства.
Уезжая на чужбину, непременно брали горсть земли в ладанке. В этом было все: и земля как оберег, и ощущение связи с родными людьми и местами, и гарантия того, что в случае смерти в чужом краю ты все же сумеешь войти в сонм «своих» покойных — ведь на могилу тебе положат горсть родной земли.
Хлеб
Столь же благой силой был и хлеб. Он центр дома не только в символическом, но и в буквальном смысле: в красном углу жилища непременно стояла коврига как зримое воплощение благополучия и одновременно могучий оберег, обеспечивающий счастье и достаток. Хлеб — «дар Божий», и, вероятно, это представление восходит еще к языческим временам, поскольку в народном сознании он свят сам по себе, абсолютно любой его кусок. Хлеб, взятый с собой в дорогу, оберегал путника от неприятностей. Чтобы уберечь новорожденного от болезней, хлеб клали в колыбель. Вернувшись с похорон, его обязательно помещали туда, где лежал покойник, — чтобы перекрыть смерти путь в дом. Наконец, хлеб был незаменим при установлении любых контактов: хлебом-солью приветствовали гостя; широко его применение в свадебных обрядах — его брали с собой при сватовстве, он входил в приданое невесты, хлебом-солью встречали молодых после венчания.
Контакты могли быть не только с живыми людьми, но и с мертвыми — общеизвестен и дошел до настоящего времени обычай оставлять хлеб на могиле. Особый (несоленый) хлеб готовился для различных поминальных ритуалов. Помогал хлеб наладить контакты не только с людьми (живыми или мертвыми), но и с иными силами — его оставляли как жертву в святилище или в месте общения с духами (в поле, в лесу, на лугу), символически приносили в жертву и затем съедали, тем самым устанавливая связь с высшими силами.
Печь
Контакт живых и покойных регулярно осуществляется через печь. Она осознается одновременно и как центр дома (которым и является физически, что отражено в выражении «танцевать от печки» — то есть начать с главного), и как граница с миром смерти, причем в этой роли она связана не только с умершими, но и с новорожденными. Такая символика печи совпадает с общемировой символикой очага, с представлением о том, что зародыши детей попадают с небес в очаг и уже его хозяйка помещает их в лоно женщины, а также с тем, что дух умершего выходит через отверстие над очагом, равно как и злой дух способен проникнуть через него же. Читая, например, «Ночь перед Рождеством» Гоголя, где ведьма вылетает из хаты через трубу, или легенды о том, как черт проникает в дом через трубу, мы видим, безусловно, упоминания еще тех жилищ, которые имели прямой дымоход или не имели его вовсе; они крайне архаичны и восходят к той эпохе, когда собственно печей у славян еще не было (таковы очаги и первые печи пеньковской культуры, VI–VIII вв.).
Русская печь
Представлений о том, что душа приходит в дом через огонь очага, у славян не сохранилось, зато есть их многочисленные отголоски, из которых особенно выразителен обряд «перепекания» ребенка. Младенца или символически помещали в печь на хлебной лопате, или реально один или три раза всовывали на лопате в печь, в которой только что испекли хлебы. Практически везде это делалось, если младенец был болен, но в некоторых местностях «перепекали» абсолютно всех детей. Изначальный смысл этого обычая — появление ребенка из печи (как и появление хлеба), а объяснение, что в печи сгорает болезнь, более позднее. Бытовали и другие обычаи, связывающие младенца с печью: в подпечье прятали перерезанную пуповину, первые волосы детей, молочные зубы.
Поскольку печь мыслилась магическим каналом, связывающим миры, то огромное символическое значение приобретала открытая и закрытая заслонка. Когда человеку предстоял дальний путь, печь непременно держали закрытой, чтобы дорога была удачной. Человека, надолго покинувшего дом, звали через трубу, и на него нападала смертная тоска. Если в лесу пропадал скот, то через печную трубу звали животных; это же делалось и в качестве магической предосторожности в Страстной четверг. Сходно выглядит и магия нежелательной/желательной смерти: если она уже пришла в дом, то печь могла перекрыть путь беде (так, вернувшись с кладбища после похорон, обязательно заглядывали в печь, чтобы больше никто не умер); если же смерти в доме нет, то через печь порой открывался путь катастрофе (если невеста, войдя в новый дом, заглядывала в печь, то это предвещало кончину родителей жениха).
После выпечки хлеба печь требовалось обязательно закрыть заслонкой, положить туда одно или несколько поленьев; в некоторых местностях на ночь внутри печи оставляли полено, а на ней сверху — горшок с водой. Магический смысл этих действий понятен: благополучие не должно «вылететь в трубу». Обратное действие: при смерти человека непременно открывали заслонки, и то же делали, приглашая к себе покойных на поминки.
Печь, то есть человеческий огонь, магически противостояла огню божественному, небесному (грозе). Широко был распространен обычай при виде грозовой и градовой тучи выносить во двор хлебную лопату или кочергу; иногда их складывали крест-накрест, чтобы магически перекрыть путь беде; в некоторых местностях при надвигающейся грозе затапливали печь, чтобы уберечь дом от молнии.
Магические животные: волк и медведь
Наиболее могущественными в магическом плане животными на Руси считались волк и медведь. Они обладали противоположной символикой: волк воплощал движение, связь между мирами, постоянно проницаемую границу людского мира и потустороннего; медведь же символизировал центр иного мира, оставался неподвижным, а контакт с ним был нарушением, за которым следовала расплата.
Эпитет волка в народной культуре — «чужой», «другой». Как ни странно, это указывало на близость: волка воспринимали не как животное, а как человека, но из «чужого» племени. Но как реальному волку нет места среди людей, так и в мифологической символике живой зверь, не связанный с границей миров, не означал ничего хорошего: появление волка в деревне всегда предвещало беду; сгнившую у дерева сердцевину в народе называют волчьей.
Если волк утаскивал скотину в лес, запрещалось преследовать его: потерянное животное фактически становилось жертвенным, и в награду за эту жертву ожидали удачи. Само слово «волк» содержит корень «влечь», то есть «тащить», и означает «тащащий». Связь волка с представлением об удаче была так велика, что из волчьего хвоста, зуба или даже просто клока шерсти делали амулеты.
Медведь, в противоположность волку, — символ центра потустороннего мира. И, как его хозяин, он воплощает изобилие, плодородие, сексуальность. В фольклоре широко распространены представления о медведе, берущем в жены заблудившуюся в лесу девушку.
Брачная символика медведя разнообразно воплощена в свадебных ритуалах, начиная с гаданий о грядущей свадьбе: приснившийся девушке медведь сулил скорейший визит сватов. Когда жених приезжал за невестой, мать новобрачной встречала его в вывернутом тулупе, изображая медведицу. На свадьбе молодым полагалось поцеловаться по возгласу «Медведь в углу!». Если невеста оказывалась недевственной, то говорили, что ее разодрал медведь. Если муж изменял жене, то в качестве приворотного средства, возвращающего верность супруга, использовали медвежий жир.
Как воплощение центра иного мира, медведь сильнее разнообразной нечисти, обитающей на границе мира людей: он может изгнать водяного; если в дом, на который навели порчу, привести живого медведя, то злые чары будут сняты.
Магические деревья: дуб, береза, рябина
Самые почитаемые деревья — это дуб и береза. Дуб, с его широко раскинувшейся кроной, символизировал мужское начало и считался природным храмом — возле него совершались молебны, под ним проводились брачные обряды. В некоторых местностях ритуалы под дубом дополняли церковную службу: молодые после венчания шли к древнему священному дереву и трижды его обходили. Иногда — и это не единичные случаи — священники и вовсе осуществляли обряды непосредственно у дуба, а не в церкви.
С дубом связана и практика магического лечения, знакомого самым разным народам, — пролезание через щель. Поскольку медицина находилась на крайне низком уровне, действенным средством был управляемый стресс, вызывавший в организме мощный всплеск гормонов, а тот, в свою очередь, влиял на обменные процессы и мог дать как минимум облегчение, а как максимум (при сильнейшем стрессе) — и серьезный результат. Ритуал пролезания через щель подразумевал, что края щели, словно зубы или когти, сдерут с человека болезнь — и он выйдет обновленным. Наиболее подходил для подобного лечения старый дуплистый дуб. В идеале ему следовало иметь сквозное отверстие. Но на практике найти такое дерево было крайне сложно, и потому поступали иначе: молодой дубок раскалывали вертикально надвое и через эту щель протаскивали больного ребенка, дерево же затем связывали нитками или поясом. Мальчика, которому желали здоровья, называли молоденьким дубочком.
Если дуб воплощал силу грозную и мужскую, то береза — это символ счастья и женского начала. Подобные представления дожили до современности: недаром ансамбль, исполняющий псевдонародные танцы, называется «Березка», а в советское время такое имя носила и сеть валютных магазинов. В народной традиции березы сажали возле дома — «для счастья», как оберег от молний, от враждебного колдовства или же просто по случаю рождения ребенка. Березовое полено, закопанное у входа в хлев, должно было обеспечить приплод, а березовые дрова, положенные в печь после выпечки хлебов, — белую масть будущих ягнят.
Празднование Семика. В центре ритуальная береза. Лубок (фрагмент). XIX в.
Но самый могучий оберег — березовые ветки, причем как ритуальные (с празднования Ивана Купалы, Семика или Троицы), так и обычные. Даже простая березовая метла могла отгонять беды, если ее прислонить к колыбели ребенка или к постели роженицы. Чтобы в дом не ударила молния, ветки вешали на чердаке или затыкали под крышу. Втыкали их и по краю поля — чтобы был хороший урожай злаков или льна, клали на огороде между грядками — чтобы прогнать гусениц, они же защищали от птиц и грызунов. Венки, сплетенные на летние праздники, иногда вешали коровам на рога, чтобы ведьмы не украли молоко и не сглазили скотину. Они защищали даже от ходячих мертвецов и прочей нежити.
Деревом, отчетливо связанным с нечистой силой, мыслилась рябина. Рябина — дерево ведьм: обернувшись в птиц, они могут сидеть на ее ветвях. Согласно многочисленным поверьям, ведьмы превращаются в птиц и собак, перекинувшись через куст рябины. На Русском Севере лешего именовали «рябинником», и, по принципу «часть нейтрализует целое», именно рябина от него защищала: ее специально высаживали у домов, чтобы леший не имел власти над живущими там людьми и скотиной. А еще рябина могла служить важнейшей из магических защит: ею обвешивали дом, вернувшись с кладбища. Ветви рябины не позволяли мертвецу вернуться в его жилище.
В рубрике «Открытое чтение» мы публикуем отрывки из книг в том виде, в котором их предоставляют издатели. Незначительные сокращения обозначены многоточием в квадратных скобках. Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.