В 90-х о ГМО в составе писали с гордостью. Что случилось? Отрывок из книги Анны Ивановой
"Как ГМО спасают планету и почему люди этому мешают" разделена на две неравные части. Сначала Анна Иванова подробно отвечает на первый вопрос, заодно объясняя основы генетики и показывая, как в природе с генами происходит более-менее то же самое, что в лабораториях. Только когда читатель подготовлен, разговор заходит об аргументах противников генной инженерии и скандальных случаях из недавнего прошлого, которые якобы служат доказательством вреда от продуктов, содержащих ГМО. Приведенный отрывок — начало второй части.
ГМО как лучшая реклама
Наверняка вам, как и мне в мои далекие от мира биологии времена, приходила в голову мысль: если эти ГМО так безопасны, как твердят нам ученые, то откуда же вообще взялся страх перед ними? Этим мыслям усердно подпевает известная народная мудрость: дыма без огня не бывает. Но откуда пошел дым? Быть может, кто‑то совершил умышленный поджог?
Если кому‑то из читателей этой книги довелось побывать в США или Великобритании в середине 1990‑х годов, то в супермаркетах он мог встретить ряды банок томатного пюре с яркой надписью на упаковке "сделано из генетически модифицированных томатов". Факт генетической модификации не просто не скрывали, им гордились, вокруг него строили рекламные кампании. Торжество науки во благо потребителя! Этой истории во всех красках посвящена глава 5.3. "Что не так с искусственным отбором. Поломанные помидоры и путешествия во времени". А здесь мы поговорим о причинах, изменивших общественное мнение о ГМО.
В начале было слово. И слово то было "соответствие"
Эта книга начиналась с рассказа о системах принятия решения в условиях неопределенности. Мы обсудили, что система быстрого принятия решений (система 1), более эволюционно древняя система, неоднократно спасала жизни нашим предкам, да и нам самим. Представить медведя в на миг промелькнувшей тени и, не задумываясь, спрятаться в глубине укрытия — выигрышная стратегия (но только на короткой дистанции — всю жизнь в укрытии не просидишь, придется все‑таки отправляться на встречу с неизвестностью и мамонтами, когда забурлит в желудке). В комплекте с этой системой нам достался и страх всего нового. Еще в 1970‑х, с первыми шагами в технологии рекомбинантных ДНК, пришли и первые негативные реакции общества. Ученые и общество вступили в активную дискуссию. Вот пример страхов, что оказались на повестке дня в то время: если мы встроим в бактерию ген, вызывающий рак, вдруг она ускользнет из лаборатории и этот ген подхватят и другие бактерии? Поль Берг, тот самый отец технологии рекомбинантных ДНК, о котором мы говорили ранее, стал председателем комитета, разрабатывающего нормативы и регламенты для будущих исследований. Введенные комитетом в результате ограничения оказались даже слишком суровы и через некоторое время были смягчены — накопившиеся данные экспериментов показывали, что многие из учитываемых в начале возможных сценариев не могли реализоваться на практике. Так, принятые в качестве быстрой меры решения, продиктованные во многом системой 1, со временем уступили место решениям, разработанным с учетом детальной оценки рисков, — то есть при помощи системы 2.
Основываясь на современных научных исследованиях и рациональном подходе, Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), ВОЗ, Продовольственная и сельскохозяйственная организация Объединенных Наций, Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов — в 90‑х годах прошлого века плечом к плечу встали за упрощение процедур выведения на рынок продуктов, полученных в результате модификации, и одновременно за повышение безопасности этих продуктов.
В основе оценки безопасности таких продуктов они предлагали рассматривать концепцию соответствия традиционным аналогам, которую в 1993 году предложила ОЭСР — одна из ведущих международных организаций в сфере регулирования рынка. Иными словами, чтобы разработанный в лаборатории продукт мог отправиться на полки магазина, он должен отвечать довольно простым пунктам, например:
традиционный продукт должен иметь достаточно длительную и успешную историю употребления в пищу человеком (то есть мы много тысяч лет едим морковку, значит, можем модифицировать морковку и предполагать, что она будет так же безопасна для нас, как самая обычная морковка);модифицированный продукт должен соответствовать по вкусу, запаху, составу и внешнему виду традиционному аналогу (эта модифицированная морковка столь же питательна, а еще она пахнет, хрустит и выглядит как традиционная морковка, следовательно, мы можем доверять такой морковке).
ОЭСР настаивала, что любые сорта должны проходить проверки на соответствие стандартам безопасности и качества. Независимо от способа, которым данный сорт был получен. Составлявшие этот документ специалисты прекрасно понимали, что генная модификация в основе своей — это такой же способ изменения генома организма, как традиционно используемые для этого селекция, гибридизация и направленный мутагенез. А значит, и подходить к оценке безопасности для конечного потребителя нужно одинаково и рационально.
Есть в документе и совершенно конкретные примеры, которые позволяли трактовать предлагаемые правила. Хотя на момент создания документа на рынке еще не существовало, например, модифицированных томатов, детально разобрано, каким томатам могли бы потребоваться модификации и каким именно требованиям должен был в таком случае отвечать такой ГМ‑томат. К примеру, мы хотим разработать томаты, которые были бы устойчивы к глифосату (также известен под торговым названием "Раундап") — популярному в фермерском хозяйстве гербициду. Известно, что некоторые сорняки выживают, несмотря на то что поле было качественно обработано гербицидом. Противостоять этому веществу таким сорнякам помогает продукт мутантного варианта гена EPSPS. Известно, что сам ген EPSPS в норме и так присутствует в растениях, но в своем обычном варианте инактивируется глифосатом. Поэтому мы можем поместить в геном томата, у которого и так есть обычный вариант этого гена, дополнительный ген EPSPS с мутацией, обеспечивающей эту самую устойчивость к глифосату. Такая мутация теоретически даже возможна просто в природе, без помощи генных инженеров (только ждать ее пришлось бы непредсказуемо долго). Если после этого все проверки модифицированного томата покажут допустимые значения, эквивалентные обычному томату, то продукт можно спокойно выпускать на полки магазинов.
К 1998 году даже инициируется процесс создания новой организации — Трансатлантического экономического партнерства (TransAtlantic Economic Partnership) — для одновременной научной оценки ГМ‑продуктов в США и странах ЕС. Светлое будущее биотехнологий, кажется, неотвратимо становится не менее светлым настоящим.
Но за горизонтом уже начали собираться тучи…
Тучи
В 1996 году Международная организация потребителей (Consumers International, CI) публикует отчет с критикой политики соответствия аналогу. И сейчас я сама не верю, что напишу следующие строки: одним из основных пунктов претензии CI было то, что "отсутствуют доступные научные данные о безопасности традиционных пищевых продуктов, используемых для сравнения с ГМО. В области науки, в которой многие механизмы все еще остаются загадкой, необходима большая осторожность!".
То есть положение о политике соответствия говорит: если ты ГМ‑морковка, но на вкус как обычная морковка, по составу как обычная морковка, пахнешь как обычная морковка и гены в тебе такие, что теоретически могли бы быть в обычной морковке, то и относиться к тебе надо как обычной морковке. А критический отчет CI отвечает на это: "А почему вы так уверены, что обычная морковка это вообще безопасно? А если нет? А если от нее у наших внуков хвост вырастет? Может быть, просто нам пока еще рано судить, ведь мы едим морковку всего какие‑то несколько тысяч лет. Вдруг опасный эффект проявится только позже?"
После публикации скорее заявления, чем отчета CI, в обществе появились и первые волнения, быстро превратившиеся в первые марши протеста. Поводом послужило начало поставок в Европу из США партий модифицированной кукурузы и сои. Организации — противники ГМО развернули активную деятельность, начались общественные дебаты. В ответ на запрос общества регулирующие организации внесли более жесткие ограничения в политику соответствия. Приняв это как свою победу, активисты усилили нападение: к маршам протеста добавились и акции вандализма. Так, в 1998 году в Великобритании несколько женщин ворвались на частные поля фермеров и начали уничтожать посадки ГМ‑растений. Организация Genetix Snowball, которую они представляли, требовала ввести мораторий на технологии генной инженерии.
В ответ на это официальные организации еще закрутили гайки, ужесточив регламенты проверок. Что дало повод активистам продолжить нажим — ах, вы готовы признать нашу правоту и опасность ГМО? Значит, ГМО действительно опасны! Одним из ярких противников и влиятельных активистов был принц Чарльз. Наследник британского престола не только активно высказывался в прессе, участвовал в дебатах, инициатором которых был он сам, но и организовал собственную кампанию протеста — так, в феврале тысячи жителей Великобритании получили письма с призывами бояться ГМО, а торговые сети "настоятельно просили" к 2000 году убрать со своих полок любые ГМ-продукты. В это же время правительство Великобритании само загоняет себя в ловушку двойных стандартов, чем усиливает позицию протестующих: продолжая выдавать лицензии на ввоз в страну ГМ-продуктов, оно заявляет о полном отказе от их использования во всех ресторанах и кафе, относящихся к Палате общин и королевскому двору. Это решение добавляет новые аргументы противникам ГМО, ведь теперь ситуация с точки зрения общества выглядит так: элиты понимают риски и отказываются, а на простом народе продолжают ставить опасные эксперименты.
Россия отстает совсем немного и разворачивает не менее активную деятельность против ГМО уже в начале 2000‑х. Некоммерческая организация "Общероссийская ассоциация генетической безопасности" (ОАГБ, https://oagb.ru — сайт организации. На странице указана дата основания — 2004 год) появляется в общественном пространстве с громким публичным обвинением в адрес компании Nestle в использовании в продуктах белка, полученного генно‑инженерными методами. Однако, по заявлению компании Nestle, никаких данных, подтверждающих обвинения, ОАГБ так и не предоставила. А незадолго до инцидента, по словам представителя компании Nestle, от ОАГБ поступило предложение на размещение на продуктах компании метки "Генетически безопасный продукт", стоимость которой 216 тысяч рублей в месяц, и обвинение стало ответом на отказ Nestle поддаться условиям "продовольственного рэкета". Деятельность ОАГБ нанесла немалый ущерб науке и обществу, за что в 2015 году ОАГБ была номинирована на вручение антипремии за самый вредный лженаучный проект, в рамках премии "За верность науке" (премия учреждена Министерством образования и науки РФ). "Организация, деятельность которой направлена на пропаганду вреда ГМО, вследствие чего государственная политика поддержки генно‑инженерных технологий была приостановлена — что ведет к отставанию нашей страны в области создания и применения современных биотехнологий" — так звучит мотивировка антипремии (Телеканал Рен-ТВ получил антипремию за лженауку / Комиссия по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований при Президиуме РАН. https://klnran.ru/2015/02/antipremiya/).
Одной из самых влиятельных общественных организаций против ГМО долгие годы остается "Гринпис". Активисты этой некоммерческой организации многократно нападали на поля, уничтожали урожаи фермеров и экспериментальные исследовательские площадки. Самой разрушительной кампанией, полагаю, можно считать войну "Гринпис" против "золотого риса"*. Опровергая любые научные исследования, организация признает только мнение собственных экспертов и в 2015 году выпускает собственный отчет "Двадцать лет неудачи. Почему ГМ‑культуры не выполнили своих обещаний", где "развенчивает мифы о ГМО". Более 100 ученых — лауреатов Нобелевской премии в ответ подписали открытое письмо к "Гринпис" с призывом прислушаться к научным данным и остановить войну против ГМО**.
Во всей этой главе мы говорили о процессах, в основе которых лежали общественные, политические и даже экономические вопросы. Но только не научные. Одни организации давили на другие, вторые манипулировали третьими, третьи реагировали ответом в адрес первых… Бесконечная игра, в которую мы с играем вот уже почти 30 лет, подменяя настоящие научные вопросы политическими и коммерческими интересами.