Личная жизнь шпиона. Книга вторая. Эпилог

(Продолжение. Начало здесь)

Эпилог

В больнице четвертого главного управления министерства здравоохранения СССР председатель КГБ Юрий Андропов был постоянным пациентом. В течении последней недели ему проводили процедуру гемодиализа по два часа каждый день. И это помогало, он чувствовал себя лучше, голова светлела, а боль отпускала, иногда хотелось спать. Лечащий врач не возражал против прогулок по парку. Андропов любил, когда один из офицеров возил его в кресле-каталке, тепло одетого и укутанного пледом.

Асфальтированные дорожки были пусты. Здесь, на территории парка, прилегающего к больнице, в этот час нельзя было встретить случайного человека, больничного работника или посетителя. Весеннее небо было голубым, а молодая листва на деревьях казалась прозрачной. Андропов, не любивший разговаривать на прогулках, все же иногда делал исключения. Мужчины в военно-морской форме и в штатском, сопровождавшие его, молчали и держались сзади.

Кресло-каталку довезли до небольшого искусственного пруда с зеленой, застоявшейся водой. Здесь, возле берега, круто спускавшегося вниз, процессия останавливались. Андропов смотрел на неподвижную воду и о чем-то думал. Сегодня компанию ему составил старый приятель, генерал-лейтенант вооруженных сил Вадим Соломатин из Генштаба, обладавший редким талантом. Он всегда знал, когда нужно выступить и сказать что-то дельное, а когда промолчать. Соломатин был одет в гражданский костюм и шляпу, но поеживался от прохладного ветра.

Андропов снял очки в металлической оправе, протер их платком и, не оборачиваясь, спросил:

- Вадим, ты не потерялся?

Соломатин, простоватый с виду, вышел вперед, слегка наклонился, чтобы не пропустить чего-то важного.

- Что там в газетах пишут?

- Ну, в наших газетах, вы сами знаете, что пишут, - Соломатин на людях называл Андропова на «вы» и старался держать дистанцию. - А в тех газетах, заграничных… Пишут, что Андропов маскируется под сурового руководителя. На самом деле он либерал, знает несколько иностранных языков и бессчетное множество стихотворений русской классической поэзии. Читает английскую и американскую литературу в оригинале. Когда он займет место Брежнева, наступит разрядка международных отношений. Все ракеты человечество сдаст на свалку истории. И на том успокоится.

Андропов покашлял в кулак, это тихое покашливание означало, что шутка удалась.

- Интересное ты мне чтение подкинул, - сказал он. - Я про то письмо на десяти страницах. Ты сам-то его читал?

Соломатин хотел сказать, что не читал. На самом деле он распечатал конверт на следующий день, как получил его от Маргариты. И так разволновался, что долго ходил по кабинету и не мог решить, что делать дальше. Вариантов было несколько, самый простой и верный, - порвать и выбросить. В противном случае он наживет большие неприятности, а старой дружбе с Андроповым придет конец, равно как и карьере Соломатина в Генштабе. Маргарите, когда спросит, можно сказать, что письмо затерялось среди бумаг, было по ошибке уничтожено или что-то в этом роде. Надо полагать, что второго экземпляра у нее нет. Соломатин пообедал, вернулся в кабинет. В задумчивости он долго сидел за столом и наконец решил, что он стареет, если подбирает удобные лично ему варианты, ищет оправдания малодушию. Он запечатал письмо в большой конверт и убрал в сейф.

Между тем, Маргарита не подавала вестей уже месяц с лишним. На звонки никто не отвечал, вечером окна ее квартиры оставались темными, а общие знакомые не знали, что думать. Соломатин решил, что это странное исчезновение не случайно, а как-то связано с письмом. Возможно, ее жизни угрожает опасность. Надо поторопиться, найти повод для встречи с Андроповым и передать письмо. Тогда, может быть, исчезновение Маргариты получит какое-то внятное объяснение.

Соломатин позвонил Андропову домой и сказал, что надо бы встретиться по делу и вообще они давно не общались. Юрий Владимирович был рад звонку и ответил, что на следующей неделе он свободен вечером в среду, можно поужинать у него дома. Но в среду к его домашнему телефону подошел помощник и сказал, что Андропов сейчас по настоянию врачей в больнице. Ничего серьезного, слава богу, это просто плановое обследование. Если что-то нужно передать на словах, - пожалуйста. Соломатин ответил, что хочет передать письмо. На следующий день с водителем он отправил конверт в Центральную клиническую больницу. Через пару дней помощник Андропова позвонил и сказал, что Юрий Владимирович письмо прочитал и готов встретиться в пятницу в ЦКБ, в полдень.

Буквально на следующий день Соломатину позвонила Маргарита, сумбурный разговор продолжался всего минуты три. Маргарита сказала, что виновата перед ним, но в чем вина, не объяснила. Сказала, что сейчас она за границей и вернется при первой возможности, только пока не знает, когда эта возможность выпадет. Она заплакала, затем их разъединили.

* * *

- Да, прочитал, - кивнул Соломатин.

- Ладно, давай это обсудим за обедом, - сказал Андропов и сделал знак, что пора поворачивать обратно.

Этаж, где помещалась палата Андропова, несколько врачебных кабинетов и подсобных комнат, был совершенно пустым. Они пообедали в большой столовой с окнами в парк. Комната была стилизована под домашнюю гостиную, там был большой сервант с посудой, диваны для отдыха, японский телевизор, пол закрывал огромный ковер в бежевых тонах. Обед, поданный Соломатину, оказался не хуже, чем в Генштабе. Андропову готовили отдельно, что-то малосъедобное. Специально для гостя поставили бутылку марочного коньяка и две рюмки. Андропову тоже налили. Он чокнулся и, едва пригубив, поставил рюмку на стол.

- Ну, что, тебе ответ прямо сейчас дать? - с усмешкой спросил Андропов и продолжил. - Поставки ювелирных украшений в США начались в середине двадцатых годов. Анастас Микоян, первый председатель Гохрана, попросил своего приятеля, совсем еще юного американца, выходца из Одессы, сбыть в США партию ювелирных изделий, конфискованных властью рабочих и крестьян у буржуев и дворян. Продавать их в Европе было неудобно, многие владельцы изделий еще были живы и могли через суд вернуть свою собственность, поднять шум. Вот поэтому торговлю запустили в Америке. Так все и шло годами, с переменным успехом. А чем закончилось, ты теперь знаешь сам.

- Значит, все, что написано, правда?

- Ну, все или не все, не знаю, - сказал Андропов. - Еще разбираемся.

- А как архив, про который там пишут, не пропал?

- Архив нашли. Хотя и не без труда. Он был в Москве.

- А что автор письма, он жив?

- Тут я должен тебя огорчить, - вздохнул Андропов, он открыл блокнот, лежавший на столе, оторвал листок. - Вот телефон твоей Маргариты Докучаевой. Сейчас она в Испании. Позвони ей и скажи, что, если захочет, может возвращаться. Ее не тронут.

Андропов надолго замолчал, будто уже выговорил все слова, отпущенные ему на день. Соломатин подумал, что в жизни все-каки есть правда, хоть и запоздалая, может быть, уже никому не нужная, никем не востребованная, - но все же есть. Он больше не задавал вопросов, наполнил рюмку под ободок и молча выпил.

* * *

В последние годы Алексей Разин под чужим документам жил в Европе. Сначала он часто переезжал с места на место, старался реже бывать на людях. Позже осел в Голландии, без особого труда нашел работу консультанта по продажам в частной ювелирной компании. Спустя три года женился на интересной женщине, авторе книг по кулинарии, которая одна растила пятилетнюю дочь. Супруги купили небольшой дом в пригороде.

Жизнь Разина была благополучной и вполне счастливой. Призраки прошлого отступили и скрылись где-то в темных углах, наладился сон, но он всегда держал под рукой полуавтоматический пистолет, а в гараже дома прятал ружейный обрез и патроны. В баковской депозитной ячейке хранилась значительная сумма наличных и два незаполненных паспорта. С годами желание вернуться на родину, хотя бы ненадолго, издали увидеть людей, которых знал в своей прошлой жизни, притупилось, но совсем не прошло.

Он приехал в Москву в самом начале девяностых годов, в середине мая. Поселился в 22-х этажной гостинице Интурист на улице Горького. Из номера открывался прекрасный вид на Кремль и его окрестности. Прямо в гостинице, сутками напролет, работало казино, у парадного подъезда цыганские ребятишки выпрашивали у иностранцев доллар, туда-сюда сновали парни бандитского вида в кожаных куртках и бордовых пиджаках, устроившие в гостинице что-то вроде штаба. По вечерам наезжали девицы, открыто продававшие себя в гостинице или на подходах к ней. Здесь же крутились валютчики и аферисты. И никто не обращал на них внимания, будто ни милиции, ни КГБ уже не существовало.

За столик в ресторане однажды подсел молодой бизнесмен, кажется, в легком подпитии, завел разговор и, между прочим, сказал, что бандиты разделили Москву на центры влияния. Например, эта сторона улицы Горького, где стоит гостиница Интурист, принадлежит кавказцам, а другая сторона улицы – славянам. Разин засмеялся, но понял, что собеседник не шутит.

Москва была та же, дома стояли на прежних местах, работало метро, но город почему-то казался неродным, почти незнакомым. Разин был ошеломлен московским многолюдьем, торговлей на улицах и подземных переходах, невероятным числом старух и инвалидов, просивших милостыню, наплывом иностранцев, оккупировавших все центральные гостиницы. Никто его не знал, оперативники с Лубянки не ходили по пятам, как раньше, за каждым иностранцем, за такси, в которое он садился, не ездили машины с номерами, заляпанными грязью.

Разин побывал на могиле жены. Памятник, который он когда-то заказал и оплатил, установил тесть. В цветнике росли молодые садовые цветы, значит, кто-то приходит. Разин съездил в Красную Пахру на то место, где когда-то стояла дача. Деревья разрослись, за невысоким штакетником забора, в глубине участка, виднелся щитовой домик, где жили чужие люди, про тот пожар уже никто не помнил.

Разин навел справки, оказалось, что квартира на набережной по-прежнему числится за его тестем, который теперь, в трудные времена, пустил туда квартирантов. Сам же, по-прежнему, живет на загородной даче и, кажется, неплохо себя чувствует. Хотелось съездить к старику, но Разин отказался от этой небезопасной идеи. О том, что Маргарита Докучаева вернулась в Москву и вышла замуж за военного, он узнал еще в Амстердаме. Он помнил ее телефон наизусть, но так и не позвонил, решив, что теперь, когда у каждого из них своя личная жизнь, это уже ни к чему.

Через десять дней московского отпуска он долетел до Амстердама. С тех пор Разин стал лучше спать, избавился от ружейного обреза, но пистолет, как прежде, держал при себе.

2023