Основатель «Культуры» Дмитрий Рязанов — о конфетах, которые стали символом Петербурга

— Принцип «не можешь найти — сделай сам» — про вас?

— Да, именно так. У нас исключительное отношение к продукту и к рецептурам. Я могу с уверенностью сказать, что аналогов нашей фабрике просто нет. То, что вы видите, — это не совсем конфеты. Это — швейцарские часы, которые состоят из большого количества механизмов, и все они суперкачественные. Запах шоколада благородный, красивый, потому что продукт исключительный — вы не почувствуете сахар, он не бьет. Мы почти 70% времени тратим на подбор этих компонентов, у кого их взять. После начинаем думать, как их соединить. Наш кондитер Женя Шефер окончила самую известную академию Le Cordon Bleu и поработала по всему миру.

С нашим птичьим молоком у меня связана личная история: я очень люблю суфле, но не знал, где найти хорошее, и мы решили сделать его по классической рецептуре. С ванильной солью, которую делаем сами, и стручками мадагаскарской ванили. Мы сделали эту конфету специально для фанатов птичьего молока, потому что такой уровень исполнения на полке в магазине не встретишь

Есть драже — наша уникальная технология, с которой мы не то, что всех опережаем, нам в Европе равных нет. Не с кем даже сравнить. А еще мы первые в России сделали биодинамический мармелад. В мире такого нет.

— Биодинамический мармелад?

— Мы взяли прекрасное вино, которое есть у Павла Швеца. Он, бесспорно, делает лучшее вино на уровне французских виноделен, которые на гран-крю находятся. Я попробовал и влюбился до такой степени, что можно теперь не переживать, что нас оставят без вкусного сухого вина. Люблю, почитаю его. Мы впечатлены его успехами, поэтому попросили сделать на вине мармелад и получили согласие. Очень важно подсветить, что в России есть уникальное виноделие и что из этого можно делать такой почти неалкогольный подарок для человека, который попробовал все. Например, чтобы повезти его в подарок в Швейцарию. Это есть только у нас — биодинамический мармелад сделан на экологичном вине из Севастополя русским виноделом.

Это самый сложный проект, который у нас был. Нужно было разрабатывать свои уникальные рецепты, когда и в какой момент добавлять вино. Дело в том, что вино не терпит температур очень высоких, а при варке мармелада температура высокая. Еще алкоголь выветривается из конфеты и исчезает со временем. Необходимо было понять, как его запаковать вкусно. Помимо этого, есть более сложные задачи. У Пашиного вина есть определенная вкусовая структура — чувствуется роза, земля. Все это сохранено. Например, роза здесь начинает снизу раскрываться так же, как в бокале вина.

— Сколько месяцев ушло на проработку?

— Шесть месяцев. Мы хотели раскрыть вкус двух центральных вин Паши. Важно было показать: вот, смотрите, у нас есть настолько крутые ребята, которые могут сравниться с чем-то запредельным. По себестоимости лучше не считать это.

— Это такой гурманский опыт, когда хочешь получить удовольствие, открыть новый вкус.

— И эйфорию чувствуешь не только от вкуса, но и из-за компонентов!

— Вы чемпионы не только по конфетам, но и по интересным коллаборациям. Расскажите, как устроен этот процесс.

— Большинство конфет мы разрабатывали с самыми крутыми и компетентными компаниями. То есть мы берем продукт, который сделали, допустим, El copitas, а из него получаем «Космополитен». Это, кстати, был хит среди подарков на Новый год — подарить вместо бутылки вина конфету, которая сделана по мотивам коктейля. Когда ребята из Dreamteam выпустили пиво, оно нам так понравилось, что мы сварили овсяную солодовую карамель и сделали из нее «Брауни», пивную конфету. Она очень необычная.

И ребята из El copitas, и ребята из Dreamteam, и Павел Швец имеют высшей степени компетенции. Они не сотрудничают с компаниями-новичками, теми, которые не представляют интереса и не могут работать на их уровне.

Например, конфеты «Джин-тоник», сделанные на «Целовальнике». Ребята выпустили джин, очень необычный. Там не только можжевельник, есть еще нотки черной смородины. Чтобы их воспроизвести, мы покупаем у фермеров листики этой ягоды и делаем из них специальный соус. Мы намеренно сделали маленькие кусочки, чтобы можно было вкус прочувствовать.

Женя Шефер и Дмитрий Рязанов

Есть у нас уникальная конфета «Белый русский» на основе знаменитого коктейля. Если с точки зрения химии описать эту конфету, то там содержатся три очень важных для нас алкалоида: кофе — это то, что отвечает за энергию, водка — за раскрепощение, за легкость и шоколад — за эйфорию, ощущение счастья. Поэтому, когда мы едим правильный шоколад, у нас появляется ощущение легкости и веселья. С точки зрения химии, это самая мощнейшая счастливая конфета. Четыре крутейщие команды собрались, чтобы сделать конфету, которая могла бы больше наслаждения принести. Мы, можно сказать, за первый год в России поработали со всеми. Даже с Курентзисом.

— Расскажите об этом подробнее.

— У нас есть специальная конфета драже. Она очень необычная, умами, так называемый пятый вкус. Это не просто сладкая конфета, она одновременно соленая, пряная и острая в послевкусии — такое воплощение непокорности. Как и все, что делают Теодор и Дом радио. Мы разработали ее и даже не рассчитывали на сотрудничество с MusicAeterna. Подарили им коробку конфет, и после этого нам предложили сделать совместный проект.

Мы хотим привлечь внимание к Дому радио. Обычным людям немножко больше рассказать, что происходит у нас в городе, насколько это уникальный проект для Петербурга и вообще для России. Мне посчастливилось побывать на концерте Теодора. Я человек, который был на многих концертах, но такого ощущения от музыки ранее не испытывал. Мы хотели подчеркнуть эту необычность: когда пробуешь конфету и ожидаешь чего-то понятного, а она выбивается из всей нашей линейки.

— На упаковке ведь даже есть QR-код, по которому можно пройти и послушать музыку?

— Да, это интеграция продукта с проектом, который нелинейно воспринимается. Такие коллабы нам очень нравятся. Когда мы делали подарки для тех, кто любит футбол, мы собрали автографы зенитовцев и перенесли на бумагу. Все коробки для фанатов «Зенита» были с автографами внутри. И про это никто не знает — только те, кто их получил.

То же и с мерчем. Мы размышляли над тем, кто этот человек, который купит его. Он культурный человек. Что культурный человек делает? Наверное, он читает книги. Мы подумали, что надо создать такой мерч, который останется с человеком надолго. И не смогли придумать лучше аксессуара для чтения книги, чем очень крутая закладка. С точки зрения распространения информации о бренде нам очень приятно, что у человека будет на полке стоять книга с нашей закладкой, часть «Культуры».

— Это очень эстетская история. Сколько у вас уходит времени на реализацию одной такой коллаборации?

— Иногда они очень сложные. К примеру, как с «Белым русским» или с Пашей Швецом. Мы собирали месяца два только компоненты, потому что пришла одна роза, она вообще не билась. Настолько сладкая, что скорее про духи была. Но иногда все рождается моментально. Женя часто экспериментирует в лаборатории. Бывают конфеты — ну дикие совсем. Допустим, гусиные конфеты — гусиный бекон и попкорн. Это вкусно, правда. Но ты сидишь и начинаешь скатываться под стол, понимаешь, что вкусно, но продать это невозможно. А бывает, что она приходит и говорит: «Я сходила в Дом радио, и меня бабахнуло в голову». И делает конфету. И ты можешь с ней поспорить, потому что да, это несладкая конфета. Но она подходит Дому радио. Это очень необычное место, там определенная эстетика. Эти конфеты теперь у них в репетиционной стоят.

— Самый необычный вкус, над которым вы работали, это был тот самый гусиный жир?

— Для нашего с вами восприятия, наверное, он самый необычный: сочетание в конфете бекона и попкорна. Но мы сразу его запинали, даже доработки не было. Если честно, когда к тебе приходят и говорят, сейчас мы будем делать конфеты из пива, ты думаешь: «Боже мой. Мы на этом корабле уже, наверное, помешались». Ты перестаешь в какой-то момент отдавать себе отчет, насколько это адекватно. Задача бизнесмена — давать адекватный современному восприятию продукт. Как вообще в голову залезло — взять овсяный стаут и из него сварить солодовую карамель? Он же еще очень дорогой, 400 с чем-то за бутылку. Четыре раза мы переваривали.

Для Дня города мы сделали конфету из белого шоколада из Перу, одного из самых дорогих шоколадов в мире. По стоимости он в четыре раза дороже всего остального. Мы сидели и думали, что же для нас праздник. И оказалось, праздником для нас в детстве было, когда родители варили сгущенку для каких-то десертов. Она оставалась на стенках, и мы ее соскабливали. Так мы сделали конфету с самым дорогим шоколадом, а внутри птичье молоко с вареной сгущенкой.

— За сколько дней ее раскупили?

— За полтора дня! Мы сделали специальный дизайн упаковки с администрацией, комитетом по культуре. Эти люди очень много сил и энергии тратят, чтобы нам в городе жилось хорошо. День города — это их профессиональный праздник, можно сказать. И нам даже нечем показать, что мы искренне благодарны за то, что делается в Петербурге.

Сейчас у нас есть идея интегрировать большое количество бизнесменов в празднование Дня города, чтобы были специальные меню, концерты, которые будут проводиться не только в классическом формате, узкопрофильные выставки художников, которых мы хотим выделить. И сделать из этого дня супермодный и клевый праздник, в котором будут участвовать жители и деятели города. Привлекать еще большее количество туристов, которые захотят посмотреть, как Петербург празднует День города. Ведь кто-то же сделал «Алые паруса».

— То есть вам уже хочется выйти за пределы вашего бизнеса и начать делать какие-то социальные проекты?

— У нас на коробке написано «Санкт-Петербург». Мы неотъемлемая часть этого города. Мы и есть часть бренда этого города. И город — часть нашего бренда. Эти интеграции взаимовыгодные и интересные. Когда я жил во Франции, я спрашивал у европейцев: «Как вы относитесь к Петербургу?» Они говорили: «Он очень романтичный, сексуальный, интересный. Как Париж. Мы там чувствуем другую свободу, не такую, как во Франции». И я в тот момент четко ощущал, что бренд Петербурга уже на мировом уровне. Он настолько велик, что даже мы, его жители, не осознаем такую сильную интеграцию. Если вы спросите людей в целом, в том числе и в Москве, как они воспринимают Петербург, вы поймете, что часть этого города — это и гостиница «Англетер», и шампанское. Мы хотим, чтобы забрать с собой «культурную» конфету тоже стало традицией для гостей Петербурга.

— Вы уже изначально, когда организовывали этот бизнес, понимали, что хотите стать неким символом города? Или это потом появилось?

— Мне кажется, если смотреть на мечты любого предпринимателя, то он хотел бы стать частью ассоциаций с городом. Но это же величие определенное. Ты не должен подвести город. Я бы не мог рассчитывать на это даже в самых смелых мечтах, чтобы то, что мы разработали здесь, могло стать символом Петербурга. Такое нельзя планировать.

То, что мы сейчас имеем, — это результат деятельности людей, которые много работают. Мы не измеряем результат в финансах. Мы просто хотели сделать самые крутые конфеты. И мы их делаем. Из лучших компонентов, на лучшей технике, с лучшими людьми, которые могут в этом поучаствовать.

— Как возникло название «Культура»?

— Я долго искал слово, которое бы людей объединяло, имело только позитивный контекст. Со словом «культура» ты рождаешься, ты с ним живешь всю жизнь. Для меня оно имеет очень важное значение. Это, наверное, сильнейшее слово. Выбрав его, мы как минимум очень сильно рисковали, потому что это слишком большая ответственность. Когда мы взяли название «Культура», я позвонил друзьям из Эрмитажа и спросил: «Как вам?» Они сказали: «Дима, ты взял слишком сильное слово, для того чтобы делать компанию». Я ответил, что мы постараемся не посрамить его. Очень много сильных слов стали слишком мало весить. Если бы наши идеи были чуть более плоские, чуть более неглубинные, наверное, не было бы смысла его брать. Можно было бы назвать именем создателей или именем шеф-кондитера. Мы работаем вместо 12 часов 16 и понимаем, что становимся причастными к посещению Петербурга сотен тысяч людей, которые покупают наши конфеты и везут их как пример по всей России: «Смотрите, вот, можно делать такие конфеты!» Это же уровень очень прикольный.

Например, открыть корнер на вокзале было тяжелым решением в свое время. У меня очень нехорошие ассоциации были с вокзалом, всегда хотелось пробежать максимально быстро, сесть на «Сапсан» и уехать. Все поменялось после того, как я пожил во Франции и увидел, какие вокзалы там. Я понял, что люди, которые живут и работают во Франции, к общественным местам относятся так же, как к дому, пытаются их облагородить и улучшить. Я подумал, раз я со своим бизнесом не иду на вокзал, мои друзья-бизнесмены туда не идут, значит, ничего не изменится, будет оставаться все то же самое. И я решился. Теперь у нас есть магазин, который номинирован на дизайнерскую премию, и при этом есть корнер на вокзале. Мы сделали там крутое оборудование, самое современное. Там самые навороченные конфеты, при этом они доступны всем: стоят 100 рублей. Это конфеты не только для богатых и избранных, они для всех. Петербург — это столица баров и ресторанов, я считаю. Здесь огромные компетенции. Но коктейль или блюдо вы с собой не сможете увезти, а конфеты сможете. Увезти вкус гораздо прикольнее, чем магнитик.

Было бы здорово, если бы культура пошла на экспорт. Наш образ жизни, образ мышления. Передавать ее другим нациям, странам как часть нашей жизни, но с помощью конфет. Было бы хорошо, чтобы в России был такой бренд, который можно привезти в Дубай, в Китай, еще куда-нибудь и удивить им. Мы делаем продукт лучше большинства европейских заводов. Может быть, две-три компании могу назвать, на предприятиях которых я был лично, с кем бы мы могли посоревноваться. А массовый продукт вообще можно с нами не сравнивать. Мы за пределами этого. Такие имена, как Патрик Роже, могут сравниться, а все остальное — нет: вам, ребята, еще много нужно работать.

Большинство компаний работают на биржевом сырье, а мы подбираем сорт шоколада из огромной линейки. Тот, что лучше раскроет вкус. Если нам нужно, чтобы черная смородина раскрылась, то берем шоколад, у которого чуть больше оттенок земли, ягодности. Обычные компании просто берут с биржи шоколад, который называется №1 и №2. И все. Кондитер не может поиграть с этим.

— Почему вы можете себе позволить эту свободу в использовании сырья, в то время как многие крупные бренды ограничиваются самым простым?

— У нас миссии разные. Мы максимизируем прибыль, мы работаем вдолгую, на определенном уровне. Второй момент: это им не нужно. Чем проще процесс, чем меньше у тебя переменных параметров, тем легче управлять. К шоколаду отношение, что он есть молочный и есть темный. Мы адепты того, что шоколад нужно подбирать к определенной конкретике, к определенной задаче. Это примерно стоит, как X4. Но мы считаем нашей миссией поддерживать низкие цены при очень высоком качестве продукта.

— Как получается сохранять такой уровень цен? Вы готовы не гнаться за прибылью и спокойно работать в своей философии?

— У нас задача такая, чтобы мы были доступнее. Мы не можем работать на плохом сырье. Мы тогда ничего не сделаем гениального. Как вы зайдете в рынок, которому 300 лет, ничего нового не создав? Нет, сказок не бывает. Вы сделали простой продукт из простого сырья — ваше место на простой полке в простом магазине. Мы можем себе это позволить — первое. Второе: мы просто хотим делать что-то качественное. Себе плохого не пожелаешь.

Мы рассуждаем в философии долгих времен. У нас не маленький забег — мы марафон бежим. У нас нет скидок, к примеру. И никогда не будет, потому что мы не делаем продукт, который нуждается в скидках. Мы, наверное, единственные, кто персонально приехал на все фабрики. Женя летала, смотрела, как это все там производится, чтобы понимать, с кем мы работаем.

— Откуда ваши поставщики шоколада?

— Двухкратные чемпионы мира из Петербурга! Мы очень много шоколада тестировали, какао-бобов. Решили остановиться на этом. В России мало кто работает на шоколаде категории фино-де-арома, она как гран-крю в винном мире. Круче этого шоколада нет вообще ничего. Это лучшие какао-бобы, выбранные из десятков тонн. Самые спелые, самые ароматные. Такого вы не встретите на полках в магазине.

— Все, что вам нужно, вы нашли в рамках своего же города, получается? Была принципиальная цель объединить всех именно из Петербурга?

— Хотелось. Очень хотелось. Мы вообще всех лучших собрали. Город-бренд. Так случайно получилось, что половина из них находилась здесь. Шоколад здесь производится, и конфеты, и пиво, и водка. Конечно, нам удобно. Мы перешли дорогу, дали задачу, обсудили, что нам нужен новый сорт шоколада — такой темный, который бы сливовый оттенок имел… Через три часа нам его уже привезут. Все вовремя, в нужном количестве. У нас есть ребята из Брянска, компания «Умалат». Есть Паша Швец. Он из Севастополя. Но прекрасно, что 80% компонентов производятся здесь. Еще нюанс: мы на маркетинг за полтора года не потратили ничего.

— Неужели он сам собой происходит?

— Да. По экономической схеме. У нас маленькая команда, пять человек все делали. Если в продукте очень много денег зарыто в маркетинг, то эти деньги не зарыты в качество продукта. Конечный потребитель так или иначе за это все каким-то образом платит. Мы в какой-то момент решили, что нет никакого смысла, даже если мы не будем расти, вешать билборд за полмиллиона в аэропорту Пулково, чтобы рассказать, что мы являемся символом Санкт-Петербурга. Мы посчитали, что лишние люди нам не нужны.

— Расскажите про логотип «Культуры» — мальчика на лошадке.

— Это мой сын. Я подумал, что хочу увековечить его в этом возрасте. Наш логотип — история про детские ощущения от похода в гости. Про меня и про сына, про то, что нельзя ходить в гости с пустыми руками. У нас на упаковке написано: «Подарки для себя и близких». В моем детстве бабушка всегда брала коробку конфет, когда мы ходили в гости. Обычно в коробке всегда остаются конфеты, которые тебе не нравятся. В нашем случае такого нет. Мы единственная компания, предлагающая собрать коробку под вкусы человека, к которому ты идешь. Вы будете точно знать, что он зашел в магазин, думая о вас, и выбрал конфеты с теми вкусами, которые вы любите. Мы считаем, это высший пилотаж, когда человек так делает.

Когда сын плохо себя ведет, я говорю: «У тебя поведение человека, который не достоин быть на коробке конфет». Это самая большая для него форма наказания.

— Жестоко!

— Звоню дизайнеру и говорю: «Убираем все!» Он в садик приходит и всем показывает, что это он на этой коробочке. И относится к фабрике как к тому месту, где в том числе он присутствует. Сейчас я жду второго ребенка. Сын ко мне подходит и задает вопрос: «Папа, мы логотип будем менять?» Пока мы не приняли решение, как второго ребенка добавить. Может быть, они вдвоем будут на лошадке ездить.

— У вас на «Культурных дегустациях» учат правильно есть конфеты. И как же правильно?

— Одна из наших миссий — воспитать правильное отношение к продукту. Это должно выходить за рамки «просто вкусно». Шоколад — это очень сложная, многогранная материя, как бы просто мы к ней ни относились. Она может по-разному раскрываться, с разными вкусовыми нотками в зависимости от шоколада: когда он собран, когда высушен, как он обжарен. Как с вином. И когда вы сможете прочувствовать, что такое шоколад, как он должен пахнуть, вы больше никогда не сможете вернуться к обычному шоколаду, который можно купить в магазине. После того как мне удалось попробовать очень хороший чай, весь остальной чай для меня уже не представляет интереса. То же самое с шоколадом. Поэтому надо осознанно подойти к этому выбору, готовы ли вы сделать этот шаг, потому что обратной дороги не будет.

— Вы же в этот бизнес пришли из совершенно другой сферы?

— Да. Я занимался олимпийскими объектами строящимися.

— Как этот переход произошел от олимпийских объектов к кондитерскому производству?

— Из металлурга я превратился в директора по развитию! Просто в какой-то момент понимаешь, что тебе становится скучно. Перестаешь иметь осязаемую цель. На тебя деньги уже не влияют. Что-то должно приводить тебя в движение, какой-то внутренний механизм. Когда эти механизмы были исчерпаны, я искал новую стезю и столкнулся с шоколадным и с конфетным бизнесом. Я в детстве провел много времени на кондитерской фабрике, можно сказать, жил на ней. У меня мама — кондитер.

— То есть это было для вас привычной средой? Даже вызывающей ностальгические чувства.

— В том, что я с детства в этой среде жил, есть определенная фишка. У меня очень позитивный бизнес. В детстве, будучи очень маленьким, когда мне было 4–5 лет, я подходил к чану с белковым кремом с поварешкой и мог его есть, сколько хотел.

Обычные дети раз в неделю ели трубочки какие-нибудь заварные или язычки. У мамы на производстве был огромный стол от стены до стены, на который из печки доставали язычки, чтобы они быстро остывали. У меня их было столько, что они просто в меня не помещались. У меня был доступ к сладкому. Из-за того, что оно было настолько безлимитным, я его не ел. Для меня это не было развлечением или чем-то недоступным. Я мороженое больше любил. До сих пор у меня весь морозильник забит мороженым разных марок и вкусов.

— Мороженое нет желания делать, если вы его так любите?

— Если честно, я очень хочу заняться альтернативным молоком и возвести это в такую же высокую степень, как наши конфеты. У меня еще сейчас аллергия на лактозу. Мне кажется, мы можем позволить себе три-четыре вида альтернативного молока производить.

Я в последнее время мало стал озвучивать планы на будущее, потому что обычно потом начинаю терзать себя. У нас есть правило: мы не следим за тем, кого считаем конкурентом. Это экономит нам кучу сил и времени, чтобы сосредоточиться на наших задачах. Но, видимо, за нами сильно следят. Много случаев можно вспомнить, как у нас коробки, релизы каких-то продуктов уходили. Многие пытаются сделать инфоповод раньше нас на две недели, чтобы мы были номером два. Не понимая, что у нас на это ушло полгода или три месяца разработки. Мы не обижаемся. Вряд ли «Эппл» следит за какой-нибудь компанией «Алкател». Было бы странно, да? Они тоже вроде как делают телефоны, но другие.

— У вас офис прямо в магазине. Можно пить кофе, а заодно собирать информацию. Вы открылись в 2022-м и за небольшой срок показали мощнейший темп по развитию. Такой образцовый кейс мечты.

— Да. И с минимальными бюджетами. К нам приезжают бизнес-тренеры и спрашивают: как вы это делаете? Просто делаем. Мы сидим и каждый день делаем. У нас работа не заканчивается в 6–7 вечера. Она заканчивается тогда, когда выполнена задача. А ее никогда не выполнить. Мы не выпускаем плохой продукт, потому что мы сами его не будем есть. Это образ жизни.

— Как вам удалось открыться в начале 2022 года, когда все, наоборот, закрывались?

— 24 февраля открылась компания. Как сделать фабрику за 65 дней в условиях гипертурбулентности?! Цепочки были потеряны. Перевести деньги было невозможно. На границе останавливали грузы двойного назначения. Писали письма. Какие-то поставщики отказывались. Одновременно убеждали людей, что не надо из страны уезжать, давайте доделаем проект. Неповторимый опыт. Такие фабрики строятся от полугода и больше. Мы сделали это за два с половиной месяца. Полностью все. Все, что вы здесь видите, разработано мною. Каждый элемент, каждое окно, каждый диван. Чертежей 500 я начертил. Стулья одного из величайших дизайнеров Италии. Мы еще три магазина в этот момент открыли.

— На адреналине?

— Мы параллельно открыли три магазина, фабрику, разработали несколько видов продуктов. Поставили их на конвейер. Сделали упаковку. Это все были параллельные процессы. Если мне было нужно только фабрику одну за 65 дней построить…

— Такие сжатые сроки вы ставили изначально? Была установка за 65 дней построить?

— Идет аренда, у тебя есть какие-то обязательства. Стройка — такая вещь, ты можешь бесконечно долго оттягивать, но она должна когда-то закончиться. Да, 65 дней. 13 апреля мы зашли, и 29 июня мы здесь уже открылись. Это не рассказать! Там же еще проблемы были с финансированием. В какой-то момент кредиты стали под 33%, выделяли государственные деньги. Люди уезжали. Многое мы не могли привезти, потому что логистические компании больше не работают с Россией. Через Турцию гоним, говорят, Европа не выпускает ваш контейнер: он может быть использовать для изготовления патронов. Мы письма писать итальянцам. Итальянцы пишут письма, мы пишем письма. Все окей, но банковская система падает, мы не можем деньги перевести. Мы в этот момент еще пытались зарегистрировать товарный знак…

— По узнаваемости бренда и тому, как громко вы на слуху все эти полтора года, складывается ощущение, что вы года три минимум существуете.

— Мы еще даже на Москву не наступали. В Москве про нас никто еще не знает, нет ни одного магазина пока. Мне звонили главы ЦУМа, ГУМа, «Цветной» приезжал к нам в первую же неделю.

— Кстати, вы с ними очень мэтчитесь по визуалу.

— Я хочу открыть на Патриарших хороший магазин крутого формата, чтобы можно было прийти отличный кофе выпить и собрать коробку конфет. Чтобы это было не на виду и все, кому нужно, знали, что там можно собрать офигенные конфеты без лишнего пафоса Красной площади.

Нас в этом году дарил губернатор Санкт-Петербурга, губернаторы многих областей, главы компании «Газпром». Я не горжусь тем, какие контракты по объемам. Главное — с кем они. Были моменты, когда говорили, что министру хотят подарить наш подарок. Значит, те, кто управляет городом, гордятся нами. И они, кстати, очень сильно помогали в свое время — как раз в тот момент, когда мы строили. Нам очень нужны были деньги, потому что банки тогда очень высокие ставки назначили, поднялась ставка рефинансирования. Нам либо все останавливать надо было, либо продолжать. Мы заложили все дома, квартиру. В нас тогда поверили, дали денег, чтобы мы открылись, и сейчас, мне кажется, многие, кто тогда участвовал, помогал, гордятся нами. Когда все улетали, моя команда здесь трудилась по 16 часов.

— В тот период люди не знали, как жить дальше, не говоря о том, чтобы создавать что-то.

— В тот момент было опасно здесь находиться, тяжело, но я пожил во Франции и в свое время отказался от гражданства США. Мне давали грин-карту, а я решил ее не брать. У меня нет такого вопроса, где трава зеленее, я не хочу жить в Нью-Йорке или в Лондоне. Я хочу туда ездить, но я не хочу там жить. Я в этом плане патриот. Я человек, который точно знает, что он находится в том месте и в то время, где он должен быть.