Черная зависть

Современные афроамериканцы не только страшно обижаются на «n-слово» в любом контексте, включая цитаты из произведений собственно афроамериканских песенных классиков, но и с нервным вниманием относятся к любой интерпретации наследия своих предков в моде. Как использовалось это наследие, разобралась «Лента.ру». Индустрии моды в ее современном понимании, с как минимум двумя-четырьмя сезонными, а иногда и дополнительными круизными коллекциями и капсульными линиями по любому удобному случаю, не так уж много лет: в середине прошлого века людям — причем ни бедным, ни богатым — не приходило в голову менять гардероб каждые три месяца. Однако же в последние десятилетия процесс «ускорения моды» — fast fashion — идет по нарастающей, и дизайнерам люксовых марок, а за ними и огромным творческим коллективам масс-маркетных брендов приходится постоянно генерить все новые и новые коллекции. А для этого нужно постоянно вдохновляться чем-то новеньким и свежим — или хотя бы хорошо забытым старым — чтобы не повторяться чаще, чем раз в несколько лет. Поэтому неудивительно, что рано или поздно в коллекциях модных домов должна была появиться африканская тема. Историческое соседство Европы и «черного континента», особенно его наиболее цивилизованной и богатой северной части, этнографический и колонизационный интерес, особенно усилившийся в середине XIX столетия, сафари как умеренно экстремальный и одновременно элегантный вид отдыха для очень богатых людей в ХХ веке и просто очень, до кинематографичности, яркие африканские образы, пейзажи, лица и детали — все это располагало дизайнеров к творчеству. Причем интересовали модную индустрию не только жители собственно Африки, но и их потомки на американском континенте: например, в середине XIX века экстравагантные аристократки наматывали на головы шелковые шали «по-креольски», а позже в моду вошли серьги в виде колец большого диаметра, называемые «креолами». Первым — по общему признанию экспертов — Африку в современную моду ввел Ив Сен-Лоран в 1970-е годы. Его платья-сафари с погончиками и накладными карманами с клапанами на груди копировали даже в СССР за «железным занавесом». Следом за Сен-Лораном «выпускать» Африку на подиум стали и другие дизайнеры: достаточно вспомнить эпичную коллекцию Жана-Поля Готье Hommage à l’Afrique, или африканские маски Марка Джейкобса в бытность его креативным директором Lois Vuitton, коллекции Ralph Lauren и Hermès 2009 года, которые, словно сговорившись, посвятили их «черному континенту». Дизайнеры играли с традиционными мотивами племен из Кении, Ганы, Сомали, вдохновлялись их яркими одеждами, необычными прическами, ритуальными масками. В те же 1970-е натуральный леопардовый мех уступил место демократичному принту под леопарда, а следом за ним появились принты под зебру и прочих африканских зверей. Самой яркой, пожалуй, коллекцией подобного рода стала первая работа Кэрол Лим и Умберто Леона в качестве креативных директоров дома Kenzo: хищных и зебровых принтов, а также изображений животных там было более чем достаточно. Нравится этот принт и японцу Джуниа Ватанабе, много лет отвечавшему за мужскую линию Comme Des Garçons, а также создателю собственного бренда Junya Watanabe. А итальянские провокаторы Доменико Дольче и Стефано Габбана и вовсе так полюбили африканок, что принтами в виде их лиц покрыли чуть ли не половину моделей из весенне-летней коллекции 2013 года. Дом Valentino в лице своих креативных директоров Марии Грации Кьюри и Пьерпаоло Пиччоли пригласил на съемки рекламной кампании сезона весна-лето 2016 знаменитого фотографа Стивена Маккарри, а саму сессию устроил в кенийском национальном парке Амбосели в окружении африканцев из местного племени масаи. Худенькие модели (в том числе темнокожие), причесанные как не менее худенькие масаи, ходили по их деревне между хижин и буйволов в афроприческах и в платьях в технике пэчворк, с размытыми, словно выгоревшими цветочными принтами, орнаментальными вышивками и декором из бисера и перьев. Следом за люксовыми брендами идут премиальные и масс-маркетные — Daily Paper, H&M, Mango. Недавняя капсульная коллекция Артура Арбессера для Yoox словно навеяна яркими дешевыми хлопковыми тканями с геометрическим принтом, в которые любят заматываться жительницы Западной Африки, а бренд Afriek шьет броские рубашки с традиционными рисунками силами портных из Руанды. Недавно «масайскую» коллекцию аксессуаров выпустил французский бренд Longchamp. Впрочем, в какой-то момент по творческой активности модельеров был нанесен удар откуда не ждали: против них выступили сторонники прав человека. Из крупных домов первым «прилетело» как раз Доменико и Стефано именно за ту коллекцию 2013 года с темнокожими лицами. Травля началась сразу после показа на миланской Неделе моды в 2012 году: дизайнерам пришлось долго объяснять, что они не имели в виду ничего дурного, и вообще на картинках не африканцы и тем более не афроамериканские рабы, а «мавританки» — свободные жительницы Северной Африки. Причем потомки тех, кто завоевал в IX веке часть нынешней Италии — Сицилию — и правил там два века. Почему-то особенно не понравился критикам тот факт, что на подиуме не было ни одной темнокожей модели. Вероятно, они имели в виду, что выйди на подиум хоть одна девушка африканского происхождения, все можно было бы списать на самоиронию. Позже примерно та же история вышла у Дольче и Габбаны и с «сандалиями раба» — моделью обуви, украшенной красными кисточками и яркими помпонами. Причем сами сандалии, тоже навеянные, кстати, изделиями североафриканских ремесленников, куда больше напоминали обувь свободных берберок, нежели афроамериканских рабынь: вся проблема была в названии. Мавров в южноевропейской культуре вообще много — начиная от пресловутого Отелло и заканчивая украшениями в виде головок мавров, популярных на берегах Адриатики: в Венеции они назывались moretto (на них сделал себе имя и клиентуру известный венецианский ювелирный дом Nardi), на восточном берегу Адриатического моря, в нынешней Хорватии, — «морчиш» (morčić). Кстати, все они были в тюрбанах, что указывало на принадлежность к мусульманской вере, которую исповедуют жители африканской части Средиземноморья — Магриба. Впрочем, богатая история этих ювелирных изделий не уберегла баронессу Марию Кристину фон Рейбниц, супругу британского принца Майкла Кентского, от обвинений в расизме за появление с moretto на рождественском обеде в Букингемском дворце. Североафриканские берберские племена вдохновляют ювелиров не только как традиционные модели для moretto. Их собственные массивные украшения из серебра и золота, передающиеся из поколения в поколение и дополняемые все новыми деталями, очень популярны в Европе — причем как аутентичные модели, так и вещи, сделанные по их мотивам современными ювелирами. Как правило, они украшены геометрической абстрактной насечкой, повторяющей узоры на утвари и оружии. Трайбалические украшения, сделанные современными европейскими ювелирами по мотивам традиционных масайских браслетов и многорядных бисерных колье, также пользуются популярностью. Например, у испанского бренда UNOde50 есть колье из кожи с деталями в виде наконечников стрел, «подсмотренное» именно у кенийских традиционных племен, а марка Tous, тоже испанская, несколько лет назад выпустила «африканскую» коллекцию украшений, в которую вошли обмотанные вощеным шнуром колье и браслеты-каффы с подвесками в виде наконечников копий, а также изделия с деталями, напоминающими плетеные щиты воинов-масаев. Есть и менее очевидные инспирации, в которых Африка узнается на ассоциативном уровне: например, таковы некоторые вещи из дерева из коллекций бижутерии дома Marni — массивные колье и широкие браслеты.