Мэган Виртанен о том, как секс и порно совершили революцию в моде

Историк моды и наш колумнист Мэган Виртанен рассказывает, как порнография перестала быть подпольной и вошла не только в мир кино, но и в искусство фотографии, индустрию моды и наш с вами повседневный гардероб. Философ Вальтер Беньямин утверждал: «В любой моде заложены перверсии. Фетишизм, основанный на сексуальной привлекательности неестественного — это нерв, поддерживающий в ней жизнь». Впрочем, в годы, когда эти слова были написаны, мир моды был страшно далек от мира БДСМ. Образ сексуального желания задавал кинематограф, а издатели эротических журналов и изготовители порнографических фотокарточек действовали полуподпольно. Сексуальная революция конца 1960-х не слишком изменила ситуацию. Десятилетием позже Вивьен Вествуд и Малькольму МакЛарену по-прежнему удавалось шокировать публику аксессуарами из секс-шопов и одеждой, вдохновленной эстетикой фетишизма. Фотографии Ги Бурдена и Хельмута Ньютона в 1970-е, отсылавшие к образам, принятым в порнографии, были одновременно новаторскими и балансирующими на грани норм приличия и хорошего вкуса. Расширению эстетических представлений всегда предшествует реальное расширение мира. Революция в технологиях связи, начавшаяся в 1980-е, изменила возможности доступа к информации, в том числе и к порнографии. Больше не нужно было покупать журнал или красться в специальный кинотеатр. В восьмидесятые порнофильмы просочились в дома обывателей на видеокассетах, а к началу 2000-х порно хлынуло потоком через Интернет. Изменилась иерархия допуска, и особая эстетика, ранее доступная ограниченному кругу потребителей, стала общеизвестной. Будь то успех «50 оттенков серого» или мода на пластические операции интимных зон, эстетика порно становится частью популярной культуры Искусство в 20 веке часто развивалось за счет экспансии в соседние области, в сферу того, что считалось «не искусством» и «не красотой». Если в конце 1980-х и начале 1990-х некоторые творения Тьерри Мюглера и Жана-Поля Готье еще воспринимались как нечто слишком провокативное, а латексные юбки оставались товарами из ассортимента секс-шопа, то к середине 2000-х такие вещи появились на ведущих мировых подиумах. Джон Гальяно в одной из коллекций для Dior вдохновлялся эротическими костюмами, а Стивен Мейзел снимал рекламу Calvin Klein с откровенно порнографическими мизансценами. К началу 2010-х черная кожаная портупея перекочевала из разряда специализированных товаров в разряд модных аксессуаров. Вроде бы табу не может одновременно присутствовать и в мэйнстримных медиаканалах, но идея «порно-шика» (и «БДСМ-шика» как одной из разновидностей) опровергает это утверждение. Сколько бы ни говорили о том, что заигрывание с эстетикой и нормами порнографии в моде и рекламе происходит при фактическом отгораживании от самой порнографии, это не так. «Порно-шик» как репрезентация порнографии в искусстве и культуре свидетельствует только о превращении секса в один из обычных аспектов потребления. Будь то феноменальный успех «50 оттенков серого», мода на пластические операции интимных зон, или размывание границ между эротическими нарядами и повседневной одеждой, эстетика порнографии становится частью популярной культуры. Ведутся споры, является ли такое явление признаком налаживания контакта с собственной телесностью, или же обычного интереса к табуированному, или знаком травмы и сексуальной само-объективации, или следствием культуры потребления, продвигающей достижение удовольствия как конечную цель процесса самореализации. Наверняка можно сказать только одно: мода как процесс запускается массовыми потребностями и желаниями, и направление эстетической переоценки мира уже обозначено.