Под «домашним арестом»

Алексей Кириллович Кузнецов — не просто исторический деятель Забайкалья, просветитель, основавший краеведческие музеи Нерчинска и Читы, краевую библиотеку, отделение Российского географического общества. Ещё он был активным общественным деятелем и революционером, который не раз оказывался на грани жизни и смерти. 28-летним Кузнецов был осужден по делу Нечаевской организации и убийству студента Иванова. Его приговорили к смертной казни, которую заменили каторгой в Нерчинске. Второй раз его приговорили к смертной казни после подавления «Читинской республики» 1905-1906 годов. И вновь её по просьбам общественности заменили каторгой и ссылкой в Якутию. Потом на него в конце 1920-х годов завели дело в ОГПУ, из-за которого он вынужден был покинуть Читу. Но здоровье было уже не то, и в возрасте 83 лет его не стало. Казалось, что самым благоприятным периодом его жизни были годы, когда Чита была столицей Дальневосточной республики. Именно тогда его имя (при жизни) было присвоено Читинскому музею, более того, о нём был принят отдельный закон республики. Однако, как оказалось, и в тот период не всё в его судьбе было так замечательно. Начало его жизни и деятельности в ДВР было не таким уж радужным. И вновь доносы 25 октября 1920 года в Читу из Верхнеудинска (ныне Улан-Удэ) приехало первое правительство ДВР. С 28 октября по 11 ноября в новой столице прошла объединительная конференция региональных правительств республики, на которой, по сути дела, и была создана действительно ДВР. Сюда же переехала и Госполитохрана (ГПО) — филиал ВЧК в ДВР. Вот с этой-то организацией вскоре и пришлось столкнуться Алексею Кирилловичу. Но сначала в официальной газете «Дальне-Восточная Республика» появилась пара критических заметок, которые смело можно назвать доносами. Первая называлась «Удивительный порядок» и появилась 30 ноября, вторая – «Нетерпимое явление», напечатанная 7 декабря. В первой жаловались, что музей открыт «для публики всего 2 часа в неделю, а именно по воскресеньям, с 11 до 1 ч. дня, в остальное же время этот храм археологии почему-то закрыт». И вот в очередное воскресенье музей оказался закрыт и на эти два часа. «Разочарованная публика, среди которой было много пришедших по морозу из отдаленных частей города, разошлась обратно до следующего воскресенья…» «Комментарии к этой картинке излишни», — писал анонимный автор. Вторая была ещё круче. Опять же анонимный автор возмущался тем, что ему как-то удалось увидеть в закрытом для публики музее: «Минералогические витрины лишены объяснительных ярлыков и представляют простое собрание разных камней, ничего не говорящих посетителям. Археологический материал свален кучами и обильно уснащен пылью, то же и с этнографическими и большинством других коллекций. 75% стекол на витринах не существует и многое, несомненно, расхищается, например, в открытых стеклянных вазах выставлены осколки кремневых орудий каменного века… Валяются как попало исторические фотографии — уники видов Забайкальской каторги». Вывод был очевиден: «Необходимо принять скорейшие меры к спасению ценного имущества музея от вандализма, расхищения. Необходимо уберечь ценное культурное учреждение». Интересно, что ситуация с публичным анонимным доносом на создателя музея уже случалась. Когда в Чите в ноябре 1918 года утвердилась власть атамана Григория Семенова в газете «Русский Восток» 14 (1) ноября была напечатана небольшая заметка. «Нас просят обратить внимание кого следует на то обстоятельство, что музей Географического общества постоянно закрыт для публики, — писал и тогда оставшийся неизвестным автор, — между тем как именно теперь, в виду отсутствия учебников, наиболее желательно иметь возможность свободно посещать его, тем более с учащимися, так как в Музее есть много для них поучительного и интересного». В то время Алексей Кузнецов получил, вероятно, поддержку от бывшего члена Государственной Думы, соратника атамана Сергея Таскина. Во всяком случае он избежал и заключения, и сохранил должность директора музея. И вот всё повторилось… Обыск в музее Да, Алексей Кириллович был противником Советской власти в 1918 году, именно в музее собирались накануне её падения те, кто пытался утвердить новую власть. Но он же был и противником режима атамана. Он не принимал диктаторских режимов в принципе. Именно поэтому он не бежал с белыми в Маньчжурию, а остался в Чите, и более — сохранил музей. Не мог же он бросить своих детей. Его дочь Ольга страстно ненавидела белых, ведь они убили её мужа Валериана Дмитриевского, который вместе с её отцом участвовал в читинских событиях Первой русской революции, а в декабре 1917 года участвовал в подавлении юнкерского восстания в Иркутске. Там в 1918 году его и казнили. На стороне красных сражался и красный лётчик Александр Кузнецов, активным участником гражданской войны на Дальнем Восток был и сын Владимир. Дочь Татьяна, вышедшая замуж за эсера Всеволода Кузнецова, участвовала ещё в событиях 1905 года. Десять лет с мужем они провели в эмиграции во Франции и вернулись в Россию лишь после Октябрьской революции 1917 года, став сторонниками новой власти. Интересно, что не сами события, произошедшие в музее, а именно заметки в «Дальне-Восточной Республике» заставили Кузнецова придать гласности произошедшую историю, вступив таким образом в публичный конфликт с Госполитохраной. 9 декабря он в той же газете опубликовал «Письмо в редакцию». Он предельно подробно расписал то, что произошло накануне того самого воскресенья, когда «публика не смогла попасть в музей», а именно 25 и 26 ноября. В эти дни в музее и библиотеке Госполитохрана ДВР устроила обыски. «Мой помощник А.В. Харчевников 25 был арестован и отправлен в Госполитохрану, где просидел 4 суток. Мне совершенно неграмотный солдат, руководивший обысками, представил «ордер», а потом заявил: «ты арестован», и я до 3 часов следующего дня, т.е. до окончания обыска, находился под домашним арестом. Ночью 26 ноября конфискованное оружие разных образцов и систем, а также отобранное имущество моего помощника было вывезено, — сообщал читателям правительственного официоза Алексей Кирилллович. — В настоящее время получено разрешение от директора Госполитохраны на возвращение всего взятого обратно в музей. 26 ноября обыск в музее и библиотеке продолжался, причем разобраны запакованные охотничьи коллекции, принятые мною на хранение от гр. Н.А. Михайловского на тех же основаниях, как хранятся в музее геологические коллекции гр. Я.А. Макарова, энтомологические коллекции гр. В.А. Юркевича и другие. Охотничьи коллекции гр. Михайловского были арестованы, но не вывезены тотчас же из помещения музея, а были оставлены на мою ответственность, в чем я выдал расписку. И только вечером 30 ноября было мной получено из Госполитохраны разрешение на выдачу их гр. Михайловскому, после чего он их и вывез из музея. В таких условиях открывать музей для публики в воскресенье 28 ноября было невозможно; 30 ноября мною было допущено даже очередное посещение музея военной просветительной организацией». Далее Кузнецов дал пояснения и по другим обвинениям: «Относительно же того, что музей открыт два часа в неделю, сообщаю, что, как показал опыт, открывать музей для публики на 2 часа по воскресеньям вполне достаточно. Для лиц же работающих двери музея открыты каждый день. Кроме того, в назначенные дни музей посещают дети всех школ Читы и окрестностей со своими учителями. В настоящее время музей посещается чуть не каждый день военными культурно-просветительными организациями, как это можно напр. видеть из объявления (газета «Боец» 30 ноября 1920 г.) Политпросвет поарма (политического управления армии – авт.)». Редакция газеты после этого письма вынуждена была напечатать свое примечание: «Заметка вызвана объявлением, красовавшимся на дверях музея в указанный день». Что и говорить, некрасиво получилось. Власти попытались всё исправить Как писал Алексей Кириллович, его помощник Александр Харчевников был освобождён через четыре дня. До 1927 года он работал в нашем музее, но потом был уволен и вынужден был переехать в Минусинск, где проработал директором краеведческого музея до 1937 года, когда его арестовали и расстреляли (реабилитировали в 1957 году). Тогда же министром просвещения ДВР Михаилом Малышевым было предложено наметить план реорганизации музея, для чего была создана комиссия в составе директора музея Алексея Кузнецова, помощника директора музея Александра Харчевникова, членов Забайкальского отделения Российского географического общества (ЗОРГО) братьев Виктора и Михаила Союзовых и ряда других учёных, а также молодого коммуниста, племянника Льва Троцкого Моисея Бронштейна. 27 декабря 1920 года состоялось постановление Совета министров ДВР об объявлении всех музеев на Дальнем Востоке государственным достоянием с передачей их в ведение министерства народного просвещения. Наш музей в этом постановлении был назван «Читинским Краевым Музеем». Тогда же впервые в истории музея были введены штаты его сотрудников, о чём прежде те, кто сотрудничал с музеем, даже не мечтали. «6 марта 1921 г., — уточнял в своей автобиографии Алексей Кириллович, — я был избран директором Читинского Краевого Музея». А 24 августа 1921 года в газете «Дальне-Восточный Телеграф» было напечатано постановление правительства ДВР о присвоении Музею имени А.К. Кузнецова, а также о назначении ему пожизненной пенсии в размере 600 рублей в год. Интересно, что 30 декабря 1920 года газета «Дальне-Восточная Республика» сообщила: «Директор главного управления Госполитохраны Б.А. Похвалинский выехал в служебную командировку в Советскую Россию. Заместителем его остался В.В. Попов». В Читу Борис Похвалинский уже не вернулся, в январе 1921 года его отстранили от руководства ГПО «за нарушение демократических принципов ее деятельности (за допущенные нарушения законности)». Связано ли это было с делом Кузнецова и его помощника, с гласностью, которой была предана эта история, или были иные причины, пока неизвестно. Но произошло всё в одно и то же время. На Алексея Кирилловича это произвело большое впечатление. Неслучайно его первый биограф Николай Жуков написал, что именно с конца 1920 года Алексей Кириллович начал «работать рука об руку с этой (коммунистической – авт.) партией не за страх, а за совесть». Александр Баринов.