Сотни снимков, сделанных в разных уголках планеты, представлены на выставке в центре документальной фотографии FOTODOC при Сахаровском центре. Их авторы приняли участие в конкурсе «Прямой взгляд», организаторы которого седьмой год подряд пытаются осмыслить проблемы взаимоотношений человека с обществом и государством, а заодно найти способы решения этих проблем. «Лента.ру» изучила, каким мир пришел к концу 2021 года, вместе с финалистами конкурса, представившими свои работы в трех номинациях: «Проблема», «Компромисс» и «Конфликт».

Проблемы: радиация, коронавирус, любовь

Российский Крайний Север — излюбленная тема многих фотографов. Местные пейзажи привлекают безжизненностью, в которой скрыт полунамек на то, какой когда-то была жизнь в условиях почти что вечной мерзлоты. Андрей Шапран назвал свой цикл работ, посвященный заброшенной деревне недалеко от мыса Шмидта, «Арктика вне времени». На его снимках видно, как Северный Ледовитый океан отвоевывает у цивилизации и словно пробует своим ледяным языком дома, корабли, самолеты и детские площадки.

Печать радиации

В индийском штате Джаркханд, где льда не видели отродясь, есть городок, название которого с одного из локальных наречий переводится как «земля слонов». Слоны из Джадугоды ушли примерно полвека назад, когда на смену местным зеленым лесам пришли урановые шахты. Здесь появилась удивительная для Индии середины XX века инфраструктура: современные школы, теннисные корты, хорошие по местным меркам больницы. Но вскоре к ним присоединилось явление, из-за которого СМИ называют это место «ядерным адом» — радиация.

15-летняя Анамика Ораом живет в небольшом городе Данграйди, неподалеку от Джадугоды, всего в одном километре от шахты. Злокачественная опухоль на ее лице — врожденная. Врачи могли ее удалить, но у матери девочки — Наги — не хватило денег на операцию.

Анамика — не единственный ребенок с печатью радиации, и даже не самая очевидная жертва проблемы: здесь есть люди, которые каждый день проходят мимо шахт, дышат их воздухом или бродят вдоль отстойников, подобных тому, что расположен близ деревни Терамди. Государство знает о проблеме, но, как считает зафиксировавший ее фотограф-документалист Субхраджит Сен, ничего не делает для исправления ситуации: выкидыши, генетические нарушения и онкологические заболевания стали нормой в местах, где хранится треть минеральных запасов всей Индии.

Смертельный удар

Еще одна драма о борьбе за выживание развернулась в горном Перу. Здесь врагом человека стала не медленно убивающая радиация, а, как и во всем мире, часто наносящий единственный, но молниеносный удар, коронавирус. Власти Перу одними из первых во всей Южной Америке закрыли свои границы, но это не помогло: здесь самый высокий в мире уровень смертности в пересчете на миллион жителей.

Власти Перу сначала запретили традиционное для региона погребение в землю, испугавшись, что люди будут заражаться во время похорон. Трое детей Мару Муйнако, попавшие в объектив документалиста Омара Луиса, утешают свою мать, пока она держит в руках урну с прахом четвертого ребенка: 45-летний Франсиско Эррера умер в Лиме этой весной, а его тело было кремировано, как и тела десятков тысяч других перуанцев.

В борьбе с пандемией сдались даже крематории. Их мощности не хватало, и власти страны снова разрешили людям хоронить своих близких: но без музыки и с процессией, в которую входят не больше пяти человек. Три друга идут хоронить своего товарища, закутавшись в мусорные мешки и надеясь, что это спасет их от вируса.

Заупокойные молитвы

Коронавирус в последние полтора года — одна из главных тем для фотографов по всему миру. Карим Моттаги снимает похоронные обряды жителей иранского Азербайджана, огромной территории на северо-западе Ирана. Здесь плохо соблюдают рекомендации врачей, поэтому принятое у мусульман омовение проводят в костюмах химзащиты.

В них же — читают заупокойные молитвы, как это делает местный мулла Хасан Чубдар. На этом же кладбище похоронена и его мать, которую тоже забрала пандемия. До установки надгробного камня свежие могилы накрывают черной тканью, которая принадлежит близкому умершего.

Память о предках

Пока мир борется с коронавирусом, тысячи бывших жителей турецкого города Хасанкейф сражаются за свою историю и память о предках. Многих из них они эксгумируют, чтобы забрать останки с собой. Все из-за того, что местные кладбища скоро станут дном водохранилища из-за запуска ГЭС Ылысу, о чем рассказывает в своей серии работ местный фотограф Мустафа Бильге Саткын.

История этого поселения насчитывает 12 тысячелетий, на эту землю в разное время ступали ноги римлян, византийцев, арабов, египтян, монголов и османов. Важной частью города были витиеватые пещеры со сложной сетью ходов, в которых без проблем разбирались только местные. Теперь они перебираются на другой, более высокий берег реки Тигр, а вот местной рыбе во время недавней засухи и 40-метрового снижения уровня воды спасаться было негде.

Спасительная любовь

Крепко стоящий на земле дом и хорошее здоровье вовсе не гарантируют счастья. В этом уверен фотограф Мохаммед Ракибул Хасан, постулирующий своими работами стремление человека к любви. Ее бывает сложно обрести даже тем, кто живет в тепличных условиях западного мира. А что делать изгоям, которые пытаются не остаться в одиночестве под гнетом консервативного общества?

«В прошлом меня обижали, предавали, пытали, — говорит 18-летняя трансгендер Эш, сбежавшая из дома еще в девять. — Однако мой партнер оставил свой мир для меня. Он скучает по своей семье, которая перестала с ним разговаривать. Он говорит, что когда-нибудь они примут нас. Я ни на что не надеюсь. Пока мы вместе, жизнь прекрасна».

«Я росла в ужасном одиночестве, — рассказывает свою историю 23-летняя Лара. — Я хотела с кем-нибудь поговорить, но не было никого, кто бы меня выслушал. Я ушла из дома, зная, что никто не придет, чтобы забрать меня. Я никогда не жила нормальной жизнью. Кроме того, любовь всегда была запрещена».

Отказ от собственной гендерной идентичности в Бангладеш — это почти всегда насилие со стороны толпы и непонимание близких. Любовь — единственное, на что остается надеяться этим людям, и единственное, что позволило им однажды крепко встать на ноги.

Не такие, как все

Быть не таким, как все, — в разных уголках мира — история с разными последствиями. Людей, которые спокойно ездили бы в московском метро, в своих родных странах клеймят ненормальными. Истории нескольких марокканцев рассказывает М'хаммед Килито.

Консервативный Восток не может принять ни Ранду с татуировками, пирсингом в носу и кожаным ошейником с шипами на шее, ни Салиму, главным увлечением которой стала любительская тяжелая атлетика. Несоответствие ожиданиям и стереотипам женской красоты приводит к одиночеству и даже сексуальному насилию, но они продолжают пытаться стать такими, какими хотят быть, в мире, где можно не быть как все.

Компромиссы: вера, смерть и снова любовь

Фотографу-документалисту Анзору Бухарскому удалось выделить из пестрой многонациональной Бухары группу людей, которые точно придают цветам этого города много диковинных оттенков. Люли — азиатские цыгане, которые живут по всей средней Азии. Они исповедуют ислам, что добавляет колорита и без того фактурному сообществу. Основной способ заработка для них — сбор мусора.

А пока взрослые зарабатывают на жизнь, у более молодых люли есть время примерить на себя фату, которую однажды наденут обе эти девочки, или попозировать на фоне национального азиатского орнамента или голубя.

Временная жизнь

«Временная приезжая власть. Временные дома. Даже не дома — бараки. Временная жизнь», — так местный фотограф Александр Гайворон описывает впечатления приезжих от Сахалина. Его коренные обитатели пытаются перебираться в родные города, а почти все приезжие работают вахтовым методом. Из достопримечательностей здесь — пролив, купаясь в котором, стая мальчишек оставляет одного присматривать за вещами, и стоящий на стыке двух проливов и Охотского моря маяк. В работах Гайворона сквозит тоска по детству, которое у детей острова очень свободное. Фотограф верит, что однажды его родные места станут самым лучшим местом для жизни и воспитания юных сахалинцев.

Памятные кресты

К законсервированному православию в том виде, в каком оно было известно еще три столетия назад, сейчас могут прикоснуться немногие. Общины старообрядцев в России живут достаточно замкнуто, и это — отражение тех гонений, с которыми они столкнулись после раскола Русской церкви в середине XVII века.

Уральский фотограф Федор Телков отдает должное духу старообрядцев: даже позируя для фотографий, они, как этот прихожанин единоверческого храма Архангела Михаила, поднимают вверх руку с двумя перстами: это отличие от других течений современного православия — самое бросающееся в глаза, но не самое важное.

Намеренно «состаренные» работы Телкова передают быт старообрядцев таким, какой он есть сейчас и каким был в веках. Сами прихожане тоже помнят о прошлом и устанавливают большие памятные кресты на местах, где когда-то располагались старообрядческие скиты.

Показать море

Терминальная стадия рака легких, хоспис, морфин, новые тату, собака Герда и водительские права, чтобы посмотреть на цветущие лавандовые поля в Крыму. Все это — последние полтора года жизни онкологического больного, который отказался уходить просто так. Ира потратила на дорогу до полуострова три дня и семь доз морфина, но смогла показать море своим детям и посмотреть на него сама.

Вместе с ней, прошедшей через болезненные биопсии и те самые пять стадий, отправилась и фотограф Дарья Асланян. Ее цикл фотографий лаконично называется «Жить». Он посвящен той жизни, которой осталось совсем немного, и тому, что нужно ценить каждую минуту, как бы банально это ни звучало. Поездка в Крым с взятой из приюта собакой и родными людьми стала для Иры последней.

Самая большая любовь

Историю большой и очень особенной любви передала в своих работах питерский фотограф Мария Гельман. В ее объективе — Миня и Татьяна, и у них — синдром Дауна. Гельман узнала об их истории в деревне «Светлана» — целой общине в 150 километрах от северной столицы, где обрели дом, друзей и смысл жизни два десятка человек с различными ментальными особенностями.

Миня и Татьяна познакомились еще в 2015 году и с тех пор были неразлучны, называя друг друга мужем и женой, вместе встречая рассветы и провожая закаты, вместе коротая время после библейских вечеров, глядя на горящую свечу на столе и осмысляя все то новое, что принес новый день, предвкушая, что принесет грядущий. Их любовь выдержала испытание временем, косыми взглядами на улицах и презрением толпы, не готовой пока принимать людей с особенностями и признавать их частью общества. Но не выдержала испытания коронавирусом: совсем недавно Татьяна умерла, и Миня остался один. Самую большую любовь в его жизни навсегда запечатлел объектив Гельман.

Уйти от срывов

Историю большой любви поднимает и Алена Кочеткова. Она прошла через рак груди и угрозу бесплодия, однако вскоре после начала локдауна узнала, что все же станет мамой. В ее селфи-повести не только она и ее муж, но и третий участник. Ее автопортреты — попытки уйти от нервного напряжения и срывов, а последний кадр расскажет, ради чего это стоило попытаться пройти.

Конфликты: Ближний Восток, Нагорный Карабах, Белоруссия

Военный конфликт всего мира с «Исламским государством» (запрещенная в России террористическая организация) стал для многих россиян еще и борьбой за своих близких. Когда коалиции еще не было и в помине, вербовщики террористов открыто набирали адептов, в том числе и в российских регионах — Чечне и Дагестане. Жены этих молодых людей сначала последовали за своими мужьями, а после их гибели предстали перед суровым ближневосточным правосудием.

Документалист Сергей Строителев показывает истории этих людей через проекции пропавших без вести россиянок на фигуры их матерей и бабушек, рассказывая о том, какой разной может быть судьба женщины в исламе, и о том, что кровную связь не может прервать ни расстояние, ни решетки.

Иман, дочь Маймулат, по словам самой матери, стала вдовой еще в 2015 году, когда ее супруг стал жертвой ракетного обстрела мечети. Девушка сначала попала во вдовий дом, а потом в тюрьму. Дочь Ларисы Ава вышла замуж вопреки воле матери. Ее муж собирался изучать религию в Египте, но вместо этого оказался с молодой женой в Ираке. В своих звонках после приговора Ава просила у матери прощенья.

Эпицентр войны

Локальные военные действия иногда даже страшнее и трагичнее глобальных. В них проще разглядеть истории отдельных людей, которые становятся жертвами политических игр и заложниками амбиций правителей.

Осенью 2020 года Валерий Мельников привез из оказавшегося в очередной раз в эпицентре войны Нагорного Карабаха десятки фотографий, на которых изображены в том числе лица простых армян, которым предстоит покинуть свои дома. Некоторые из них, как 62-летний Анушаван, готовы делать это с оставшимися с прошлой войны автоматами Калашникова в руках. Другим, как Акопу Терсяну, остается только вглядываться в вечернюю мглу, думая о том, каким будет их завтрашний день и наступит ли он вообще.

Сердце сопротивления

Одной из самых горячих точек планеты Европы в конце лета 2020 года стала Белоруссия. Туда отправились многие фотографы. На их работах — рассказы о том, как билось сердце красно-белого белорусского сопротивления: почти так же, как бьется сердце раненного осколками светошумовой гранаты в Минске, которому помогают руки его сторонников и соратников. Чтобы таких случаев стало меньше, борьба белорусов против несправедливых, по их мнению, результатов голосования в итоге перестала быть силовой и окрасилась оттенками хиппи-движения.