Таблетка номер один

В Саранске, по данным на начало 2020 года, живут 320 тысяч человек. С начала пандемии 8673 из них переболели коронавирусом. 53 человека умерли от коронавируса, как от основной причины, как сказано в официальных данных местного Минздрава. Сколько умерли от осложнений хронических заболеваний, вызванных вирусом, официальные медики молчат. Примерно 30 тысяч жителей Саранска работают вахтовым методом в Москве и Московской области. В основном охранниками. – У нас здесь средняя зарплата – тысяч 18–20 рублей, те, кто получает 30–35 тысяч рублей, – это уже обеспеченный средний класс, – рассказывает коренной житель Саранска Михаил. Он работает инженером на одном из предприятий в городе и согласился показать мне «красную зону», которую еще весной открыли в отделении Наркологического диспансера на улице Розы Люксембург. – В Москве в охране платят 35–40 тысяч рублей, иногда 50 тысяч рублей. Мужики едут туда, потому что здесь им такой зарплаты не видать никогда. Кормят семьи кто как может. На улицах, несмотря на рабочий день, пустынно, людей почти нет, машин не слишком много. – А где все? – На работе, – смеется Михаил. – У нас такой город, что в будний день без нужды на улицу никто не пойдет. Гулять особенно негде, да и некогда. В выходные народу больше, но тоже не как у вас на Никольской во время чемпионата мира. Чемпионат мира – до сих пор любимое воспоминание многих жителей Саранска. Португальцы, датчане, перуанцы, новый стадион, сувениры, песни и Криштиану Роналду будоражат местных обитателей. В сувенирных магазинах все еще можно купить символику ЧМ-2018, а в городе величаво возвышается громада построенного к турниру стадиона. Правда, играет на нем команда «Тамбов», у которой своей арены нет. А у Саранска вот уже несколько лет нет своей команды. Не простаивать же стадиону. Поэтому афишей с матчем футбольного клуба «Тамбов» из Саранска здесь никого не удивишь. Здесь вообще трудно чем-то удивить. Не вызвал особенного любопытства и первый препарат от коронавируса «Арепливир», который производят на заводе «Биохимик» почти в центре города. – Да, делают там что-то. Вроде японское лекарство. Переименовали просто, – отмахивается Михаил. – У меня сестра в сентябре болела этим вирусом. Лечилась у нас в глазной больнице – там часть отделений отдали под ковидных. Ну так она никакого нового лекарства не видела. Лечили хорошо. Она здорова и легко отделалась, но этого «Арепливира» там и в глаза не видели. Столица советского пенициллина Завод «Биохимик», где сегодня производят «Арепливир» и еще несколько десятков препаратов, был построен в 1959 году. Здесь производили пенициллин для нужд советской медицины. Специфический запах пенициллина, похожий на запах дрожжей, был неизменным спутником жителей города. В Саранске тогда появился анекдот: «В густом тумане летит самолет. Пилоты пытаются понять, где находятся. Один из них открывает боковой фонарь кабины, принюхивается: “О, Саранск! Садимся”». Сегодня на заводе пенициллином почти не пахнет. Старые цеха ремонтируются, а в новых в три смены работают на производстве коронавирусной панацеи и антибиотиков. Девять месяцев назад, в январе 2020-го, московская компания «Промомед», которой принадлежит завод, начала разработку «Арепливира». Через индийские компании у японской корпорации Fuji было выкуплено право на использование «фавипиравира», препарата, разработанного около 20 лет назад для лечения вирусов, в том числе вируса Эбола. – Фавипиравир – это название молекулы, из которой производится препарат. «Арепливир» – это наше название самого лекарства, – рассказывает Дмитрий Земсков, исполнительный директор «Биохимика». – Принципиальное отличие – в технологии производства субстанции. Японцы произвели этот препарат и запатентовали метод производства, но не саму молекулу. И было это больше 20 лет назад. Не могу сказать, почему они не запустили препарат. Возможно, не было пандемии и они его не использовали. Кроме того, когда началась пандемия, то в странах Юго-Восточной Азии, где люди гораздо организованнее, чем в Европе и Америке, она прошла с гораздо меньшими потерями. Насколько мне известно, японцы долгое время вообще не могли найти пациентов с подтвержденным ковидом для клинических испытаний, чтобы провести их в нормальном режиме. А когда они сделали клинику и сдали третий этап испытаний, их данные прямо в долях процентов сошлись с нашими данными, которые мы получили после клинических испытаний. – То есть «Арепливир» с действующим веществом фавипиравир действует против вирусов? – Испытания показали, что он эффективен при лечении РНК-вирусов. Чем они опасны? Тем, что РНК-вирус постоянно мутирует, поэтому вакцины против него не слишком эффективны. Но наш препарат не дает вирусу реплицироваться в клетке, – поясняет Земсков. Помимо работы на «Биохимике», Земсков является директором нескольких небольших фармацевтических компаний в Нижегородской области, а в Мордовии он возглавляет еще и Федерацию лыжных гонок. – Он у нас спортсмен. Почему бы и не руководить любимым видом спорта, – комментирует один из коллег Земскова. Исполнительный директор «Биохимика» говорит, что проверил «Арепливир» на себе. – У меня месяц назад была классическая картина заболевания коронавирусом. Поднялась температура, пропало обоняние. Только что кашель не успел начаться. Но я вовремя обратил на это внимание и в первый же день начал применять «Арепливир». То есть, как написано в инструкции, я сразу в первый день выпил восемь таблеток, потом через 12 часов еще восемь, а потом по три таблетки два раза в день. – И как он на вас подействовал? – После первых восьми таблеток у меня пропала температура. После вторых восьми таблеток я почувствовал себя почти здоровым. Обоняние вернулось через пять дней. КТ показала, что у меня было поражение всего около 10% легких. Причем я не задействовал какие-то другие препараты. То есть я легко отделался, потому что вовремя начал лечиться качественным лекарством. Беременным применять не рекомендуется Причины, по которым японцы не стали запускать «Фавипиравир» в производство и продажу, до конца неизвестны. Но в японских, американских и российских СМИ, в том числе и в «Финансовой газете», публиковались слова экспертов, которые объясняли отказ от готового препарата побочными эффектами. Главный из них оказывал воздействие на плод беременной женщины, если она принимала лекарство. «Фавипиравир» во время испытаний привел к выкидышам, необратимым изменениям в строении тела плода. Земсков предлагает не сгущать краски, но признает, что такие эффекты действительно были выявлены. – Само действующее вещество относится к пятому классу опасности, то есть оно практически безопасно. Любое лекарственное средство, если оно эффективно, всегда дает побочные эффекты. Не получается сделать такое лекарственное средство, которое было бы 100% эффективно и абсолютно безопасно. Какие-то побочные эффекты всегда остаются. Единственным сейчас описанным, но не до конца клинически подтвержденным является влияние на эмбрион, влияние на течение беременности. Но давайте посмотрим объективно: при беременности женщине вообще не рекомендуется применять какие-либо лекарственные средства, потому что они все так или иначе оказывают влияние на плод. По производимому эффекту от «Арепливира» мы можем сказать, что побочных эффектов практически нет. Но мы не рекомендуем беременным применять препарат. Потому что беременность – это главный процесс в жизни и надо бережно относиться к себе в этот период, – поясняет Дмитрий Земсков. По реакциям исполнительного директора видно, что скепсис к «Арепливиру» его задевает, но он держит марку и не поддается эмоциям. – Пенициллин был открыт в 1920 году. А знаете, когда его пустили в производство? В 1942 году! И тогда этот препарат стал панацеей. Здесь то же самое. Молекула была никому не нужна, но мы ее взяли в работу, и она стала приносить пользу. Мы считаем эту молекулу эффективной, она доказала это своей работой! «Арепливир» – противовирусный препарат прямого действия, который прекращает репликацию вируса и не дает ему размножаться в клетках. Я его принимал сам. Месяц назад я болел ковидом, и «Арепливир» не дал мне лечь в стационар. Это свет в конце туннеля. Этот препарат может прервать пандемию, – эмоционально говорит Земсков. До саранских клиник «Арепливир» пока не добрался Инженер Михаил устроил мне небольшую экскурсию по ковидным больницам Саранска. Внутрь мы не прошли, зато посмотрели снаружи и на наркодиспансер, часть территории которого действительно оказалась затянута лентами, по утверждениям моего гида, потому что с весны там находится «красная зона», и на глазную больницу, и на ЦРБ. Михаил познакомил со своим одноклассником, который работает как раз в ЦРБ, в приемном отделении. Крепкий, плечистый мужик с широченными ладонями. Представился Андреем Сергеевичем. – В больнице для лечения больных коронавирусом используется «Арепливир»? – Я не видел, чтобы его применяли у нас. Разговоров много было. Обсуждали, стоит ли его использовать или нет, потому что производитель говорит о клинических испытаниях, которые провели на 210 пациентах. Но, по-хорошему, нужно больше данных. У нас дальше разговоров и обсуждений ничего не сдвинулось. Препарата в больнице нет, а если и есть, то я с ним не сталкивался. – А в других больницах Саранска? – Друзья, которые там работают, говорят, что не было пока. Может, не успели еще. Только же начали. Да и завод принадлежит москвичам. Зачем им Саранск? В столице его продавать выгоднее. – Да что там говорить! – сокрушается Михаил. – Когда у нас тут будут применять новые разработки? У нас до сих пор по ночам на улицах отключают освещение, чтобы экономить электричество. – Ну не на всех уже, но бывает, да, – оскорбился за родной город Андрей Сергеевич. – Да и там, где отключают, вырубают только одну сторону улицы. – Одну сторону?! Да у нас как осень, как темнеть рано начинает, так на дорогах людей сбивают, потому что пешеходные переходы не освещаются нормально! – возмущается Михаил. Андрей разводит руками, мрачно кивает: – Сбивают. Коронавирус сделал российскую фарму сильнее В административном здании завода «Биохимик» тихо. У входа на доске объявлений висит плакат: «Приведи на работу друга – получи премию 5000 рублей». Предприятию нужны люди. На производстве «Арепливира» и других препаратов люди работают в три смены по восемь часов. То есть работа ведется круглосуточно. Те, кто работает в «чистой зоне», то есть непосредственно на производстве лекарств, оставляют на входе все личные вещи, включая кольца, цепочки, телефоны, переодеваются в защитные костюмы, надевают маски с респираторами, специальные очки, перчатки. И во всей этой амуниции проводят смену в небольших помещениях, где делаются препараты. Захочешь в туалет – переоденься в свою одежду, сделал свои дела – переоденься обратно в защитный костюм. – Да, это звучит страшновато, но быстро привыкаешь, – говорит один из сотрудников цеха. – Это только первый раз долго переодеваться, потом все становится сильно проще и легче, делаешь все на автомате. Хотя первый раз я переодевался минут 15, потому что есть определенный порядок, в котором надо надевать на себя защиту. – А как вы набираете людей? Они же, оказавшись в этих узких коридорах, в помещениях без окон, сразу уволятся? – Нет, у нас на собеседовании человеку показывают костюм, дают его надеть, показывают фотографии цеха. Если не готов, то откажется, а если готов, то никаких проблем. Обычно не отказываются. Здесь неплохие для Саранска зарплаты. Ну, у квалифицированных сотрудников, – уточнил работник цеха. Людей на предприятие действительно набирают постоянно. Дмитрий Земсков говорит, что это начало новой эпохи в отечественной фармацевтике. – Пандемия заставила нас работать быстрее. Кроме того, по 441-му постановлению правительства мы получили возможность работать быстрее. Все испытания остались, но теперь мы избавлены от лишних бюрократических действий и у нас есть возможность быстро зарегистрировать наши препараты. Это дал нам ковид. Да, это заставило нас искать молекулы, смотреть, что может их заставить работать более широко. За последние 20 лет в России появилось много фармацевтических заводов, которые производят качественные препараты. В основном дженерики, но по соотношению «цена – качество» они выигрывают у зарубежных препаратов. Пандемия заставила нас вкладываться в разработку, чего раньше не было. Финансирование увеличилось в разы. Мы совершенно по-другому начали относиться к некоторым группам лекарственных препаратов. Появилось больше возможностей для их производства. – Дмитрий, а как изменилась ситуация с лечением по сравнению с весной? – Мы сейчас имеем заболеваемость больше, чем весной, а смертность – гораздо меньше. Появились лекарства, которыми можно лечить ковид, появились схемы лечения. Появились новые дополнительные госпитальные мощности. – Но с улучшением лечения снизится спрос на лекарство и вам придется снова увольнять людей, которых вы наняли во время пика производства в пандемию. – Мы еще больше внимания уделяем антибактериальным средствам, еще больше сил и средств вкладываем в их развитие. Мы вводим 30–40 новых препаратов каждый год. Мы постоянно наращиваем мощности. У нас в плане еще несколько производств, которые сейчас строятся. Включая антибиотики, препараты для лечения онкологии. Подготовить специалиста для фарм-отрасли – сложно, а потерять его – очень больно, поэтому мы дорожим людьми. Три брата-близнеца Почти в одно время с «Арепливиром» на российский рынок вышли еще два препарата на основе японского «Фавипиравира» – «Авифавир» и «Коронавир» от производителей «Р-Фарм» и «Химфарм». Злые языки в фармотрасли утверждают (правда, с просьбой не называть их имен и должностей), что препараты – близнецы и их одновременный выход на рынок сделан для того, чтобы у Федеральной антимонопольной службы не возникало лишних вопросов, когда Минздрав РФ и минздравы регионов начнут закупать эти лекарства на сотни миллионов рублей. «Сотни миллионов? Берите выше. На этих препаратах заработают десятки миллиардов, для того их и выпустили. Для этого же выпустили сразу три одинаковых, но по разной цене. Чтобы не было лишних проблем с ФАС и другими надзорными органами», – пояснил представитель крупной столичной фармкомпании, не захотевший, чтобы его представили читателям. Причиной сохранения своей анонимности наш собеседник назвал тесные связи трех компаний с чиновниками из правительства: «Я представлюсь, а потом моя компания останется без госконтрактов. Нет уж, спасибо». Дмитрий Земсков никакого сговора в этой ситуации не видит. Да и препараты не считает совсем уж одинаковыми. – «Авифавир» и «Коронавир» сделаны на основе того же действующего вещества. И мы рады, что мы здесь не одни. Разница в том, что каждый разрабатывал методику производства сам. И она у всех немного разная. Но молекулу мы все получаем примерно одинаковую. Отвергает он и предположения, что «Арепливир» уже принес своему производителю миллиарды. – Пока мы на «Арепливире» не заработали. Процесс вывода препарата на рынок, постановки его на производство – это очень затратный процесс. Он окупается в течение нескольких лет. Естественно, прибыль у нас есть, но, чтобы покрыть расходы, должно пройти время – год или два. До конца этого года и следующего мы не окупим разработку препарата. Мы рассчитываем в ближайшие три-четыре года окупить препарат. Я очень хочу верить, что пандемия отступит, но уверенности в этом нет. Поэтому на основе «Арепливира» мы создаем уже следующий препарат, который будет дешевле и в производстве, и в продаже. Мы надеемся насытить отечественный рынок до конца 2020 года. После этого будем говорить об экспорте. Мы готовы закрыть потребность российского рынка в районе миллиона упаковок в месяц. Сейчас потребность составляет около 200–250 тысяч упаковок ежемесячно. Пока мы хотим закрыть потребность в препарате на российском рынке. «Арепливиром» интересуются в Латинской Америке, на Ближнем Востоке, мы готовимся зарегистрировать препарат в Чили. Есть интерес со стороны Ирана, Сирии, других стран. Земскову не дают договорить. Ссылаясь на занятость, он уходит. Остается расспрашивать тех, кто готов разговаривать. Почему «Арепливиром» не интересуются в Евросоюзе и США, сотрудники пресс-службы не знают. Есть препарат в больницах Саранска или нет, не знают тоже, поскольку поставками занимаются менеджеры в головном офисе «Промомеда» в Москве. Впрочем, сотрудники пресс-службы стараются быть полезными и готовы предоставлять информацию. Ту, которой владеют сами. Город пустеет По официальным данным, сегодня в Саранске проживают на 2000 человек меньше, чем в 1992 году. Но Михаил и Андрей Сергеевич с этими цифрами не согласны. – Кто молодой и с головой, уезжает в Москву. Там другие деньги, другая работа, другие возможности сделать карьеру и обустроить жизнь. По ощущениям у нас процентов 20 горожан разъехались за последние годы кто куда. Кто в Москву, а кто еще дальше, – говорит Михаил. – А сколько народу уехало, когда у нас тут зачищали в начале нулевых тех, кого называли бандитами, – вздыхает Андрей Сергеевич. – Много кто уехал? И как это «зачищали»? Отстреливали? – И отстреливали, и резали, и сажали. Я не говорю, что они были все хорошими людьми, но среди них оказывались вполне разумные ребята. В 2002–2003 годах последних добили, а кто был поменьше – разъехались. Кто в Питер, кто в Москву. О бандитском прошлом Саранска мне еще в поезде рассказывал случайный попутчик – Олег, он возвращался домой из командировки в Москву и вспоминал 1990-е. Тогда его и товарищей, никакого отношения к криминальному миру не имевших, едва не застрелили возле знаменитого саранского бара «Раки», приняв за залетных бойцов. «Нас спасло только, что они сразу стрелять не начали, окружили нас машинами, стволы в окна выставили, но потом все-таки вышли и присмотрелись. Сосед моего товарища, к счастью, оказался одним из ребят со стволами. Узнали, отпустили, порадовались, что не положили невинных». Бандитского флера в Саранске нет уже почти 20 лет, но свет на улицах по ночам все еще отключают из экономии, местные мужики уезжают работать охранниками в Москву, а хорошая средняя зарплата едва превышает МРОТ. – У нас тут иногда кажется, что время остановилось, – тихим голосом говорит инженер Михаил. – Вроде что-то происходит, а ничего не меняется. – Да, – глухо вторит ему Андрей Сергеевич. – Я себя часто ловлю на мысли, что каждый день чего-то жду, а оно все не происходит. И так – годами. Не жизнь, а ожидание непонятно чего, как-будто черновик пишешь, только страницы уже заканчиваются.