Хирург Юрий Белов: «Мои руки называют «швейная машинка «Зингер»
Острые состояния, вызванные тромбами или расслоением аорты, развиваются внезапно и часто заканчиваются летальным исходом.
И все же во многих случаях человеку можно помочь, особенно если обнаружить возможную проблему заранее. О том, кто входит в группу риска по развитию таких состояний; какие технологии сегодня используются в лечении таких пациентов; почему в стране до сих пор почти не производят высокотехнологичную технику для проведения операций, в интервью обозревателю «МК» рассказал выдающийся кардиохирург, академик РАН, председатель секции клинической медицины РАН, директор Клиники кардиоаортальной хирургии РНЦХ им. Б.В.Петровского, завкафедрой госпитальной хирургии Сеченовского университета Юрий БЕЛОВ.
— Юрий Владимирович, как вы пришли в хирургию?
— С первого курса медицинского института в Самаре, где я учился, я волонтерил медбратом, а со второго курса уже делал операции. И к окончанию вуза в 1977 году за плечами у меня было уже 600 проведенных операций и уже была готова кандидатская, которую я защитил без аспирантуры. А потом защитил докторскую по реконструктивной хирургии ишемической болезни сердца. Моей кандидатской тогда заинтересовались даже американцы: для ее защиты я шил сосуды на работающем сердце собак. Академик Борис Петровский, имя которого носит сегодня центр, где я работаю, назвал мои руки «швейная машинка «Зингер». Я в свои 67 до сих пор каждый день пашу. Смотрите, какие у меня бицепсы на кистях, как камень. Хороший хирург — это совмещение головы и рук.
— Сегодня вы занимаетесь самыми тяжелыми пациентами, помочь которым могут даже не во всех странах мира. Это люди с расслоениями аорты. Расскажите, почему возникают такие состояния? Кто в группе риска?
— Если объяснить по-простому, то представьте себе трубу. Отчего рвутся трубы? Потому что ржавые, стенки слабые. И чтобы выявить их слабость, перед началом каждого отопительного сезона проводится опрессовка труб: в них повышают давление в два раза больше обычного, в результате чего слабые участки рвутся, и их заменяют. И вот если у человека артериальное давление повышается выше 200, а в каком-то месте аорты слабая стенка, она рвется или расширяется. То есть образуется аневризма либо расслоение.
— То есть в группе риска люди с артериальной гипертонией?
— В группе риска люди, у которых выявляется расширение в аорте диаметром 5 см и выше — это стопроцентное показание к операции, потому что опасность разрыва аорты резко возрастает и ее надо заменять. Инфаркты возникают не обязательно от закупорки сосудов, чаще всего причина тоже в повышенном давлении. Есть сосуд, а в нем сужение (атеросклероз). Он идет к сердцу или мозгу; и вдруг повышается давление и сердце просит больше крови. А подача крови ограничена за счет сужения в сосуде. Этот дисбаланс приводит к гибели клеток, и развивает инфаркт сердца или инфаркт мозга (инсульт). Механизм у обоих заболеваний один. И если терапевты возьмут под контроль все население с повышенным давлением и не будут допускать гипертонических кризов, у нас радикально снизится смертность от всех сердечно-сосудистых болезней. Но люди почему-то за собой не следят. Вот ТО автомобилей делают все, а своим родным организмом почему-то пренебрегают.
— Какие нужны обследования, чтобы вовремя обнаружить проблему?
— УЗИ сердца, УЗИ брюшной полости, УЗИ сосудов, рентген грудной клетки, общий и биохимический анализ крови, кардиограмма. Этого достаточно. После 40 лет — раз в два года, а после 50 — ежегодно. Если вы здоровы. Если, например, порок сердца — расклад другой.
— Но люди же знают о том, что у них порок?
— Не поверите, но к нам часто поступают пациенты в тяжелом состоянии с недиагностированными пороками. И они говорят: «А мне ни разу не делали ультразвук сердца!». Я в 90-х читал лекцию в США про гигантские аневризмы аорты. Вы не представляете, в каком шоке были американцы! У них уже тогда не было таких случаев! У них все на ранних стадиях выявляют. И они с ужасом спрашивали: откуда они у вас? Решил защитить страну, сказал: все эти пациенты из Сибири, оттуда, где ходят медведи. А большинство были из Москвы. И сейчас у нас есть такие пациенты.
— Сегодня активно внедряются гибридные технологии в хирургическое лечение больных с аневризмами и расслоениями грудной аорты. Что имеется в виду?
— Сейчас на смену традиционной классической хирургии приходит хирургия хай-тек, позволяющая без разрезов протезировать клапаны сердца, аорту и артерии, коррелировать врожденные пороки сердца, закрывать просветы аневризм сосудов головного мозга и готовить больных для онкологических операций. Гибридная хирургия — новое направление, основанное на сочетании методов открытой и рентгенэндоваскулярной хирургии. У нас разработаны не имеющие аналогов операции: например, «замороженный хобот слона», когда одновременно заменяется вся грудная аорта человека, со всеми сосудами и устанавливается стент. Мы единственные в мире, кто делает эти операции из минимального доступа с разрезом в 7 см. Это тяжелая хирургия, пересадка органов намного легче. Этот вид операций выполняется при остром и подостром расслоении всей аорты. Это смертельное заболевание, которое возникает при врожденной слабости сосудистой стенки аорты, которая подвергается механической нагрузке в виде высокого артериального давления, то есть при гипертоническом кризе.
— Много ли таких пациентов?
— Постоянная очередь в 70–90 человек. Так что таких не так уж и мало.
— Сегодня наблюдается некая конкуренция между «открытыми» хирургами и рентгенэндоваскулярными хирургами…
— Я убежден в том, что мы должны дружить и работать в команде. Не только между собой, но и с анестезиологами-реаниматологами, специалистами по очистке крови и т.д.
— Что за специалисты по очистке крови?
— Например, поступает больной в критическом состоянии, с полиорганной недостаточностью. В крови много продуктов распада, поэтому перед операцией ее нужно очистить, иначе больной не выживет. У таких пациентов с помощью специальной аппаратуры выводят всю плазму с продуктами распада клеток и замещают плазмой доноров. Процесс фильтрации долгий, двое-трое суток. В России мало специалистов, которые занимаются такими направлениями. Мало хирургов, способных проводить операции таким пациентам. Нужны кадры, кадры решают все.
— Такие операции делают по квотам? Их хватает?
— Да, все операции идут по квотам, и их катастрофически не хватает. Было б больше — мы бы делали больше, но, как всегда в России, мало денег. Треть пациентов из очереди не доживает до операции.
— Как проявляются симптомы расслоения аорты?
— Первично все эти пациенты поступают с диагнозом инфаркт миокарда. Потом им делают УЗИ, видят расслоение аорты, отправляют на КТ, подтверждают и направляют к нам. Если говорить об аневризмах, то это, как правило, случайные находки во время обследования. Аневризма — это тихая граната с выдернутой чекой. Когда рванет, неизвестно, но взорвется точно! Поэтому так важно делать УЗИ сердца и УЗИ брюшной полости. При разрыве аневризмы восходящей и брюшной аорты смертность составляет 100%, если ничего не делать, а если оперировать в момент разрыва — 60–70%. Откуда это возникает? Да ниоткуда! Шел человек, упал и умер. А при расслоениях аорты в первый час смертность составляет 50%, и каждый час добавляется по 1%. То есть в первые сутки 74% смертности. А надо еще квоту искать. Если бы у нас страховая медицина работала как надо, этого бы не было. Система квот порочна. Я уже устал бороться, этого не прошибешь. Но операции очень дорогостоящие, и это не от нас зависит. Колонка по очистке крови — 10 тысяч долларов в сутки, а их надо 6 штук, то есть 60 тысяч долларов. Поэтому и говорят, что денег нет и не будет. Пентаглобин стоит 50 тысяч долларов…
— Что это такое?
— Вот все говорят про иммунитет при COVID-19. Так вот: есть иммунные комплексы в готовом виде, иммуноглобулины. Пентаглобин — комплекс из пяти иммуноглобулинов, которые защищают человека от инфекции практически на 100%. Антибиотики с пентаглобином — вывод человека из любого сепсиса. В России это не производят, приходится закупать. Да что там! Мы летаем в космос, но не умеем делать гибридный протез. Еще в 90-х годах я бросил клич: создайте хороший сосудистый протез! Пришли люди из оборонного комплекса, я им дал образец. Через месяц они говорят: это что-то невозможное. И до сих пор в России нет сосудистого протеза. Каждый протез стоит тысячу долларов, а если менять всю аорту — их нужно три. Так что руки у нас есть, а денег нет.
0
Сообщение Хирург Юрий Белов: «Мои руки называют «швейная машинка «Зингер» появились сначала на уника портал.