«Мне было 35, когда мне удалили матку. Теперь я хочу, чтобы все знали о ВПЧ»: личная история
Удаление матки — одна из самых распространенных операций в России, а рак шейки матки — второе по смертности заболевание среди россиянок. Наша героиня Татьяна Абрамова делится своей историей, чтобы вы никогда не забывали про ежегодный чек-ап.
Забытый анализ
Я проходила обычный чекап в частной клинике GMS, сдавала в том числе анализы у гинеколога. Из-за занятости я не уточнила результаты, из клиники ничего не написали, поэтому я обо всем благополучно забыла. Спустя несколько месяцев мой бывший муж (известный педиатр Федор Катасонов. — Прим. ред.), который работал в GMS, решил узнать мои результаты. Вечером он пришел и сказал: «Все плохо». Жить я буду, но в мазке обнаружили раковые клетки, вызванные ВПЧ 18-го типа. Вирусов папилломы человека очень много, некоторые из них — онкогенные. При «удачном» стечении обстоятельств они могут провоцировать рак шейки матки, что у меня и произошло.
Сначала я лечилась в Москве. В клинике, где я сдавала анализы, меня отправили на конизацию — обрезали конусом пораженную часть шейки матки. Биопсия после операции показала, что раком поражены и те клетки, которые не вырезали.
Мне сделали МРТ, по результатам которого врачи сказали, что все ужасно: поражены матка, яичники и шейка матки, нужно удалять, не обойдется без радио- и химиотерапии.
Моя сестра живет во Франции, она-то и предложила мне поехать на консультацию в Израиль, Германию или США, где с этим заболеванием давно и успешно работают. Друзья насобирали денег, и вместе с бывшим мужем я отправилась в немецкую клинику.
На тот момент у нас были сложные отношения, но он не бросил меня один на один с тяжелым заболеванием. Не знаю, было бы мне настолько легко, если бы у него не было медицинского образования. Он не хирург и не онколог, многих моментов он не знал, но мог разговаривать с медицинским персоналом на профессиональном уровне.
Немецкий врач, когда посмотрел результаты МРТ, сначала рассмеялся. Он спрашивал, зачем российские специалисты сделали МРТ после конизации, ведь на томографии видны воспаления после операции. Кто вообще режет, не отмерив? Потом он начал ругаться, потому что из-за этих воспалений не мог ничего понять, и в осмотре не было смысла. Мы договорились, что я вернусь в Германию через месяц.
На втором осмотре у меня подтвердили опухоль. Это был не рак, а предрак — аденокарцинома. Можно было удалить не всю матку, а только часть шейки. Врач сказал, что если я больше не собираюсь заводить детей, то можно все удалить. В другом случае матку сохранят, но придется постоянно проверяться, что довольно затруднительно. На тот момент у меня было двое детей, и я сказала, что мне ничего не нужно, детей я больше не хочу. Чтобы было безопаснее, всю матку удалили.
Первую неделю после операции было тяжело и больно. Я находилась под капельницами, испытывала слабость и тошноту. Потом все постепенно ушло, а когда я вернулась в Москву, то закатила вечеринку для друзей, задонативших на операцию. Все до сих пор ее вспоминают.
«Я думала, это неправильный психолог»
Практики психологической подготовки пациентов перед операцией в российских клиниках нет. Хотя врачи вели себя очень душевно — сочувствовали мне, подбадривали, — я все равно чувствовала себя подавленно. В Германии медперсонал вел себя по-другому: никто мне не сопереживал, вообще ноль эмоций. Врачи общаются так: «У вас рак, отрезать будем 10 сантиметров. Вот чек, касса на первом этаже, до свидания». В их поведении я видела уверенность, для них рак — не серьезное заболевание.
Было видно, что они проводили эту операцию уже сотню раз, все у них под контролем. Эта уверенность и хирургов, и медсестер давала очень мощную поддержку.
Еще до операции я пошла к психологу, она все знала о моих поездках в немецкую клинику. После первой консультации в Германии я на радостях сказала ей: «Боже, вы представляете? Мне не нужно будет делать химиотерапию, мне сохранят придатки». Она ответила, что у меня ненормальная реакция: странно радоваться, если мне удалят очень важную часть, которая делает меня женщиной. Я тогда подумала, что мне попался какой-то неправильный психолог. В моем представлении специалист, когда ты говоришь ему, что все плохо, отвечает: «Нет, на самом деле все классно!». Потом оказалось, что психолог была права.
Уже после операции мы с бывшим мужем лежали в палате и смотрели какой-то фильм, где героиня забеременела. Я не помню сюжет, но при просмотре я испытала «синдром беспокойных ног». Все тело зачесалось, я начала смеяться и плакать. В тот момент я осознала, что больше никогда не испытаю чувство, как внутри растет ребенок, как он шевелится. Я ощутила потерю женственности, появилась даже идея нарастить себе длинные волосы. Было очень сложно. Когда я вернулась в Россию, то долго работала с психологом и успокоилась. Удаление матки не влияет на мою сексуальную жизнь, а ребенка я могу усыновить. Этот вопрос я для себя закрыла.
О прививке от
для мужчин и женщин
Сейчас у меня в организме больше нет вируса, он исчез вместе с пораженным материалом. Но я стараюсь как можно больше говорить о том, что нужно прививаться от ВПЧ — как женщинам, так и мужчинам. Штаммы вируса вызывают не только рак шейки матки, встречается рак полового члена, головы и шеи — горла, носа, гортани. Я собираюсь сделать прививки от ВПЧ своим дочерям, когда им исполнится 13 лет.
Вообще это очень важно — сделать детям прививки и вообще рассказать им о заболеваниях, передающихся половым путем, причем в нормальной форме. В моей школе на уроки сексуального воспитания приходили, чтобы посмеяться, никто из этого ничего не вынес. Женщина из поликлиники пришла, надела на банан презерватив — всем смешно. Нужно изменить форму подачи и регулярность самих разговоров, чтобы это повлияло на жизнь подростков в будущем. Мне было бы намного проще жить, если бы я раньше узнала о тех вещах, которые знаю сейчас.
У людей вообще разное отношение к ВПЧ. Мне рассказывали, что в Европе из-за этого никто не парится — ВПЧ есть у 70% населения, но его не расценивают как ВИЧ или сифилис. В России мало знают о вирусе, у нас вообще иногда приходится объяснять людям элементарные вещи.
Тема заболеваний, передающихся половым путем, очень стыдная, стигматизированная. Об этом не принято говорить, но открытый диалог важен — нужно его развивать и информировать людей.
Например, если вирус уже есть в организме — тем более онкогенного типа, — следует понимать свою ответственность перед партнером. То есть рассказывать об этом новым половым партнерам, предохраняться. И всем без исключения женщинам нужно проходить медицинский чекап, делать Пап-тест. Если бы я не сдала анализы, то не узнала бы о раке, потому что никаких симптомов у меня не было.
Фотограф: Андраш Фекете
]]>