Бальзаковский возраст мужчины. Михаилу Щербаченко исполнилось 70 лет
3 мая Михаилу Щербаченко, одному из самых ярких обозревателей «Вечерней Москвы», исполнилось 70 лет.
Это неожиданно — на данные паспорта не выглядит и возрасту не соответствует. Мы готовились к дате, даже написали мини-очерк. Но Михаил Львович обошел нас, прислав текст, не опубликовать который было бы глупо. Очерк полежит до следующего юбилея. А пока — слово юбиляру.
Ровно десять лет назад, в канун прошлой круглой даты, я изложил читателям несколько юбилейных сентенций. Заметка начиналась так: «Согласно закону мне вручили пенсионное удостоверение, из которого явствовало, что пенсия назначена по старости. Во всем мире пишут «по возрасту», но у нас другой этикет. Оставляющий осадочек.
Итак, что во мне от старика? Ну, лысина, так она и в сорок пять была, а сейчас юноши бегают с голыми черепами. Как насчет маразма? Случившееся позавчера помню хуже случившегося тридцать лет назад, но помню! При всем том магия цифр существует: первая цифра шесть — это вам не пять и тем более не четыре. Завершишь путь в 58 лет — скажут, ему бы жить и жить. Случись такое в 63 — что ж, прожил немало».
И вот проскользило десять лет, и снова тянет порассуждать. Первая цифра теперь — семь. Красивая, но неясная, похожая на вопросительный знак. Возраст дожития? Клеймо старости? Да полно! В давнем анекдоте генсек Брежнев изрекал: «Я стар, я очень стар, я суперстар!» Вот так-то лучше, и не будем договариваться о терминах. Взамен послушаем умных людей.
«Это не старость наступила, это будущее пришло». Жванецкий. Тонко. Что-то между приговором и помилованием. «Мне было 87, я был молод и глуп». Бернард Шоу. Звучит обнадеживающе.
«Здравствуй, старость, я рад нашей встрече. Я бы мог и не встретить тебя». Губерман. Это гимн. Жизнь дается всем, старость — избранным.
Кто только из знатных сочинителей не высказывался о возрасте. Но и самому есть что сказать. Правда, чужие и собственные мысли смешиваются, их все труднее разграничить, так что извиняюсь за непреднамеренный плагиат. Можно, если угодно, гордиться прошлыми заслугами. Но жить прошлым нельзя. А как нужно? Чего ты хочешь из того, что можешь? И чего можешь из того, что хочешь?
Если бы молодость знала… Да если бы моя молодость знала, что жизнь не будет вечной, она бы не киряла и не курила, не бездельничала и не куролесила, а осмысленно занималась здоровьем, физическим и психическим, чтобы ближе к финишу не частить к врачам; усердно бы учила языки, предвидя, что рано или поздно разрешат заглянуть куда-то дальше Бреста; сызмальства откладывала бы денежку, введя это в привычку, которая окажется полезной лет через пятьдесят.
Резюме: старость зависит от твоего поведения в молодости. Если поведение было дальновидным, то ты и в почтенные лета позволишь себе что-то большее, чем можешь, так сказать, в онлайне. И тогда не приведет в уныние обращенный к самому себе вопрос: а удачно ли сложилась жизнь? И чем это мерить — процессом или итогом?
Если ты сделал карьеру, был полезен обществу, почитаем, а кем-то даже любим, а в конце жизни считаешь копейки — считать это провалом? Или если ты был в жизни никем, валял дурака, но родил успешных детей, которые обеспечивают тебе достойный пенсион, — это удача? Я таких схем сочиню две дюжины, но вердикт вынести не рискну. Но полагаю, что безрадостный эндшпиль портит всю игру.
Ладно, довольно философий, займемся практикой: как дальше жить-то? О, это не ко мне — на сей счет вы получите тысячу советов от коучей, блогеров, эскулапов и прочих продавцов воздушных шариков. Они объяснят, что мужчина определяется не годом выпуска, а сроком годности. А еще — как стареть красиво, на манер антикварных предметов вроде ломберного столика красного дерева или кресла, обитого кожей страуса. Но этим тонким искусством, увы, не владею, и в моем утреннем зеркале отражаются отнюдь не благородные артефакты, а нечто иное, хотя и винтажное. Зато, попирая актуальные тренды, я каждый день гладко бреюсь, чищу ботинки и, не поверите, глажу джинсы, размышляя при этом, что же лучше — выглядеть моложе своих лет или нормально смотреться на свои годы.
Видимо, так и буду понемногу погружаться в неизбежный — как бы его назвать поприятнее? — бальзаковский возраст. Словари поясняют, что ныне под ним подразумевается та пора, когда человек еще способен изменить свою жизнь, но при этом достаточно умудрен, чтобы не наделать ошибок. А если количество ошибок все же не сокращается, добавлю от себя, то приличествует хотя бы поднять их качество.
В общем, мужчина бальзаковского возраста — чем плохо? Главное, чтобы не бальзамического.
ДОСЬЕ
Михаил Львович Щербаченко — экс-советник мэра Москвы и председатель совета директоров концерна «Вечерняя Москва», бывший председатель Комитета по телекоммуникациям и СМИ правительства столицы, журналист, работал в «Строительной газете», «Труде» и «Российской газете». С 1996 года работал заместителем руководителя пресс-центра мэрии Москвы и главным редактором журнала «Вестник мэрии Москвы». Обозреватель «Вечерней Москвы», писатель.
Редакция газеты «Вечерней Москвы» поздравляет Михаила Щербаченко с юбилеем. Так держать! Здоровья, сил и новых свершений!
