Александр Яковлев: Человек перестроечного подполья
Его называют идеологом перестройки. Именно он организовал компанию против «принципов», озвученных Ниной Андреевой, увидев в них главную опасность того, что обвал, в который катится страна, может быть минуем.
На начало перестройки ему было уже 61 год. Для сравнения Горбачев тогда очаровывал всех именно как молодой лидер. Его ровесник – Ельцин. Яковлева они были младше на семь лет.
В партии Александр Яковлев состоял с 1944 года, годом ранее был демобилизован из армии после серьезного ранения. На ниве партийной пропаганды с 1946 года. Если измерить расстояние до перестройки, то это почти сорок лет.
В год смерти Сталина попадает в Москву, там и пошел его поступательный карьерный рост. В конце пятидесятых год стажировался в Колумбийском университете. Как результат докторская, в которой он писал о внешнеполитических доктринах американского империализма. Едва ли та стажировка оставила его безразличным, и он не впал в состояние очарованности, не потянулся, как Хрущев, за своей заветной кукурузой…
Обращает на себя внимание его резонансная статья «Против антиисторизма», опубликованная в «Литературной газете» в 1972 году. В ней уже наметилось многое из того, что аукнулось в перестроечные годы. Статья – погром почвеннического, патриотического направления мысли в советском обществе, которое как раз в эти годы восстанавливало линию исторической преемственности и шло по пути излечивания страны от раскольных рубцов начала века.
Яковлев здесь выступает в качестве идейного прогрессиста, который яростно сражается со всем, мешающим прогрессу. В семидесятые прогресс ассоциировался с новой социальной общностью, в восьмидесятые – он трансформировался в стремление к полному демонтажу этой общности…
Почвенники Яковлевым были выставлены зависимыми и ведомыми буржуазной пропагандой. Марионетками, пытающимися откопать из давно ушедшего прошлого свою утопию, чтобы с этим своим пыльным скарбом путаться под ногами прогресса. В чем-то статья сравнима со знаменитым докладом Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград». Публичная порка вывела отечественное почвенничество в маргинальную сферу. Подобный штамп восприятия действует до сих пор.
Свою погромную статью Александр Яковлев завершает духоподъемно и в лучших традициях коммунистической пропаганды, что «именно в марксизме-ленинизме как революционном учении пролетариата воплощены высочайшие человеческие духовные ценности», а «особую нашу гордость вызывает наша сегодняшняя социалистическая действительность». Очень скоро от всей этой «гордости» не останется и следа…
Сражался десятилетиями за коммунизм, потом за капитализм – какая разница. Главное не допустить реакционного патриархального. Никакой «контрреволюции»! Никакого возврата, только вперед!..
Об этом его книга «Предисловие. Обвал Послесловие», вышедшая в 1992 году и ставшая своеобразным обоснованием всей перестроечной политики, приведшей к распаду. По словам самого автора, складывалась она из заметок, которые стали появляться с 1987 года. То есть примерно в одно время с горбачевской книгой «Перестройка и новое мышление».
Центральная часть книги перестроечного архитектора - «Обвал». Название рифмуется с известной работой Александра Солженицына «Россия в обвале» написанной под занавес девяностых. «Социальный обвал» Яковлев объясняет очень просто – это «произвол преступной партийно-государственной мафии», а также «фундаменталистская ортодоксия марксизма». Схожее мнение и у Солженицына, только в отличие от него Яковлев ни о чем не сожалеет. Да, и все девяностые еще впереди…
Он не скрывает своей ненависти к большевизму, который есть «родное дитя марксизма». И в этой ненависти становится страстным обличителем. Большевизм у него – «кладбищенский крестосеятель, «крот истории», вырывший братские могилы от Львова до Магадана, от Норильска до Кушки; это основанная на всех видах угнетения эксплуатация человека и экологический вандализм». Это «фугас чудовищной силы, который чуть было не взорвал мир; это античеловеческие заповеди». Выходило, что Советский Союз фактом своего существования запустил программу уничтожения человеческой цивилизации. Ни много ни мало. Отсюда и практически религиозная одержимость, направленная на его уничтожение.
Кажется, нет грехов и пороков, которые бы перестроечный идеолог не приписал советскому обществу. При этом везде ему мерещится зловещий призрак люмпена, который, по его мнению, восторжествовал в советской системе: «политика большевизации страны существенно продвинула люмпенизацию во всех социальных слоях и категориях». Большевик у него в одном синонимическом ряду с люмпеном, с фашистом.
Люмпен-большевик, что ваш Шариков, производит «ужас и ложь, террор и лихоимство, беспредельность извращения человечности». «Люмпенизированная идеология» привела к повсеместному кризису. Люмпенизация - рак, расползающийся по общественному организму, и с этим «монстром» необходимо вести смертельный бой, пока он не изничтожил страну.
Тема люмпена и люмпенизации была чрезвычайно популярной в СМИ того времени. Утверждалось, что степень люмпенизации «достигла невероятной величины» и уже «входит в нашу генную природу». Сам люмпен пребывает на грани бешенства и находится в страхе, от проводимых реформ. Логика понятна: формировались новые элиты, поэтому необходимо было демонизировать прежние. Не случайно понятия гегемон и люмпен стали употребляться в синонимическом контексте. Постепенно подводили к знаку равенства между советским человеком и люмпеном, представляли его в качестве агрессивной посредственности.
Яковлев пишет о завершении перестройки в ее изначальном понимании. Речь уже идет «не о перестраивании, а о смене сути и характера системы, всего общественного уклада». Настойчиво утверждалось, что перестраивать нечего, надо было только сносить и «строить заново».
Один из главных руководителей советского государства настаивает, что «система нуждалась в полном сломе». Слом системы – это и есть, по мнению Яковлева, победа дела перестройки.
Смысл этого слома состоит в продвижении страны «к новой культуре, новой цивилизации». Кстати, любопытно, что перестройку в чистом виде Яковлев видел в становлении в 18 веке государства США. Тогда, по его словам, не приходилось ничего ломать отжившего и косного, а был попросту произведен эксперимент по переносу туда всего самого лучшего из европейской цивилизации. Видимо, именно поэтому и на отечественной почве после победы дела перестройки, мы получили классический Дикий Запад…
Для объяснения причин произошедшего с Россией в 20 веке Александр Яковлев использует универсальную идеологическую отмычку. По его мнению, тот же большевизм и торжество люмпена было предопределено. В России всегда выбирали между плохим и худшим. Так было всегда и иного не было никогда, поэтому «демократического решения накопленных проблем и противоречий трудно было ожидать».
Россия - «страна, в которой за тысячу с лишним лет ее истории ни одно поколение людей так и не ощутило по-настоящему вкус свободы и демократии». Ее история – движение по бесконечному кругу проклятий и повторений одного и того же. Все это предопределило «победу большевизма», который перенял все самое худшее из отечественной истории, а там дурного было предостаточно. То есть большевизм даже не ошибка, а логическое последование традиции.
Коренные причины, по мнению Александра Яковлева, заключаются в «восточной психологии» и религии, склонной к утопизму, в противоположность «прагматичной, рационалистической культуре европейско-христианской цивилизации». Здесь сыграла роль и историческая особенность государства, «целиком и полностью подчинившего себе общество, подмявшего и поработившего общество и человека, способного властвовать над ним по собственному произволу».
По его словам, перестройка стала попыткой вырваться «из абсурда замкнутого круга», что сопровождается изменением «тысячелетней парадигмы общественной жизни».
Отсюда и понятно, что хоть, по мнению Яковлева, дело перестройки и закончилось победой, но распад СССР был лишь промежуточным «триумфом». Основная и конечная цель – исправление, излечение уже всей российской истории.
Резонный вопрос: отчего в России куда бы не пошли, всегда маячит призрак этого самого тоталитаризма и повторения всего самого плохого, только в еще более ужасающей версии? В качестве единственной причины всего этого Яковлев называет «размеры страны и трудности ее социального освоения». Отсюда и шатание между жесткой централизацией и децентрализацией страны, где перспектива – распад. Территории – это проблема, открыто это не проговаривается, но вектор и логика рассуждения предельно понятна.
Себя Александр Яковлев воспринимает реформатором, а в стране проходит не что иное, как Реформация. Она призвана не просто реформировать общество и «вытащить его из трясины отсталости и нищеты», но и дать совершенно иной – «третий путь», который позволит преодолеть «порочный круг» своей истории.
В своем выступлении «Этика и Реформация» на международной конференции в Ватикане в 1992 году реформатор заявил, что «я ни за что себя не корю. Больше того, я счастлив». При этом он отмечал, что необходимо было проводить изменения в сфере идеологии «жестче и решительнее». В деле демонтажа системы необходимо было ускорение…
Яковлевская книга «Предисловие. Обвал Послесловие» стала складываться в 1987 году. Именно в этом году главная партийная газета «Правда» опубликовала его доклад «Познать диалектику перестройки». В ней ни намека на необходимость слома и демонтажа.
В докладе о перестройке готовится как о времени «самоочищения и фундаментальных перемен, продолжение в новых исторических условиях дела Октября». Это «акт творческого и целенаправленного созидания». Утверждает, что суть перестройки – программа «обновления социализма», «углубление социалистической демократии». А эта самая демократия есть не что иное как «единственно возможный способ существования социализма как общественной системы». Вспоминает и про принцип историзма, при котором «структуры нашего общества рассматривались как динамичные, развивающиеся, а не застывшие».
«Другого – не дано», - заключает Александр Яковлев в финале доклада. При этом параллельно в этот же год начинает, как утверждал, свою книгу, в которой выносит приговор системы и не жалел слов осуждения. Как такое возможно? Оказалось, возможно. Подобное двойничество было общим местом. Привычка человека подполья. То время - стало триумфом двуличия, стало обманным, что и произвело хаос и смятение в головах. Пошло это сверху. Это была не революция сверху, а распад, обвал.