В тайнике нашли накладные на осетрину для комиссаров голодающего Петрограда

31 декабря 2020, 09:12

Дом Бака 1905 года постройки на Кирочной улице в Петербурге – местная достопримечательность. Жильцы мало того, что раскрыли массу его тайн — вплоть до находки тайника с накладными на роскошную еду, которой в голодающем городе баловали себя красные комиссары, им удалось вернуть зданию утерянные исторические черты.

Найденные в доме Бака документы

Фото: Анастасия Семенович

Фотографы любят его внутренний двор с висячими галереями. У дома многотысячная группа в соцсети, десятки горожан приходят сюда, чтобы помочь жильцам отмыть дореволюционную плитку и мрамор – группа выпускала даже собственную продукцию, посвящённую дому и с его логотипом. На проект и реставрацию парадных деньги собирали буквально всем миром – хотя жильцы вспоминают, как весной 2019 года во время краеведческого фестиваля «Крайкон» председатель КГИОП (Комитета государственной инспекции и охраны памятников) Сергей Макаров, зайдя в здание и узнав о сборе пожертвований на реставрацию, сказал: «У вас ничего не получится». Необходимую сумму собрали в 2020 году. Дом смог.

Дом Бака стал примером локального патриотизма, который начинается с дома, с парадной. Когда-то здесь жили художник Лев Бакст и писатель Анатолий Мариенгоф. Нынешние жильцы, приехавшие в разное время, с удивлением узнают, что в их квартирах когда-то висели картины Ивана Шишкина, находят столетние документы в секретных нишах и с боем закрывают бордель. Активисты добились капремонта фасада, выселения захвативших офис царских времен жилищников, «выбили» из Фонда капремонта Петербурга реплику оригинальных резных деревянных дверей вместо железных. А ещё нашли в архивах документы, проливающие свет на семейные тайны жильцов, чему не все оказались рады.

С жильцами удивительно дома мы договорились встретиться во второй парадной. Уже на подходе я заметила бригаду местного телеканала. Петербургские медиа дом любят. Когда жильцы выходили к Мариинскому дворцу (там заседает парламент Петербурга) с пикетами, требуя закрыть бордель, который находился в одной из аквартир, в городе это стало событием – как и борьба за лепнину при капремонте фасада. Хотя местная обитательница Галина Сухарева, с которой мы встречаемся, говорит, что ратуют за историю дома далеко не все жильцы.

Бордель, который работал в доме много лет, закрыть удалось. Ирония в том, что рабочее место участкового находится буквально в соседнем доме. Но пока жильцы Дома Бака не взбунтовались, «гнездо разврата» никто не трогал.

Тайная комната

Мы заходим в помещение с низким потолком, не распакованными новыми деревянными дверями, несколькими столиками и стульями. Как раз по соседству с этой комнатой и был злосчастный бордель. «Изначально это было подсобное помещение для богатой роскошной квартиры на втором этаже, — рассказывает Галина Сухарева о комнате, где мы разговариваем. — Знаем мы о ней в основном из воспоминаний военного министра Российской империи Александра Фёдоровича Редигера. Он, наверное, был первым служащим такого ранга, который решил въехать не в служебный особняк, а снять квартиру в обычном доходом доме.

Николаю II такая идея показалась подозрительной – он переживал по поводу ценных бумаг, которые неизбежно есть у человека при такой должности и которые, получается, оказывались в обычном доме. Редигеру пришлось его убеждать, что бумаги будут в отдельном помещении, под присмотром писарей. К тому же хозяин дома – издатель

газеты кадетов (владелец дома Юлиан Бак издавал «Речь»), и это тоже служило какой-то гарантией. А напротив были казармы жандармского дивизиона.

Все это позволило доказать Николаю II, что место достаточно безопасное. В результате в небольшой комнатке разместилась писарская. Такой «офисный» характер помещения сохранялся и дальше, в дверцу в стене, за которой было техническое помещение, обитатели писарской сбрасывали черновики, обрывки бумаг – но для нас это теперь бесценные документы.

«Основные документы относятся к Южной горно-заводской биржевой артели, — уточняет председатель совета дома Марина Жукова. — С ней был связан один из известных жильцов, Александр Ауэрбах – крупный горнодобытчик».

Камин в одной из квартир. Источник: Сообщество «Кирочная, 24» ВКонтакте

— Как вы находите информацию о предыдущих жильцах?

— Начинать было очень сложно, потому что у нашего дома не сохранились домовые книги, – продолжает Галина Сухарева. — В отличие от соседних домов, где они сохранились, но не нужны жильцам. Поэтому для начала я обратилась к телефонным книгам.

Потом в архиве удалось найти закладные документы. До революции дома часто перезакладывали, составлялись подробные оценочные описи квартир: сколько в каждой было комнат, простите, даже ватер-клозетов. И кто арендовал помещения. Причём банковские клерки так же, как и сейчас, сильно занижали стоимость. В этом документе была подробная опись жителей, среди них уже были знакомые фамилии – мы с ним очень долго работали, и сейчас продолжаем, не всех ещё нашли.

Тогда уже нам написали из Америки потомки брата первой хозяйки дома, Анны Ильиничны Бак. Они прислали фотографии ее и её дочери. Это потрясающая коллекция. Последняя фотография – предвоенная, Анна Ильинична умерла в блокаду здесь, в Ленинграде.

Но семья настолько прочно об этом доме забыла и, что, когда внучатый племянник домовладельца Юлиана Бака бывал здесь в 60-х годах – ездил к учительнице французского – он понятия не имел, что его предки владели домом до революции.

Наверное, это из чувства самосохранения. Потому что в доме жила ещё одна семья – они купили у Баков участок земли недалеко отсюда, выстроили свой доходный дом. В итоге отца расстреляли в революцию, а мать с дочкой отправили в ссылку в Саратов, где мать, видимо, и умерла в тридцатые годы. И это все – просто за то, что являлись бывшими домовладельцами».

Документы о разводе как «оскорбление памяти»

Галина рассказывает, с каким увлечением ищет документы о судьбах самых обычных людей – не знаменитостей, которых в доме было немного, а простых горожан. Именно бытовые истории, по её словам, получают самый тёплый отклик.

«История у нас тяжёлая. Даже в семьях обычно не все свою историю знают. Например, я нашла интересные документы о разводе в 25-й квартире. Люди разводились в 1918 году – как и многие тогда, после революции был бум разводов. Наверное, многие условности отпали, люди решили жить, как хочется, не притворяться больше. Тогда хозяин соседнего дома, например, бросил все и уехал в Москву с любовницей.

Отреставрированная историческая дверь в квартиру

Фото: Анастасия Семенович

И вот нашлись потомки тех, о ком шла речь, им моя находка очень не понравилась, хотя я опубликовала просто архивные документы без комментариев. По документам – житейская история. У женщины начались новые отношения, муж, видимо, был очень недоволен, развод не был доброжелательным. Он обвинил её в супружеской измене, была процедура, приходили свидетели и рассказывали, что такая-то живёт с таким-то мужчиной как муж с женой. И это ужасно оскорбило потомков. В семье об этом ходила другая история.

— А потомки – от той изначальной семьи или от следующего брака?

— Потомки обнаружились с двух сторон, и все они недовольны. Говорили, что это оскорбление памяти, хотя документы были разные — в том числе хвалебные служебные характеристики.

Как соседка спасла жизнь в блокаду

Интересную семейную историю рассказывает Алла Ломп. Она говорит о своей бабушке, которая много лет буквально каждый день рассказывает про Дом Бака и его обитателей – хотя уехала оттуда в 80-е, выйдя замуж. А когда-то на неё сильно повлияли соседи – выходцы из дворянства.

— Бабушка, Алла Фролова, прожила на Кирочной лучшие годы – детство, юность. – Рассказывает ее внучка, тоже Алла. – Она жила в квартире №27, в первой парадной. Заселились туда в 1942 году, когда освободилась одна комната после смерти жильца в блокаду. Поселилась родная сестра бабушки Марфа Беликова.

Мама бабушки, расставшись с мужем, в 1945 году стала жить с сестрой, у которой муж в войну умер. Так и получилось, что у двух женщин был один любимый ребёнок. Тётя бабушки в блокаду устроилась работать в кинотеатр «Спартак», и это спасло ей жизнь, потому что она получила дополнительный паек. Получилось это так: Марфа Николаевна шла зимой домой, у неё был кулёк с крупной, кажется, это было пшено. И она по дороге съела всю крупу, настолько сильным был голод.

— Прямо сухую крупу?

— Да, прямо так. А на лестнице дома у неё случился приступ, она упала в обморок. И соседка из квартиры №28, Маргарита Юльевна, помогла ей и даже пристроила в больницу, хотя тогда это было очень тяжело. А после выписки соседка помогла Марфе Николаевне устроиться в «Спартак» — она сама там работала в библиотеке.

Сама Маргарита Юльевна была француженкой, её из Франции привезли Кипарские, в доме жили такие дворяне. Потом женщины дружили до самой смерти.

«Соседями моей бабушки, её мамы и тёти по коммунальной квартире были Лавровы, семейная пара, дворяне. –продолжает Алла. — Детей у них не было, и они заменили моей бабушке старших родственников, которых у неё не было. Учили её читать, заниматься рукоделием, готовить французские блюда. В квартире у них был камин, много антиквариата и медная ванная, которую бабушка вспоминала как незабываемое зрелище. В детстве она даже думала, что ванная из чистого золота!»

Уникальные витражи

Фото: Анастасия Семенович

«Захват» комнаты и бой за ключи

Но вернёмся в писарскую военного министра. Мне сразу показалось странным, что помещение не «захвачено» кем-то. В старом фонде (так называют дореволюционные дома в Петербурге) общедомовые помещения часто незаконно переделаны в жилые – так получились многочисленные мансарды, сделанные из чердаков. Я спрашиваю об этом Галину Сухареву и Марину Жукову.

— Обычно в таких домах похожие помещения из жилых незаметно переоборудуются под жилые. Почему здесь этого не произошло?

— А тут именно так и произошло, – подтверждает подозрения Галина Сухарева. — Ещё два года назад здесь жили сотрудники жилкомсервиса. Пользовались водой, электричеством, общедомовой канализацией, ничего не платили. По слухам, они снимали эту площадь за тридцать тысяч, кому эти деньги поступали – откуда знать. Марина буквально вырвала у ключи от помещения у ЖКС.

— Как это «вырвала ключи»?

— Именно так все и было, очень тяжко. Они не хотели уходить.

Это помещение не может быть жилым – оно исторически нежилое, по сути, это офис. Факт, что это не жилой фонд, доказать очень легко, – поясняет Марина Жукова. – Здесь не предусмотрена ванная, кухня. Тут были лифтеры, дворники. Потом, в 90-е, как-то «по-серому» здесь поселились люди. Хотели приватизировать, но не успели. Сейчас помещение, по сути, повисло без статуса и никому не принадлежит. Если найти несоответствие в документах, надо писать в КИО (Комитет имущественных отношений Петербурга) и спрашивать: «Ребята, а почему наша общедомовая собственность находится в вашем распоряжении?» Мы так и сделали. Обратились к тогдашнему главе жилищного комитета, он и сказал: «Отдайте ключи». А жили здесь, на мой взгляд, в нечеловеческих условиях.

— А сколько человек тут жили?

— Я точно не скажу, мы сюда не заходили, пока нам официально не отдали ключи. Тут была женщина с маленьким ребёнком. Потом мы снимали слои влажных обоев, под которыми и нашли люк, за которым оказалось больше ста исторических документов. Например, накладные на мясо и осетрину – хотя речь про 1918 год, город голодает уже давно, ещё с войны. А у нас тут осетрина, шоколад, клубника. Все это поставлялось в комиссариат торговли на Английской набережной. Но потом все комиссариаты переехали в Москву – видимо вместе с осетриной и клубникой.

К слову, документы нашлись в нише, в которую с другой стороны – через дырку в полу в злосчастном борделе – бросали современный мусор. Поэтому столетняя пыль и исторические документы немного смешались с современными чайными пакетиками. Но это далеко не все сюрпризы дома.

Фото: Анастасия Семенович

— В квартире Марины когда-то висела картина Ивана Шишкина, мы об этом узнали недавно, – вспоминает Галина Сухарева. — Я нашла в архиве документы о вскрытии квартиры в 1921 году.

— Что значит «вскрытие»?

— Она стояла закрытой после того, как последние арендаторы отбыли за границу. Власти долго ждали, вдруг кто-то вернётся. Не было такого, что вчера вы уехали, а сегодня в квартиру ворвались и все обчистили. Вскрывали, описывали все имущество, в описи оказалась картина Шишкина.

— А сейчас она где?

— Не знаю, наверное, в Русском музее – если не забрали в частную коллекцию. Всё это свозилось на склад, документы очень подробные и конкретные. Тогда ведь все распределялось: была идея, что конфискованные вещи надо распределять среди нуждающихся. И это была большая работа в те годы, потому что промышленность стояла, ничего не было. Рациональное, даже гуманное зерно в этом было, ведь пусть лучше шуба кого-то греет, чем гниёт, например.

«Домашний» патриотизм

Тут я предлагаю поговорить про дела современные – ведь Дом Бака стал городской легендой не только из-за истории, но и из-за умения отстаивать артефакты.

— Давайте поговорим о том, что происходит сейчас. Как вы приводите дом в порядок? Многие ли в этом участвуют?

— Мы пытаемся приводить дом в порядок, – говорит Галина. — В людях — большая инерция, ведь для многих комфорт кончается в своей квартире. А то что за дверью: «Не моё, ко мне не относится». Но все равно, если сравнить состояние парадной сейчас и пятнадцать лет назад – это день и ночь. Прогресс идёт, у нас стало чище, люди обращают внимание на то, где они живут. Нам очень помогают волонтёры, люди, которым интересна история и архитектура. У нас очень хорошо отмыты витражи – чистые, волшебные. Мы отмыли историческую плитку на галерее, был большой отклик. Боимся навредить – постоянно консультируемся со специалистами.

— С самого начала помогали и выпускники Академии Штиглица, и архитекторы, – добавляет Марина Жукова. – Нас консультирует Институт культуры, специалисты кафедры экспертизы и реставрации.

Когда мы хотим не просто отмыть, а восстановить тамбур в парадной, нам нужно заказывать проект, делать все в рамках федерального закона №73. Это тяжелейший закон с точки зрения реализации, это дорого и долго, но при всех его побочных эффектах это, наверное, лучший путь. Нужно иметь проект и методики прежде, чем что-то делать. Так что мы проходим этот квест. Как оказалось, деньги собрать быстрее, чем сделать проект. Средства у нас уже есть. Наверное, это в каком-то смысле патриотизм, который начинается со своего дома, с себя.

Женщина рассказывает, что из-за привязанности к дому даже отказалось от высокой должности в крупной компании – новая работа предполагала переезд в Москву, а она бы не смогла расстаться с домом.

— Мы смогли собрать два миллиона пожертвований, – добавляет Галина Сухарева. – Представляете, два с половиной миллиона на реставрацию чужого дома. Это говорит о том, что людям хочется участвовать в таких проектах, есть запрос на сохранение истории.

Когда музей Бродского мешает жить

Женщины говорят, что им пишут жильцы других старинных домов – именно как экспертам по «квесту» с бюрократией. Как выяснилось, знаменитый Дом Мурузи (который находится недалеко) с ещё более знаменитым музеем Бродского – не так уж рад открытию мемориальных комнат.

— Вы упоминали, что к вам обращаются жители других домов из старого центра города. Расскажите о таких ситуациях: кто, почему пишет?

— У меня большой опыт общения с госструктурами, чиновниками, бюрократией, – говорит Марина. — Нам пишут, например, жильцы Дома Мурузи, где буквально сегодня открывается музей Иосифа Бродского «Полторы комнаты». Это считается позитивным городским событием, но музей открывается с нарушением всего, чего только можно.

Там разбили звукоизоляционные перегородки, в квартире над музеем слышно все, что там происходит, потому что там стоят усилители звука и ходит много людей. Кроме того, по закону у музея должен быть отдельный вход, но его нет.

И, с одной стороны, нам тоже симпатична идея музея Бродского, с другой, мы помогаем жителям, которые в этой ситуации оказались крайними и к которым уже приходят с предложениями выкупить их квартиры. Вроде дело благое, и музей чуть ли не мирового значения, а по факту мало чем отличается от борделя, с которым мы тут боролись.

Марина рассказала и свою семейную историю: она родилась в Доме Бака, семья оказалась тут после войны. Раньше жили на углу Маяковского и Некрасова, но, когда вернулись из эвакуации, старую квартиру заняли партийные шишки.

Семье Марины предложили мансарду в Доме Бака. «Дедушка зашёл, увидел город из окна и сказал: остаемся». Женщинам не так нравилось – они видели крыс, разруху, разбитую квартиру, которую, по сути, надо было строить заново. И процесс, как видим, продолжается – дом по-прежнему отстраивают. Возможно, когда-нибудь он станет таким же, как прежде – с витражами, коваными розами на шахте лифта, красными ковровыми дорожками, зеркалами, с цветами на галерее.